Розетта - Эвинг Барбара (книги без регистрации бесплатно полностью TXT) 📗
Пятнадцатилетняя леди Розетта Хоуксфилд внимательно прочла обе поэмы и сходила в Британский музей, чтобы лично взглянуть на сокровища родной страны. Она сразу же рассказала мисс Горди обо всем, что там увидела.
— В египетской коллекции много больших каменных ног. Есть о чем писать стихотворения, было бы желание. Но я не уверена, что мистер Шелли действительно видел ту красивую гранитную голову молодого фараона.
— Почему?
— Ах, мисс Горди, вы должны посмотреть на нее! Она такая большая, ей тысячи лет! И она пересекла океаны, но до сих пор улыбается! Невероятно красивая! Ее наверняка нашел в песках в верховьях Нила сумасшедший итальянец, который раньше работал силачом в цирке, а теперь нанялся к британскому консулу в Каире. Она называется «Голова молодого Мемнона»; ее погрузили на лодку на Ниле. Думаю, что силач сам ее погрузил. Потом ее переправили в Александрию, где разместили на барже. По пути в Англию она несколько раз чуть не утонула. Зачем писать поэму о ноге, если можно написать о такой замечательной голове?
Леди Розетта Хоуксфилд была здравомыслящей и трезвой молодой особой. Поэтому мисс Горди с любопытством наблюдала за ее необычным интересом к этой голове.
— Я не думаю, что мистер Шелли видел голову в музее, — повторила Розетта.
— Почему ты так считаешь?
— Потому что на лице, которое пересекло океаны, нет холодного выражения властности! Оно красивое и такое доброе!
Мисс Горди, к сожалению, не выходила из дому, потому что болела со дня похорон принцессы, и не могла проверить слова Розетты. Но она сказала:
— Мистер Шелли пишет о чем-то другом, я полагаю.
— Что вы имеете в виду?
— Он очень сердит на правительство и церковь.
— Из-за бедных солдат, матросов и памятников?
— И несправедливых законов. И денег, которые тратятся на принца-регента и его дворец в Брайтоне. И мистера Вордсворта, который когда-то был революционером, а потом принял предложение занять должность распределителя печатей. Это очень расстроило мистера Шелли. И то, что вешают людей. И то, как церковь всецело поддерживает монархию. История, возможно, вынесет свой приговор нашим лидерам. Я думаю, что в своей поэме он пишет именно об этом.
Розетта засияла улыбкой отца. Голубое платье очень шло к цвету ее глаз. Как и предсказывала Роза, Розетта носила повязку на одном глазу, как пират. Она тепло посмотрела на мисс Горди.
— Вы всегда хотели, чтобы я видела все это изнутри.
— Я лишь хочу, чтобы ты знала свет, милая моя.
Они услышали шуршанье юбок, и Фанни, которая всегда останавливалась у мисс Горди, когда приезжала в Лондон, сбежала вниз по лестнице. Она поцеловала Розетту.
— Мне очень жаль, что заставила вас ждать.
— Мама встретит нас там, — уверила Розетта.
— Мы расскажем ей обо всем, — сказали они мисс Горди, выбежали под падающий снег и нырнули в карету, которая, как всегда, перекрыла движение на Саут-Молтон-стрит.
Несмотря на погоду, в зале было много людей, словно приближение даты рождения Христа заставило их стать более задумчивыми, чем обычно. Там были обозленные раненые солдаты, рядом с ними стояли задумчивые мещане в пальто, леди в шляпках и шалях. Дети жались поближе к родителям.
Когда заговорила Фанни, наступила тишина. Она говорила очень просто. Люди к ней тянулись, потому что знали ее и потому что ее рыжие волосы никогда не были как следует уложены под шляпкой. Она казалась одной из них, также прибежавшей сюда запыхавшись и считавшей, что это необходимо. Была еще одна вещь, за которую любили Фанни. На поясе она завязывала прекрасный синий шарф цвета египетского неба, который сильно контрастировал с ее серым платьем. Люди невольно начинали улыбаться, потому что он был такой красивый, такой веселый, что вселял в них надежду.
Фанни сказала:
— В этом суетливом городе мы собрались, чтобы в тиши подумать о наших жизнях. Давайте минуту помолчим. Давайте воспользуемся моментом, чтобы успокоить сердца и послушать. Возможно, в тишине к нам обратится некий голос или появится решение проблем.
Люди засуетились, но тишина наступила быстро. Кое-кто покашливал, некоторые закрыли глаза, некоторые тревожно оглядывались, словно бы они не привыкли оставаться наедине с собственными мыслями.
В наступившей тишине откуда-то из глубины зала послышался разгневанный крик:
— Идите домой, ухаживайте за мужьями и детьми! В Библии сказано: «Ни учить, ни властвовать над мужчиной женщине не позволяю, но пребывать в молчании». Первое письмо к Тимофею, глава вторая!
Рябь пробежала по толпе. Люди стали оборачиваться на голос. Они увидели какого-то солдата в оборванной, грязной форме. У него не было оружия. Присутствующие зашептались — они не знали, сердиться на него или смиренно склонить головы. В этот момент Фанни протянула руку к солдату в примирительном жесте.
— Друг мой, — мягко сказала она, — гнев, который ты хранишь в сердце, любого может привести лишь к печали. Один из моих помощников подойдет к тебе в конце собрания. Возможно, мы как-то сможем помочь тебе. Ты сражался за нашу страну, за что мы тебе благодарны. Мы гордимся тобой.
Солдат молча смотрел на Фанни. На какое-то время замолчали все: и мещане, и солдаты, и женщины, словно бы леди с развевающимися рыжими волосами и синим шарфом на некоторое время впустила в их души покой.
Фанни рассказывала о надежде, добре и любви. Так как она была одета в серое квакерское платье и говорила с добротой в голосе, люди в зале подумали, что она беседует с ними о Боге. Только Роза, вдовствующая герцогиня Хоуксфилд, заметила, что Его имя на самом деле так ни разу и не прозвучало.
Позже тем же вечером рыжеволосую квакершу ожидали в концертном зале на Ганновер-сквер. Она должна была прийти туда не для того, чтобы послушать музыку Генделя, которую там часто играли, а чтобы посетить особое собрание, организованное попечительским советом Британского музея. Интерес к событию был столь велик, что подъезжающие кареты заблокировали проезд. Рыжеволосую женщину сопровождала брюнетка в прекрасном плаще, подбитом мехом, и странная девушка. Ее странность заключалась в темной коже, не такой, как у лондонцев, и черной повязке, закрывавшей один глаз, словно бы она была дочерью пирата. Они заняли свои места. Зал сгорал от нетерпения.
Роза огляделась. Председатель попечительского совета Британского музея поднял руку, и она улыбнулась. В своем большом доме на Гросвенор-сквер она принимала философов, лингвистов и членов парламента, улыбаясь всем и каждому. Роза увидела Джорджа Фэллона, виконта Гокрогера, пресловутого охотника за древностями. Он был с женой. Они холодно кивнули друг другу. Теперь никакие его интриги не могли причинить ей вреда, потому что она находилась на самом верху. А Джордж Фэллон остался там, где был всегда, — вне магического круга власти, хоть и богател день ото дня.
Рядом с Джорджем стояли Уильям и Энн, герцог и герцогиня Торренс. Передние зубы Энн удалили давным-давно, но зато у нее родились три сына. Она часто прикрывалась веером, потому что новые фарфоровые зубы были не лучшего качества. Она до сих пор считалась светской львицей, но теперь она мало говорила, а больше загадочно молчала, потому что фарфоровые зубы довольно громко клацали при разговоре. Уильям посмотрел на Розу и поднял руку в знак приветствия. Энн заметила это, но ей было все равно. Ее не волновало, возник между ними роман или нет. Пускай эта святая вдовушка сама возится с его пропитанной вином слабостью.
Но Энн поняла все неправильно.
Однажды вечером, уже очень давно, Уильям и Роза очутились наедине в длинном ухоженном саду, где когда-то досадили мимозу и ладанное дерево. В тот вечер герцога неожиданно вызвали в Виндзор. Уильям растерянно озирался, как бывало каждый раз, когда неподалеку появлялась Роза. Он всегда старался поскорее убраться от женщины, которая знала о нем слишком много. Но Роза положила руку ему на плечо.
— Нет необходимости избегать меня, Уильям. Я меньше всего настроена обсуждать тебя с мужем, — спокойно сказала она, — но… я пообещала, что однажды передам тебе последние слова Долли.
