Изобретательница динамита: Оригиналка - Егоренков Алексей М. (лучшие книги читать онлайн бесплатно TXT) 📗
Сырое туманное утро. Редкие горящие окна домов светлячками дрожат в осеннем полумраке. Мне хочется курить, а сигарет нету, нужно бы заскочить за ними в ларек. Но я погружен в размышления и по пути к остановке забываю свернуть к ларьку и купить пачку.
За полчаса до начала рабочего дня вхожу в офисный блок. Нужно подняться на пятый этаж. Раньше в этом здании был научно-исследовательский институт: здесь высоченные потолки и квадратные окна в стиле ранней индустриальной эпохи: как в небоскребах, почти во всю стену. Два больших грузовых лифта: четные этажи направо, нечетные налево.
Стою и жду. Наблюдаю за огоньком, который бежит по шкале, показывая, что кабина ползет вверх. Она долго торчит на третьем, при этом сигнальная лампочка немного тускнеет. Потом кабина трогается, проползает еще один этаж…
Мне надоедает стоять, переминаться с ноги на ногу и проклинать еле ползущую кабину. Я иду к лестнице и топаю вверх. Отсчитываю десять нудных пролетов, перебираю немеющими ногами две сотни высоких ступеней. Никогда не ходил на свой этаж пешком. До сегодняшнего дня. Я поднимаюсь по этой лестнице впервые в жизни.
Оказывается, коридоры на нашем этаже насквозь прокурены, и воздух здесь состоит в основном из сигаретного дыма, хоть топор вешай: тяжелое марево заполняет воздух, набивается мне в легкие, которые и так сводит одышка. Пока иду по коридору, я хлопаю ртом, как рыба, глотаю воздух, почти не могу вдохнуть. Меня воротит от резкой никотиновой вони, и внезапно мне совсем не хочется курить. Больше никогда.
Переступаю порог офиса.
В комнате никого из сотрудников, только приходящая уборщица. Она возит шваброй по светлому паркету. Приветствует меня сварливым взглядом и кивком, невежливо просит не садиться за стол, пока она не вымоет окрестные полы.
Когда я получаю разрешение занять свое рабочее место, в офис уже подтягиваются сотрудницы: моя соседка Юля и еще несколько девчонок. Приходит сонный курьер. Сначала хочу отправить его за чаем или кофе, но потом понимаю, что ни того ни другого мне совсем не хочется. В горле стоит сухой комок.
Сначала делаю срочные проекты. Удивительно, что на это уходит всего пара часов, а не половина рабочего дня, как бывало раньше. Потом берусь за текущие.
Грозди прилепленных к монитору самоклеящихся бумажек быстро редеют. Скомканные напоминалки одна за другой летят в корзину для бумаг. На свет Божий появляется довольная пчелка, нюхающая цветок. И надпись: «Люблю свою работу».
Когда поток работ средней срочности редеет, я приостанавливаюсь. Разминаю затекшую шею. Пытаюсь вытянуть ноющую спину. У меня пересохло в горле, хочется пить, но курьер ушел с поручением. Или обедать. Уже, оказывается, полвторого, середина обеденного перерыва.
Нахожу свою чашку с присохшим одноразовым пакетиком чая, который остался со вчера. Со вчерашнего дня, столь богатого на слова и события. После минутного колебания завариваю лежалый пакетик во второй раз.
Работа кипит. Исчезают в папке «На сдачу» последние работы средней срочности. Из канцелярских недр извлекаются несрочные, заброшенные поручения. Их куда больше, но я смело бросаюсь в этот серый пыльный поток. Через несколько часов почти иссякает и он. А когда-то мне казалось — меня похоронят со всеми этими проектами.
Заваренный в третий раз вчерашний пакетик чая на вкус отдает горечью и бумагой. Я зову:
— Юль!
— А? — Девушка поднимает голову.
Встаю, подхожу к ней, останавливаюсь у ее стола.
— М-м… — говорю. — У меня серьезный вопрос.
— Ну, валяй. — Юля смотрит на меня недоверчиво и удивленно.
— Скажи мне честно, — говорю. — Как ты считаешь, я… козел?
Юля надувает щеки, смотрит в потолок, будто ища поддержки свыше. Говорит:
— Ну, знаешь ли… Если человек прямо спрашивает: «Я — козел?» — значит, наверное, еще не все потеряно.
— Но ты так считаешь, да? — говорю. — Ничего страшного, я просто хотел убедиться.
Юля задумчиво хмурится.
— Просто мы с тобой разные люди, — говорит она. — Одни сходятся хорошо, другие хуже. Не обязательно сразу записывать себя в уроды.
— Слушай, — говорю. — Если я тебя когда-нибудь обижал или чем-то злил, прости, хорошо? Я постараюсь, чтобы такого больше не повторялось.
Девушка таращит на меня изумленные глаза.
Нет, объясняю, все нормально. Я не подмазываюсь и не клеюсь. Просто хочу измениться, хочу стать если не добрее, то хоть внимательнее к окружающим. Я и так многие годы пробыл сволочью, нужно ведь меняться, правильно?
— Ну, — бормочет Юля. — Хорошо… Прощаю.
— Давай сюда препресс, — говорю. — Я помогу.
Девчонка каменеет, смотрит на меня уже вовсе опасливо, как на ненормального. Но мне плевать. Отбираю у нее материалы и сажусь за свой стол. Остаток дня я, арт-директор, занимаюсь предпечатной подготовкой, выполняю монотонную, скучнейшую работу рядового дизайнера. Под изумленным Юлиным взглядом.
Рабочий день окончен. Одеваюсь, прощаюсь со всеми, иду на остановку, приезжаю в родные края. Иду домой и представляю себе, что сестра куда-то вышла, а мне придется войти в пустую квартиру, запереться в ней и сидеть в страшной ледяной тишине.
Впервые в жизни вечное одиночество начинает меня угнетать. Впервые я чувствую, что тело мое не в моей власти. И как легко оно может меня подвести.
Впервые я чувствую, что в целом мире у меня нет ни единого близкого человека. И это даже страшнее.
Руки меня не очень хорошо слушаются, пока я нащупываю в связке ключ и отпираю дверь. В квартире тихо, поэтому первым делом хочется проорать из прихожей: «Крись!» — и услышать в ответ ее голос. Но я держусь, сжимаю зубы. Разуваюсь. Заглядываю в спальню. Криськи там нет, кроватка пуста и брошена, нетронута с момента прибытия «скорой», которая увезла ее ребенка.
Нервно прикрываю дверь и прохожу на кухню.
Сестра здесь, она сидит и пишет, с головой зарывшись в бумаги. Вокруг нее валяется куча скомканных листов, но Криська упорно покрывает все новые и новые строками, строфами, четверостишиями…
Впервые в жизни мне всем сердцем хочется накинуться на сестру, обнять ее и расцеловать.
Вместо этого говорю ей:
— Привет.
Глава 19
— Я пришел, — говорю Криське.
— Вижу, — отзывается сестра, не поднимая глаз. Еще один листок скомкан и брошен в кучу.
Иду снимать куртку. Потихоньку забываюсь и успокаиваюсь. В конце концов, я дома. Никто пока не умирает. Все хорошо.
Замечаю, что в прихожей очень пыльно, да и с обувью мы в последнее время натаскали много грязи. Иду в ванную, набираю ведро горячей воды. Из кладовки достаю веник, совок и тряпку.
Когда прихожая уже вылизана до блеска и сверкает чистотой, я перехожу в гостиную. Теперь мне хоть немного ясно, зачем Криська строила свою «виллу». Нет ничего приятнее, чем видеть плоды своих рук, которые тут же, рядом, которые можно ощутить, вдохнув чистый влажный воздух в свежеубранной комнате. Нет ничего приятнее, чем видеть что-то, доведенное тобой до ума.
В спальню мне идти пока неохота. Меня еще смущает тишина, пустая кроватка…
Перехожу в кухню.
— Приподними ноги, — говорю сестре, которая с головой погрузилась в сочинительство. Спряталась в нем.
Она не отзывается, поэтому я сам приподнимаю Криськины ноги с пола и пристраиваю их на перекладину табурета.
— Что ты делаешь? — недовольно бормочет Криська.
Я делаю уборку. И, знаете, мне кажется, будто не только в кухне, не только в квартире, но и в своей… голове, что ли. Мне кажется, я все-таки разглядел, что в моем характере плохо и где. А раз так, значит, можно бороться, правильно? Можно подавлять, выжигать, уничтожать центры — рассадники дерьма в своей душе.
Я словно бы вижу, как теперь могу стать хорошим человеком. А раз так, вы же понимаете, я должен им стать.
После кухни неподметенной и невымытой остается только спальня. Меняю воду в ведре. Нахмурив лоб, вдохнув и выдохнув, направляюсь туда и берусь подметать.
