В ожидании чуда - Стрейн Алекс (мир бесплатных книг txt) 📗
Кристин не была уверена, что это дар божий, но Лидия оказалась очень упорной особой в достижении поставленных целей. К тому же, как заверила ее Лидия, эти уроки вовсе не будут бесплатными: платой за уроки станет ее первая картина. И вообще, пусть Кристин не комплексует и чувствует себя инновационным проектом, в который инвесторы вкладывают средства! Лидия могла быть весьма убедительной, а Кристин очень хотелось продолжить это знакомство, и в итоге она согласилась.
Их сотрудничество было более чем плодотворным, и спустя полгода Лидия призналась, что не ожидала столь быстрой «окупаемости проекта» и у нее еще никогда не было столь способной ученицы. Лидия говорила, что у Кристин свой неповторимый стиль и безупречное, почти ангельское видение мира, что ее картины завораживают. Она называла Кристин редчайшей жемчужиной в море бездарности... Кристин с благодарностью принимала все похвалы, но считала, что Лидия преувеличивает.
У Лидии не было детей, у Кристин не было матери... Наверное, это еще больше сблизило их. Лидия стала ее подругой, наставницей, учителем и патронессой. Она стала ее ангелом-хранителем. Лидия учила Кристин всему, что знала сама, и всегда поддерживала. Они много разговаривали – у них оказалось множество общих тем для беседы. Их общение прерывалось только летом, когда неизменно приезжал сеньор Габриель и увозил Кристин на ранчо.
Отец, к счастью, перестал чернить Габриеля в глазах Кристин, но каждый раз она чувствовала его молчаливое сопротивление и неудовольствие ее отъездом. В год, когда ей исполнилось семнадцать, она не смогла поехать на ранчо из-за болезни отца. Джонатан болел долго и, если так можно выразиться, самозабвенно. Он изводил Кристин жалобами и упреками попеременно и требовал к себе постоянного внимания.
С наступлением осени болезнь отца волшебным образом пошла на убыль. Кристин все понимала и злилась на него. И от этого ей было стыдно. А потом она заметила в нем перемены. Джонатан словно встряхнулся, повеселел, все чаще стал задерживаться с работы. А в середине ноября Кристин, придя из школы, застала в доме женщину, которую сначала приняла за новую домработницу. Но Джонатан, чуть смущаясь, представил их друг другу, и оказалось, что Дороти вовсе не приходящая прислуга, а подруга отца и они встречаются уже несколько недель.
– Приятно познакомиться, – вежливо сказала Кристин. – Хотите чаю? Кофе? Может быть, сок?
– Чаю... – ответила Дороти, очень скромно присев на краешек софы.
Кристин отправилась готовить чай, оставив Джонатана и Дороти в гостиной. Она попыталась оценить пассию отца: полновата, черты лица самые обычные – увидишь такую в толпе и не вспомнишь потом ни одной подробности! – вот только глаза... Цепкие и холодные. И подбородок слишком решительный для этого лица. Кристин почувствовала беспокойство, но тут же подумала о том, что отец и так слишком долго был один, а то, что он представил Дороти своей подругой, ничего еще не значит.
Как оказалось впоследствии, Кристин сильно ошибалась.
Дороти быстро освоилась в их доме и стала проводить в нем слишком много времени. Через неделю она представила Кристин и ее отцу своего сына Тома, который был старше Кристин на два года и вызывал у девушки еще меньше симпатии, чем его мать, а на День благодарения по инициативе Дороти был устроен семейный ужин...
Кристин очень не нравилась подобная стремительность, но, когда она попыталась поговорить с отцом, Джонатан ничего не захотел слушать. Более того, он заявил, что устал от одиночества, а Дороти ему очень нравится и он настроен очень серьезно. Кристин осторожно посоветовала ему не торопить события и как следует все обдумать, на что Джонатан разозлился и сказал, что это вовсе не ее дело. Через два дня после этого разговора Дороти переехала к ним, а на Рождество Джонатан оформил свои отношения с Дороти.
«Папа сильно изменился. С появлением Дороти он потерял интерес ко всему, кроме самой Дороти. Он плывет по течению, ловит каждое ее слово, делает только так, как скажет Дороти... Так корабль-призрак, неуправляемый и молчаливый, двигается, подчиняясь воле ветра и волн. Он как... «Летучий голландец», мертвый корабль, который только издали кажется нормальным, а подойдя ближе, замечаешь, что он совершенно безжизнен.
И он снова начал пить. Хотя это уже не так заметно, как в те первые, самые страшные дни, но все равно слишком часто от него пахнет алкоголем. Преодолев себя, я пыталась поговорить с Дороти, но она заявила, что это не только не опасно, а даже полезно, потому что таким образом мужчины снимают стресс. И я вдруг поняла, что она не только не противится его пагубной привычке, а, наоборот, поощряет его и даже сама покупает ему спиртное.
От меня больше ничего не зависит. Дороти окружила отца такой «заботой» и опекой, что мне иногда становится немного не по себе. Она контролирует каждый его шаг. За несколько месяцев эта женщина все взяла в свои руки, и собственный дом стал для меня чужим. Иногда мне кажется, что я ее ненавижу. И дело вовсе не в банальной ревности. Но еще больше я ненавижу Тома с его прыщавым лицом и липким взглядом. Он нечасто приезжает, но в те дни я стараюсь как можно меньше времени находиться дома. Мне кажется, что он следит за мной, подглядывает в замочную скважину, так что я даже не рискую переодеваться и принимать ванну, пока он в доме.
Последним шансом хоть что-то изменить был разговор с папой. Но он выслушал меня молча и у него был такой отсутствующий взгляд, что я поняла: все старания напрасны. В ответ на мои слова он заявил, что Дороти безумно его люби
Но во всей этой череде неприятностей должны быть и хорошие моменты, и они есть. Во-первых, меня оставили в покое. Никто не интересуется, где я провожу время. Мне кажется, меня бы не хватились, даже если бы я вообще исчезла. У меня масса времени, которое я посвящаю рисованию. Я участвовала в первой в своей жизни выставке, и две моих картины были проданы. У меня появились деньги, заработанные собственным трудом! Летом я собираюсь отправиться на ранчо Ромеро – сеньор Габриель строго предупредил меня в последнем письме, что не примет отказа, и я уже приняла это приглашение. А потом я поступаю в распоряжение Лидии – меня ждет художественный колледж...»
Кристин выдержала ровно полгода рядом с новоиспеченным счастливым семейством. Именно рядом, потому что так и не вошла в него: у нее не было, нет и не будет шанса это сделать – это Кристин понимала предельно ясно. И она начала осуществлять свой план, начальным пунктом которого был ее визит на ранчо.
Изабель едва не задушила ее в объятиях при встрече (Кристин улыбнулась, вспомнив неуемный восторг подруги и ее буйную радость), сеньора Августина прослезилась и тут же начала хлопотать вокруг «бедной девочки», а сеньор Габриель обнял и сказал, что они рады приветствовать ее дома. Он так и выразился – «дома», как будто это был и дом Кристин. И от избытка чувств она тогда не выдержала и совсем по-детски расплакалась, и все кинулись ее утешать... Позже сеньор Габриель осторожно поинтересовался реакцией на ее отъезд Джонатана – он до сих пор очень болезненно переживал разлад в их отношениях.
Из писем Кристин Габриель знал о женитьбе ее отца, но информация была слишком осторожной и строго дозированной, чтобы Габриель мог представить истинное положение вещей. Кристин просто было стыдно открыть ему всю правду.
Сейчас же, отвечая на вопрос Габриеля, Кристин довольно непринужденно улыбнулась и ограничилась полуправдой.
– Никто не был против.
На самом деле она просто уехала, оставив лишь записку, в полной уверенности, что мачеха и сводный братец будут счастливы, что она перестанет мозолить им глаза. А отец... Ему уже давно все равно, и он, скорее всего, даже не заметит отъезда родной дочери, как не замечал ее постоянного отсутствия дома.
Никто не знал – даже Лидия – как неуверенно и скованно она себя чувствует, как страшится того, что ждет ее в будущем. Кристин очень многого стала бояться, а ее страх и подозрения ассоциировались с чем-то неясным и тяжелым, ворочающимся в глубине души, как клубок холодных змей.
