Фея (СИ) - "Witch Rocks" (онлайн книга без TXT) 📗

      — Все хорошо, мы едем в наш дом.

Слишком

      Всё было слишком хорошо. Слишком. Миша привёз меня в съёмную квартиру в довольно хорошем, но незнакомом мне районе. Я не буду вспоминать ту квартиру, но хочу сказать, что это был наш дом. Дом, где было комфортно нашим душам и сердцам. Это и есть дом. Одно хочу вспомнить — балкон. Именно на балконе мы проводили очень много времени вместе.

      Огромный балкон, полностью застеклённый, со стеклянными дверями во всю высоту и ширину балконного помещения. Там были форточки и жалюзи кремового цвета. Кожаный диван для двоих, полка с моими любимыми книгами, журнальный столик с кофейником на нём и парой пачек сигарет. Ещё в углах стояли горшки с цветами. Петуньи и фиалки. Мои самые любимые. До сих пор удивляюсь, как он смог их запомнить, но это уже и неважно.

      Этот балкон стал моим убежищем. Как от него, так и от самой себя. Бывало, что я спала на диване, когда мучилась приступами из-за триггеров*. Это было невыносимо. Я задыхалась, бежала на балкон, чтобы высунуться в окно, жадно ловя ртом холодный, морозный воздух. И успокаивалась.

      Мы отметили вместе Новый год, собрав друзей и близких. Я познакомила Мишу с родителями, как своего парня. Через несколько дней я познакомилась с его отцом. Это была не очень приятная первая встреча, но даже после стольких размолвок с ним или самим Мишей я очень хорошо общаюсь с Романом Евгеньевичем.

      Так проходили минуты, дни, часы, недели. Мы просто наслаждались друг другом. Праздники отмечали вместе, встречались с друзьями, гуляли, ездили вместе в универ, встречались на совмещенных парах. Это было дообеденное время.

      После обеда начинался кошмар, омрачивший мою личную жизнь. Мой парень пропадал на тренировках, уже не возил меня на терапию к психиатру, в универ мы добирались по раздельности. Какой-либо близости после той, что была в ванной комнате номера отеля, не было за это время. Я не могла психически отойти от ужаса. Постоянно пугалась резких движений, громких звуков, каких-то ощущений и эмоций, событий, вызывающих чувство дежавю.

      Я начала бояться тёмных помещений, пустых и длинных коридоров, абсолютной тишины, зеркал и даже раздеваться. Просто не могла смотреть на своё голое тело под струями воды. Мне мерещились синяки, небольшие гематомы, а на запястьях постоянно виделись порезы и ссадины.

      Было невыносимо. Но хуже всего было образующееся одиночество, медленно уносившее меня от социума.

      Родители ничего не знали и ничего не узнают. Никогда. Саша приходит ко мне каждый день, стучит в дверь, но я не открываю. Просто не могу. Так мы сидим: между нами входная дверь квартиры, в которой я живу со своим парнем, я сижу на полу, опираясь об эту дверь, слушая её голос, доносящийся с лестничной клетки.

      Она каждый раз рассказывает какие-то смешные истории и ситуации, пытается войти в эту дверь. Не знаю, почему не пускаю её. Думаю, всё из-за того, что, если я её увижу, я разрыдаюсь и вспомню, как она меня обнимала, когда всё закончилось. Утешала, вытирала слёзы. Понимаю, что это вообще не по-дружески, и я хреновая подруга. Но ничего не могу с собой поделать, я делаю то, что чувствую.

      Миша стал возвращаться поздно ночью, почти под утро, когда я уже спала. Или делала вид, что сплю. Я уходила на учёбу, когда он спал, а когда приходила домой, его уже не было. Так было пару недель, а потом я стала замечать, что он приходит домой, скидывает обувь и сидит на кухне. Я не могла понять, что там происходит, пока в один день не услышала звук битого стекла. Я около часа рыдала в спальне: приступ настиг меня, когда я от него скрывалась примерно неделю.

      А потом мне захотелось выйти на балкон. Возможно, это было моей самой большой ошибкой. Я вышла на холодный балкон в одной шёлковой пижаме, состоящей из шорт и рубашки чёрного цвета. Окна были открыты во всей квартире, отчего сквозняк был сильным.

      Я поёжилась от холода и продолжила идти в сторону балкона. Открыв стеклянную дверь на распашку, я так и осталась стоять в проходе, удивлённо глядя в сторону журнального столика. Рядом с ним на коленях стоял Миша и наклонился над чем-то, чего я не видела, так как парень стоял ко мне спиной. Подойдя ближе, я увидела, как Смирнов собирал испачканными кровью руками стеклянные осколки разбитой вдребезги фоторамки.

      Фотография, которую нам подарили Рита и Гарик на Новый год, где меня и моего любимого человека запечатлели в день моего рождения, обнимающихся и счастливых, валялась под битым стеклом. И фотография, и фоторамка были дороги мне. Фоторамку подарили крёстные родители, которых я обожаю всю свою жизнь. И я планировала передавать её своим детям. Но, видимо, не судьба.

      Я услышала всхлипы. И эти всхлипы были точно не мои, хоть с моих глаз капали слёзы на холодный кафель. Единственная дорогая мне вещь, доставшаяся от самых близких людей, была сломана. Миша плакал, пытаясь собрать по кускам фоторамку, от которой ничего кроме небольшой фигурки не осталось.

      Пару секунд спустя его плач превращался в рёв раненного зверя. Я не знала, что произошло, почему разбилась рамка, почему он в крови, почему плачет. И это неведение вводило меня в ужас. Я чувствовала, как меня накрывала волна, я задыхалась от безысходности. Опустилась на колени рядом с ним и собирала осколки в ладонь.

      — Прости меня, прошу, прости, — его голос надрывался. Эти слова прорвали плотину, которую я строила месяцами. Я сидела, вытирала мокрые щёки, параллельно собирая осколки.

      Я молчала, а он продолжал просить прощения, как будто убил меня или сломал, как самый ужасный монстр ломает людей. Я не понимала, что такого случилось, что его накрыло таким отчаяньем. Это было странно, слишком странно.

      Я заставила его бросить стекло и пойти в ванную комнату, чтобы промыть и обработать его руки. А сама выкинула стекло, оставив ту разломанную фигурку, положив её в карман пижамы. Я подмела на балконе и высунулась в окно, погрузившись в свои мысли. Ветер гулял по балкону, колыхал страницы журналов на столике, листья домашних растений.

      Я обернулась и окинула взглядом помещение. Внимание привлекла фотография, упавшая куда-то в угол. Я подошла и присела возле неё, рассматривая. Фотография, сделанная на профессиональную фотокамеру, красиво обработанная, каким-то образом согревала мне душу. Я тогда не заметила, что верхний край был надорван в том месте, где моя голова соприкасалась с его грудью, немного разделяя нас.

      Я взяла фотографию с собой и отнесла её в спальню, положив на кровать. Ванная находилась напротив спальни за белой дверью. Это была небольшая комната с ванной, умывальником, полками и шкафчиком. Умывальник стоял рядом с ванной, на которую присел Миша. Я прищурилась от яркого света, ослепившего меня. Лицо Смирнова раскраснелось; он продолжал вытирать мокрые от слёз щёки, пачкая кровью лицо.

      Больше он ничего мне не говорил, но я безумно желала, чтобы он говорил. Говорил, какая я размазня, потому что плачу, шутил свои смешные и аморальные шутки, жаловался на усталость, когда мы ещё не начали отдаляться друг от друга. Злился, когда узнавал от кого-либо, что меня забирал из университета Гарик, что я иногда гуляла с Жориком и Артёмом. Но сейчас он молчал, даже не извинялся.

      От парня разило алкоголем, сигаретами и чем-то ещё. Я не могла распознать этот запах. Он был слишком знакомым, но в то же время до одури неизвестным. Я убрала руки с его лица и положила их в раковину. Взяв полотенце с полки, я намочила его холодной водой и принялась вытирать красные щёки, лоб, нос. Пока я вытирала лицо своего парня, он отмыл руки.

      Я думала, что он просто порезался об осколки рамки, но костяшки пальцев были стёрты, бровь немного рассечена, нижняя губа опухла. Я заставила его снять футболку с длинными рукавами. На правой ключице наливался сине-фиолетовым цветом синяк, пара гематом образовывались в районе рёбер и живота. Я услышала резкий выдох, когда провела пальцами по гематомам. Продвигая руку выше, очерчивая его выпирающие рёбра, я постепенно отпускала свой страх близости.