Дочь Лебедя - Бак Джоанна (книги регистрация онлайн txt) 📗

— Ну и во что вы верите?

Он остановился и посмотрел на меня.

— Во что я верю? Вы имеете в виду, хожу ли я в церковь? — Он начал смеяться. — Верю ли я в непорочное зачатие?

«Внимательно следи за своими действиями», — сказала я себе.

— Нет, я совсем не это имела в виду. Вы верите в магию?

Мне нужно было выражаться очень точно, чтобы не быть похожей на колдунью.

— Некоторые мои знакомые верят, — ответил он. — Но я обычно не прислушиваюсь к их советам.

— И я тоже. — Я старалась не спорить с ним. — Но разве вы не хотите узнать будущее?

— Однажды на улице ко мне подошла цыганка, — сказал Андре. — Она дала мне свою карточку. Я сохранил ее, потому что думал, что, может, напишу ее портрет, она была такой уродливой… Может, она сможет сделать для вас что-нибудь хорошее?..

Он пошел, чтобы принести мне карточку. Это была первая вещь, которой он решил поделиться со мной, и мне стало не по себе, когда я положила ее в карман. Но в гороскопе предлагалось воспользоваться советом того, с кем работаешь. Когда я пришла домой, я прикрепила карточку к стене.

На следующий день я подумала: может, в гороскопе говорилось, что стоит посоветоваться с отцом, потому что я работала с ним. Мне было особенно не о чем советоваться — Феликс проводил в моей постели почти каждую ночь, но что-то явно менялось… Делаборда не было, и я могла заняться собственными делами и пошла к отцу.

У магазина стоял фургон, и двое мужчин в униформе только что поставили деревянный ящик на тротуар. Я подождала, пока они не подняли его и не внесли в магазин. Мишель был внутри и подписывал какие-то бумаги. В стакане горела зеленая свеча, от нее исходил приятный запах сосны.

Дорожки на полу, сделанные из кокосовых волокон, и медные полоски, которые не позволяли им сбиваться, теплые блики на товарах были такими мирными и успокаивали. На подоконниках стояли головы божков из полированного камня, маска фараона и высокая изогнувшаяся девушка в развевающемся платье. Посредине зала на пьедестале стоял торс мужчины, одна рука была протянута вдоль тела, а вторая как бы отсутствовала, ее не было видно за приподнятым плечом. Это мог быть Давид с головой Голиафа, или же Персей с головой Медузы, или же просто Дионис, державший гроздь винограда. Нет, это тело было слишком хорошим для Бога вина и разгула…

— Флоренс! — Мод вышла из задней комнаты.

— Где отец?

— Он в Лондоне, — сказал Мишель, подошел и поцеловал меня. — Но должен вернуться сегодня.

На столе лежали журналы по искусству, я их начала листать, пока Мишель занимался с покупателем. Я нашла в журнале рекламу на целую полосу от «Джекоба Эллиса и К°». Мишель показывал мужчине маленькую деревянную статуэтку египетской женщины, которая довольно давно была в лавке.

Мужчина взял ее в руки, повернул, погладил ее раскрашенный парик и сказал:

— Мерси.

Он отдал ее Мишелю и вышел.

Мод принесла нам чай в разнокалиберных чашках, и Мишель заметил, что этого не следует делать, а она ответила:

— Флоренс своя, и это не имеет никакого значения.

Мы макали печенье в чашки, и Мод ненавидела это. Мишель спросил, поеду ли я с ними в Венецию.

— Я еще не знаю, — ответила я. Журнал все еще был открыт на картинке с изображением гермафродита.

— Где эта скульптура? — спросила я.

Мишель махнул рукой по направлению к двери.

— Не здесь.

— У Эрги? — продолжала спрашивать я.

— Может быть, но не будь такой любопытной. Когда ты будешь знать, поедешь ли ты с нами?

— Мне не нравится Эрги. Он что, хочет, чтобы я занялась контрабандой, почему он затеял разговор об украшениях?

— Ничего особенного, ты уже делала это раньше, — заверил меня Мишель.

Я вспомнила, как в первый раз возвращалась из Рима — моя сумка была набита какими-то салфетками.

— Здесь есть что-то, что я привозила оттуда?

Мишель не смотрел на меня.

— Нет, все продали давным-давно.

Я встала и посмотрела на витрины. Я прекрасно умела задавать идиотские вопросы еще ребенком и как-то спросила, говоря по-английски, как будет называться яблоко на английском языке?

— Здесь есть что-нибудь подлинное? — небрежно поинтересовалась я.

Мишель подпиливал ногти, закинув ногу за ногу. Он не ответил мне. Я подошла к конторке.

— Ну, так как?

— Ты должна сама понять, ты росла среди этих вещей, — ответил он, глядя на ногти.

— Но я никогда не изучала как следует историю искусств, — заметила я. — Я только знала, что есть в магазине.

— Ты ведь бывала в Лувре, — был его ответ.

— Я ненавижу его, он воняет грязными волосами, мокрой одеждой и школой. Мишель, ответь мне все-таки, есть ли здесь хоть что-то подлинное?

— Почему ты задаешь такие вопросы? — тихо сказал он.

Он позвал Мод и попросил сходить на почту.

— Сейчас? — спросила она.

— Да, — сказал он. Она выглянула в окно и пошла за своим плащом.

— Он вам не понадобится, — сказала я. — Сегодня хорошая погода.

— Никогда ничего нельзя знать заранее, — ответила Мод. Мишель отдал ей пачку конвертов со своего стола.

Когда она ушла, он взял меня за руку и подтащил к витрине, указывая на выставленные там вещи.

— Третья справа, и всадник, и голова фараона на стене. Они — настоящие.

— А остальные? — спросила я. Ответа не последовало. Мишель молчал. Я посмотрела на него.

— И больше ничего? — снова повторила я. Опять молчание.

— Но это же лучшая лавка в Париже, — сказала я. — Она всегда была самой лучшей.

— Я считаю, что твой отец сделал целый ряд ошибок, и я не смог остановить его, — продолжал Мишель. Его последние слова были самыми странными и страшными. «Он все придумал! — подумала я. — Он все придумал, или же он — предатель».

— Ты говорил отцу, что ты об этом думаешь?

— Он не слушает. Я бы тебе ничего не сказал, если бы он выслушал меня.

Я гордилась, что он доверяет мне. Я презирала его за то, что он предал отца, и не знала, что ему сказать, потому что я ни в чем не была уверена. Мы оба вернулись к его столу, как будто витрина сказала нам достаточно. Я показала на черные керамические горшки на стеклянных полках за спиной Мишеля.

— Но это же настоящий Буччеро, — заявила я. Джекоб рассказывал мне о Буччеро, о его странной легкости, о потрясающей черноте.

— Буччеро, — улыбнулся Мишель. — Что ты знаешь о нем?

Я была рада, что он спросил меня. Я показала на черный горшок.

— Седьмой век до Рождества Христова. Этруски. Это глина очень тонкая и черная.

Я улыбнулась Мишелю. Он утвердительно кивнул. Мне понравился этот жест, и я продолжала:

— Глина была такой пластичной, что мастера делали вещи, похожие на серебряные. Вы всегда можете отличить настоящий Буччеро седьмого века, потому что вещи очень легкие, как хороший фарфор. Так говорил отец. Правда?

Мишель опять кивнул.

— Молодец, теперь возьми этот кувшин.

Я взяла его в руки, он был очень тяжелым.

— Видимо, более поздний период, — заметила я. — Может, это были кувшины не для богачей, а для бедноты.

Мишель отрицательно покачал головой. Я говорила все быстрее и быстрее.

— Более поздний Буччеро все равно внутри тоже черный… — Я перевернула кувшин, на донышке был прикреплен ярлык — «Буччеро, этруски, VII век до Рождества Христова».

Мишель взял у меня из рук кувшин. Он отвел руку назад и сильно стукнул им по краю стола. Отвалилось горлышко. Вокруг разбитого края было ожерелье из ярко-розовой глины.

Я уставилась на это розовое пятно.

— Как ты мог это сделать?

Мишель захохотал и сильно ударил остатками горшка о ножку стола, треугольные куски, как шкурка апельсина, посыпались на пол.

— Есть еще очень много таких же кувшинов, — сказал он по-английски. Он придвинул корзину для мусора к себе ногой и бросил туда осколки.

— Что это значит? — спросила я.

— Твой отец стал очень жадным. Ты понимаешь, спрос и предложение. Или, может, он был таким и до этого, но старался сдерживать себя.