Безнадёжная любовь - Владимирова Эльвира (версия книг TXT) 📗
Аня легла на живот, подставив горячим лучам спину, уткнулась щекой в ладони. Почти сразу плечи охватило жаром, словно солнце спустилось совсем низко и коснулось кожи своими пылающими пальцами. Внезапно спину защекотало и легко закололо, будто горячие снежинки высыпали вдруг.
Аня подняла голову.
Богдан сидел и чуть заметно улыбался, сжимая в кулаке песчаную пыль. Она увидела сразу и смуглые плечи, и ровно вздымающуюся широкую грудь, и заметный след шрама на боку, и вместо шершавой поверхности песка руки ощутили вдруг живое тепло тела, упругость и нежность кожи.
Аня сжала пальцы.
— Я пойду искупаюсь.
Он встал вслед за ней.
Обычно Аня чувствовала, как входила в воду. Сначала пена ласково касалась ног, накатывала волна, жадно слизывала налипшие песчинки, обнимала и, словно испугавшись своей случайной нежности, отбегала назад.
Чем глубже, тем выше и откровенней касания моря, и уже сама, теряя голову, бросаешься в его прохладный плен. Но сегодня Аня не ощущала ничего, кроме одновременно тяготившего и желанного его присутствия. Она спряталась в воду от его неудержимых, наглых глаз, она окунулась в прохладу, растворившую горячность неуправляемых желаний.
Аня плыла, видя перед собой бесконечную синеву моря и неба, не замечая своих движений, ощущая на губах горький, соленый вкус. Темная, прыгающая на волнах башня буйка качнулась впереди, и Аня неожиданно почувствовала, как обессилели руки, как потянуло вниз. Она судорожно вздохнула, пытаясь ухватиться за воду.
— Что с тобой?
Она не могла ответить. Она сделала последний, отчаянный гребок и вцепилась в край буйка.
Аня никогда раньше не видела испуга на его лице. Она тяжело дышала и смотрела, смотрела на него.
— Как ты?
— Все в порядке.
— Можешь плыть назад?
— Только немножко отдохну.
— Ты держись за мое плечо.
— Нет. Я сама.
Когда вышла на берег, Аня чувствовала себя так, словно переплыла океан: ноги дрожали и с трудом передвигались, очень-очень хотелось упасть и больше никогда не двигаться. Богдан осторожно, но уверенно приобнял, а она почти не ощутила его руки, только внезапную надежность и стойкость. Она без сил рухнула на полотенце, сжалась, сдерживая озноб, а он, по-прежнему осторожно и уверенно, гладил волосы и плечо и что-то говорил, она не понимала слов. Она даже голос его не слышала сначала, лишь позже он с нежным упорством пробился к ней и стал успокаивать, укачивать, баюкать.
Немного придя в себя, Аня подняла глаза.
— Уйдем отсюда.
Она все еще ощущала сильную слабость. Делая шаг за шагом, она испытывала непреодолимое желание вновь опуститься на землю.
— Так ты до дома не дойдешь.
Она только устало опустила веки.
— Идем.
У нее не хватило сил ни согласиться, ни отказаться, ни спросить: «Куда?» Она послушно побрела следом. Только уже в незнакомой квартире, забравшись с ногами на диван и прильнув к твердой надежной спинке, Аня проговорила, оглядываясь по сторонам:
— Где мы?
— Дома, — ответил Богдан как-то по-особенному тепло. — Это мой дом. Я здесь жил, когда был маленький.
Это была его первая откровенность, первое воспоминание, первая фраза о том, о чем он раньше непробиваемо молчал.
— А теперь?
— Иногда, — произнес он уже холодно и равнодушно, и Аня поежилась.
— Как жарко сегодня, — проговорила она неожиданно и натянула на себя теплый плед.
Богдан держал в руках низкий стакан с золотисто-коричневой жидкостью и иногда делал из него небольшой глоток.
— Что это? — спросила Аня.
— Бренди.
— Ты же не пьешь!
Будто и не прошло пяти лет, будто некогда было чему-то измениться.
— Я испугался и никак не могу успокоиться, — глядя ей в глаза, объяснил он, и тогда Аня решительно протянула руку.
— Можно мне?
Он отдал ей свой стакан, внимательно наблюдая, как маленькая ладонь обхватила круглое дно, как пальцы крепко сжали тонкие стеклянные бока, как губы робко коснулись края и как золотисто-коричневая волна осторожно тронула их. Аня отпила немножко, совсем немножко, и не вернула ему стакан, поставила на спинку дивана.
— Ты правда здесь жил, когда был маленьким?
— Да, — Богдан проследил за ее заинтересованным взглядом. — Только с тех пор мало что осталось.
Аня встала с дивана. Конец пледа потянулся за ней, словно не желая отпускать, и мягко упал на пол. Но она не заметила его смешной привязанности, прошла по комнате, мельком взглянула в окно. Легко задетая занавеска качнулась, едва ощутимо тронула ее плечо. Аня сделала шаг назад и очутилась в объятиях Богдана. Тот отчаянно прижал ее к себе, прислонился щекой к волосам.
Она осторожно и ласково погладила его руки и попросила тихонько, но твердо:
— Отпусти.
— Нет. Не хочу. Не могу.
Аня стояла к нему спиной и не могла заглянуть в лицо.
Он нарочно, нарочно сделал так!
Она не сказала больше ни слова, запрокинула голову, стараясь сглотнуть подступающий к горлу комок, а он поцеловал напряженную шею и вдруг почувствовал, как она податлива и безучастна.
Неправда! Это ненастоящая, поддельная безучастность. Главное — не выпускать ее из рук.
— Я надеялась, что никогда не встречу тебя здесь. Я так не хотела ехать сюда. Не надо, не обижай меня! — она говорила негромко, без надрыва, без трагичности, ее спокойный ласковый голос делал невозможными любые возражения, но ее разгоряченная голова независимо от воли и праведных стремлений беспомощно склонилась к его плечу.
Только тогда он аккуратно повернул ее лицом к себе, больше не боясь протестующих, полных слез глаз, а она, наконец-то поймав его взгляд, попыталась опять:
— Отпусти. Я не хочу.
— Неправда! Я чувствую.
— Я знаю. Ты чувствуешь. Но ты же все понимаешь. Я не хочу этого хотеть. Пожалуйста!
Он не сказал «нет», он не мог этого сказать. Его губы касались прохладной гладкой кожи, они уже не хотели отрываться для того, чтобы произнести несколько ненужных слов.
Аня дрожала, слезы отчаяния текли по ее щекам, она повторяла и повторяла:
— Богдан! Нет! Пожалуйста. Отпусти меня! — а сама все крепче прижималась к нему.
И он совсем потерял голову и не мог остановиться, даже если бы захотел, хотя прекрасно понимал всю ненужность и недозволенность происходящего.
Было жарко, было невозможно жарко, и, возвращаясь домой, Аня все еще ощущала на своем теле прикосновения его рук, его губ. Она не чувствовала больше ничего, шла, словно в бреду, не замечая вокруг ни людей, ни домов. Удивительно, как она только не заблудилась, не свернула в сторону, не прошла мимо.
Знакомые места привели ее в себя, вернули память, и она вдруг вспомнила, что совсем близко есть Сашенька, есть Алешка. Как она могла забыть?
Сашенька, милая, родная Сашенька! Твое присутствие всегда охраняло! Почему сегодня тебя не оказалось рядом? Почему мысли о тебе не остановили? Сашенька! Как же так? Почему хотя бы час, хотя бы минуту можно быть счастливой без тебя? Без тебя и без Алешки. Неужели такое возможно: вернуться на пять лет назад? Неужели такое возможно: по-прежнему любить пять лет спустя, пять лет — не несчастных, мрачных пять лет, а спустя пять лет теплого покоя и счастья?
Удивительный месяц, так не похожий на всю остальную жизнь, до предела насыщенный событиями и не изведанными ранее переживаниями. Будто и не реальность, а сон, длинный сеанс в кино, в котором в главной роли почему-то оказалась сама.
Ане не хотелось просыпаться, она мечтала все время прожить этой счастливой порой. Она прекрасно знала: нелепо и смешно любить, когда этой любви суждено просуществовать всего лишь месяц. Зачем поддаваться ей? Зачем верить в нее? И не удержалась: поддалась, поверила. Она уезжала и не понимала, что уезжает. И уже дома очень удивлялась, что не может видеть Богдана рядом, совершенно, абсолютно не может.
Она знала: не стоит плакать и убиваться, не стоит всю жизнь посвящать воспоминаниям и мечтам о случайном романе, банальном летнем романе на берегу теплого ласкового моря. И она старалась не вспоминать. Она ответила взаимностью симпатичному влюбленному в нее парню. Вначале только затем, чтобы заглушить память, чтобы вытеснить из нее то, что непременно необходимо забыть. А Лешка был нежен, внимателен и настойчив, и она наконец-то поняла, как нуждается в нем, как не может жить без него и как любит. И она вышла за него замуж (а почему бы и не выйти?) и ощутила себя счастливой и довольной, даже послушно согласилась ехать с ним хоть на край света. Как жаль, что действительно не на край света!
