Проигравший из-за любви - Брэддон Мэри Элизабет (читать книги полностью .TXT) 📗
Однажды Джарред спустился вниз в магазин, где с подозрением осмотрел лежащие там вещи, имея весьма щеголеватый, по мнению миссис Гарнер, вид: мягкая голубая газовая рубашка с букетиком из мятых искусственных камелий, пара белых сатиновых туфель, красная вельветовая шляпа, украшенная на вершине искусственным под соболь мехом, которая весьма подходила для наступающей зимы, облачали его.
— Я бы хотел свалить это в кучу и продать, будет выручка фунтов в пять, — размышлял Джарред.
Миссис Гарнер появилась из-за шторки и, увидев сына, разочаровалась. Она только что читала семнадцатый номер «Мабл Мандевилл, или Смертельный ордер герцогини», сидя в углу, укрытая от осенних пронизывающих бризов бархатным пальто и парой висящих на вешалке платьев.
— Ты не можешь иметь что-либо против этой торговли, — сказала она. — У тебя была своя выгода в один фунт семнадцать шиллингов и шесть пенсов от продажи сатинового платья и если бы не те деньги, то мы бы остались без капли воды даже для чая. Сборщик налогов не обладает завидным терпением.
— Все это очень хорошо, мама, но что мы еще получили от этого магазина, кроме фунта и нескольких шиллингов? Полкроны или три шиллинга — это самое большее.
— Но все же помощь, Джарред.
— Возможно, и так, но я думаю, мы обойдемся без такой помощи. Мне всегда не нравилось это занятие и те леди, которые ходят к нам, будь то старые вдовы или кто-либо похуже, а теперь, когда Лу стала самой настоящей леди, я окончательно решил прикрыть эту лавочку. Теперь ты можешь сложить все это в кучу и продать.
— Значит, есть смысл в этом, раз ты так решил, Джарред, — сказала миссис Гарнер печально.
— Конечно, не очень хорошо, когда дело приносит в лучшем случае пятнадцать шиллингов в неделю! — выкрикнул возмущенно Джарред. — Кроме того, мы не лишаемся помещения, я хотел бы переделать эту комнату под гостиную вместо того, чтобы ютиться в той задней комнате. В общем, мама, хотя ты и вряд ли поверишь, я собираюсь начать новую жизнь как художник и честный человек.
— Я очень рада слышать, что ты так говоришь, — ответила миссис Гарнер с ударением на слове «говоришь», — три сотни в год должны быть достаточной суммой для того, чтобы мы могли вполне нормально жить и вести благородное существование.
— Ничего не могу сказать по поводу благородного существования, — сказал с сомнением мистер Гарнер. — Если это означает жить на одной улице со старыми девами и государственными клерками, ходить по утрам в воскресенье в церковь, то это не по мне. Войси-стрит вполне подходит для меня.
Миссис Гарнер печально вздохнула:
— Дело не в Войси-стрит, Джарред, — сказала она, — а в публике, живущей поблизости. Ты никогда не сможешь избежать разных соблазнов, находясь в пяти минутах ходьбы от «Королевской головы».
Джарред презрительно рассмеялся над этими словами.
— Ты полагаешь, что таверны находятся только на Войси-стрит, мама? — спросил он. — Конечно, здесь существует публика определенного поведения, кроме всяких старых дев. Но я действительно хочу порвать с игрой на скачках. У меня не хватает ума для этого. Я никогда не был силен в арифметике. Искусство и математика не очень-то совместимы.
Удовлетворившись своим решением, мистер Гарнер почувствовал, что способен повернуться спиной к своим прошлым увлечением.
Было так приятно чувствовать себя слишком хорошим для подобного рода жизни и списать былые неудачи на необычайную свою гениальность. Никто из его друзей, занимающихся скачками, не поддерживал с ним в дальнейшем хороших отношений. Даже мистер Джобери, самый добрый из мясников, забыл о неуплате Джарредом занятых у него денег в Хэмптоне, сумма, правда, была жалкой и ни один джентльмен никогда бы не снизошел до упоминания о ней. Сундуки мистера Гарнера были наполнены великолепными подарками от Луизы. Однажды он позвал мистера Джобери на семейный обед и передал слуге пять шиллингов, аккуратно завернутых в бумагу, находясь при этом на пороге дома своего приятеля и говоря так, чтобы его можно было услышать в гостиной; он просил передать, что возвращает долг и что был бы весьма обязан посещению его дома мистером Джобери.
Это сообщение, сделанное надменным голосом Джарреда, означало, по существу, разрыв между Джобери и Гарнером. Тремя днями позже мистер Гарнер получил послание, написанное женской рукой, начинающееся комплиментами мистера Джобери и заканчивающееся просьбой вернуть ему другие деньги, которые занимал мистер Гарнер.
Таким образом, избавившись от своего закадычного друга, Джарред почувствовал, что он находится на пути к храму Добродетели. Вид дочери усилил это чувство. Ее грация и очарование вызвали в нем отвращение к собственной жизни, ее неизменная привязанность к нему задела его до глубины души. Он с сожалением вспоминал о том, как мало он сделал для того, чтобы вырастить столь прекрасный цветок, о том, как этот, бедный ребенок рос, подобно Синдерелле, среди грязи и уныния, не имея даже крестной матери, о том, как мало он имел прав на ту любовь, которой она одарила его.
— Я полагаю, ты тайком приехала ко мне, моя девочка, — сказал он дочери тем же вечером.
— Нет, отец, у меня нет никаких секретов от Уолтера, — ответила она мягко. — Мы только вчера в четыре часа прибыли в Лондон. Остановились в Черинг-Кросс на несколько дней перед тем, как начать наше осеннее путешествие, и сразу же после обеда я послала за кэбом и отправилась к вам. Бабушка была так рада видеть меня. Все было как и раньше, за исключением ворчания, — добавила Лу с улыбкой.
— Но я боюсь, что твоему мужу не очень по душе, когда ты приходишь сюда, — ответил задумчиво Джарред.
— Если честно, то он хотел бы сделать так, чтобы мы не встречались. Он не простил тебе, что ты скрывал его все то время, когда он был болен. Уолтер считает, что он сыграл не слишком хорошую роль по отношению к бедной молодой леди — мисс Чемни.
— Что, ну что за глупышка ты, Лу! — воскликнул ее отец с негодованием. — Неужели ты не знаешь, что он бы женился на этой леди, если бы не мое вмешательство. Если бы я не заставил тогда доктора Олливента поверить в то, что он мертв и уже Не вернется, то молодого Лейбэна забрали бы в дом мистера Чемни и за ним бы ухаживала и оберегала его та молодая леди и тогда, выздоровев, он наверняка бы женился на ней, как его обязывал долг. Если бы шанс, данный мне провидением, относился только к моему благополучию, то ты бы никогда не стала женой Уолтера Лейбэна.
— Я знаю, папа, и знание этого принесло мне немало горьких переживаний. Все мое счастье построено, завоевано с помощью ловушки. Я чувствую, что мы как будто специально подстроили западню Уолтеру и что я была самой подлой женщиной, выйдя замуж за него.
— Ты не могла бы выйти замуж за него, если бы он сам не попросил тебя об этом и он не женился бы на тебе, если бы не любил тебя больше всех на свете, — говорил Джарред с возрастающим негодованием. — Но я думаю, ты могла бы быть и благодарна человеку, который спас твоего возлюбленного от помолвки с другой женщиной, который свел тебя и его вместе. Если бы я позволил тебе упустить такую завидную возможность, то ты бы не была сейчас миссис Лейбэн.
Тронутая этим упреком, Лу обняла отца за шею и нежно поцеловала его.
— Дорогой отец, я не неблагодарная дочь, — сказала она, — я знаю, что все, что ты делал, предназначалось для меня. Только…
— Только ты стыдишься вспомнить то, что всем, чем ты обладаешь, ты обязана помощи бедного старого отца. Не стоит, Лу, так всегда бывает. Когда человек ставит лестницу, первое, что он сделает, — это уронит ее. Я не обижаюсь.
Джарред помолчал еще несколько минут, после чего Лу трудновато было вернуть его к обычному веселому настроению. Но он не мог устоять против обаяния своей дочери, ставшей леди. Она обладала сейчас совершенно новыми, неизвестными ему ранее прекрасными качествами. Ее голос, всегда густой, приобрел сейчас мягкость и звучал для него как музыка. Жизнь, полная странствий, которую она вела со своим мужем, единение с тем, что было самым чудесным и удивительным в природе, изучение всего самого, чистого в искусстве было куда более интересным и поучительным процессом, чем формальная школьная рутина, преподаваемая скучными учителями, и Лу извлекла огромную пользу из общения с культурой. Грубая натура Джарреда не выдержала этого нового влияния на него. При расставании тем вечером Лу вложила свой кошелек в руку отца.
