Женская сущность - Григ Кристин (книги без сокращений .TXT) 📗
Ее теплые губы коснулись его губ. Он больше не сопротивлялся и поцеловал её.
– Ник.
Он снова подумал об этом нелепом имени и о том, как сладко оно теперь звучит для него. Нежное, милое имя, как ее поцелуй. Оно вылитое она. Оно принадлежит ей, а она ему. Она будет его.
– Радость моя, ты понимаешь, что делаешь?
Вместо ответа сладкое посапывание. Александр улыбнулся. Его красавица Ник, заторчавшая от лекарств. Ник, заснула в самый щекотливый момент – оно и к лучшему. Он со вздохом прижал ее к себе. Будет она что-нибудь помнить завтра? Или возненавидит его? Захочет ли его? А если со сном все улетучится, что он будет делать?
Она положила на него здоровую ногу. Александр почувствовал, как на лбу выступили капельки пота. Он досчитал до десяти по-гречески, по-английски, на всех известных ему языках. Затем с превеликой осторожностью перевернул ее на спину, поцеловал, выбрался из постели и на цыпочках удалился.
Ник открыла глаза. Комната была залита светом. Ее мучила жажда, голова раскалывалась, нога болела так, будто на ней всю ночь воду возили.
Еще бы. Дождь. Тротуар. Больница. А что потом? Она нахмурилась. Дальше провал. Смутный образ. Может, пара. Александр несет ее в машину. Александр несет ее в дом. На периферии сознания еще какие-то смутные видения. Ночь. Эта кровать. И крепкое горячее тело прижимается к ней.
Что за безумные сны? И что она делает в этой комнате? Она присела, откинувшись на подушки, запустила пальцы в волосы. Из окна разгоряченное голое тело овеял ветерок.
Голая? Она никогда не спит голой. Всегда в чем-нибудь. Обычно в тенниске или в хлопковой ночной рубашке, а сейчас на ней ничего, кроме трусиков.
Она натянула одеяло до подбородка. Потом отбросила его и посмотрела на ногу. Гипса нет, только эластичный бинт. «Слава Богу. Не перелом. Вероятно, небольшой вывих», – решила она, опуская ноги на пол.
Ее пронзила невыносимая боль. У нее бывали растяжения. Разве было так больно? Она вспомнила свой последний прыжок на фале. Один парень неудачно приземлился. Без перелома, сильный вывих, но ему пришлось пролежать несколько дней.
Но нельзя же лежать и ждать, когда кто-нибудь соизволит явиться и сообщить ей диагноз. И почему она в этой комнате? Почему голая? Как отсюда выбраться?
И почему из головы не идет крепкое жаркое тело, прижимающееся к ней?
Ах, если бы память подсказала. О том, что было после дождя. Машина. Больница. Ее несет на руках Александр. В свою машину. В эту спальню. В эту постель.
– Kalimera sas.
Ник резко натянула одеяло до подбородка и повернулась к двери. И тут же облегченно рассмеялась.
– Доброе утро, Петра. – На нее с улыбкой смотрела экономка Александра.
За время пребывания здесь они нашли общий язык – смесь из греческих слов, которые успела усвоить Ник, и английских, которые знала Петра, но в основном пользовались жестами. Может, со стороны дико, но они прекрасно понимали друг друга.
Петра подняла брови и показала головой на дверь в ванную.
– Banyio, a?
– Да-да, banyio, точно… только… – Как сказать «голая»? Ник выше натянула одеяло, показывая на него пальцем. Петра недоуменно посмотрела на нее, но тут же понимающе заулыбалась, жестами показывая, что ее вещей нет.
Должно быть, их постирали. Ник обдумывала, как попросить Петру сходить в ее домик и принести что-нибудь из одежды. Но Петра подошла к стенному шкафу и извлекла из его недр темно-синий халат. В гостевом домике была пара белых ворсистых халатов. Уж не в комнате ли она для гостей в доме Александра? И этот халат для… Ник взяла халат и принюхалась. И застыла. Нет. Это халат Александра. Этот мускусный дух, смешанный с морским запахом. Это его запах. Спать в таком халате все равно что спать в его объятиях.
Его руки обнимали ее всю ночь.
– Banyio? – снова повторила Петра.
Ник кивнула и, опершись на руку Петры, заковыляла в ванную.
Она приняла душ, высушила волосы. От Петры не было никакого толку. На все ее вопросы, кроме мыла да шампуня, она только пожимала плечами. И Ник сдалась. Ей ничего не удалось выяснить о ночных событиях.
– Ну ладно, – махнула рукой Ник, которую Петра расчесывала. – Теперь мне нужна палка. – И она попыталась мимикой и жестами изобразить тросточку.
Петра кивнула и произнесла вполне членораздельно по-английски, что ей надлежит оставаться здесь. При этом экономка сослалась на мистера Татакиса, из чего Ник поняла, что она под домашним арестом. Она пыталась объяснить доброй женщине, что Татакис ей не указ. Петра не поняла. Ник опять махнула рукой.
– Ладно, вы тут ни при чем. Не ваша ведь вина, что вы служите у диктатора. – И попросила кофе.
Это Петра поняла и отправилась на кухню. Через минуту вернулась, таща на подносе кофе, сок, тосты, фрукты, яичницу с беконом. Ник игнорировала все, кроме тоста и кофе. Петра принесла две чашки. Уж не собирается ли присоединиться к завтраку хозяин собственной персоной? Не у него ли она должна просить соизволения покинуть комнату?
Чтоб он провалился!
Ник подняла поднос с колен, поставила его на прикроватную тумбочку и огляделась. Кровать, ночной столик, кресло, комод, дверь. Отбросив одеяло, она встала, балансируя на здоровой ноге. Не такая уж она беспомощная. Мистер Татакис ошибается. Он все еще сердится на нее за то, что она не выполняет его приказы? А как же насчет утренних переговоров? Она отчетливо помнила все до мельчайших подробностей: как он рявкнул на нее в конференц-зале, как…
– Черт побери, что ты делаешь?!
Ник от неожиданности вскрикнула, резко повернулась к двери, замахала руками и рухнула бы на спину, не подхвати ее Александр.
– Что за несносная женщина! – в сердцах воскликнул он. – Тебе нельзя доверять.
– Это я-то несносная? – парировала Ник. – И от кого я это слышу! Я просыпаюсь в чужой постели, в чужой комнате, нога забинтована, как… как у агнца, приведенного на заклание, без одежды, без палки… до ванной можно добраться, только прыгая на одной ноге, и я еще несносная? Оставьте меня.
– С удовольствием.
Он уложил ее на кровать и холодно посмотрел на нее. Итак, нежная теплая женщина, всю ночь пролежавшая в его объятиях, испарилась.
– Мне очень жаль, мисс Колдер, что условия вам не понравились. Но это было лучшее, что я мог вам предложить. В следующий раз прошу заранее известить меня, что вы намерены подвернуть ногу.
– Ужасно смешно, – фыркнула Ник. – Значит, – неохотно протянула она, – я вам должна быть благодарна?
– За что? За то, что чувствуете себя агнцем, ведомым на заклание? Пожалуйста, не утруждайте себя.
– Я немного переборщила. Я… мне было не по себе. А тут вы вошли в комнату и до смерти напугали меня. – Она вздохнула и посмотрела ему в глаза. – И… потом…
– Что – потом? – спросил Александр, но Ник ничего не могла добавить.
Она его еще таким не видела. Он был одет в выцветшие джинсы, под стать им поношенную черную тенниску. Волосы влажные, на щеках щетина, но, даже несмотря на хмурый взгляд, вид у него был бесподобный. Или это ей кажется? Опять воспоминания. Его руки на ее теле. Его дыхание смешивается с ее дыханием. Его руки обнимают ее…
– И потом? – повторил он.
– И потом, – медленно проговорила она. – Я прошу прощения. Не знаю, с какой стати я набросилась на вас.
Выражение лица у него ни капельки не изменилось, но губы его дрогнули в улыбке.
– Заметано. – Он кивнул на поднос. – Я думал, мы выпьем кофе вместе.
– Сегодня же утром встреча.
– Я отменил. Как вы себя чувствуете?
– Лучше. Ходить пока не могу, но…
– Никаких хождений. Врач велел отдохнуть пару дней.
– Дело в том… – Ник запнулась. – Дело в том… я почти ничего не помню из вчерашнего.
Ей это показалось или у него и впрямь порозовели щеки?
– Помнить особенно и нечего. Кофе еще не остыл?
– Нет. Но…
Он присел на кровать, слегка коснувшись ее бедра. Это прикосновение обожгло ее, словно каленым железом. Она осторожно отвела ногу. Александр налил себе кофе и улыбнулся.
