Леди и лорд - Джонсон Сьюзен (книги бесплатно без онлайн TXT) 📗
— Пять тысяч. Путь до Эдинбурга долог. У тебя еще будет возможность заработать.
— Пятнадцать.
— Восемь.
— Двенадцать.
— Хорошо, пусть будет двенадцать, но только в том случае, если лекарь будет сопровождать больного до самого Эдинбурга.
— По рукам. Через десять минут мы будем в Норт-Бервике.
— Кстати, не забудь, если Джонни умрет, Редмонд из-под земли тебя достанет, чтобы перерезать тебе глотку.
— Редмонд ни о чем не узнает.
— Такие люди, как Равенсби, не умирают незаметно. Запомни это, отец. Не забудь еще и о том, что к порядкам, заведенным Хотчейном, я добавила кое-что от себя. Редмонд получил соответствующие распоряжения, а он человек основательный. Он не сразу перережет тебе глотку, а начнет с пальцев рук и ног. Говорят, это очень мучительная смерть. — Ей доставило истинное удовольствие видеть, как побледнел ее отец, лицо которого при любых обстоятельствах оставалось, как правило, кирпично-красным. — Однако, надеюсь, тебе все-таки удастся разыскать искусного лекаря.
Годфри настоял на том, чтобы послание было отправлено Редмонду еще до того, как Джонни сняли с повозки. За небольшим письменным столом в кабинете доктора Элизабет торопливо черкнула несколько строк, уполномочив своего поверенного выдать деньги подателю сей бумаги. Это была обыкновенная деловая записка, однако Годфри с подозрительностью опытного цензора читал каждое слово, выходящее из-под пера дочери.
Наконец она вывела подпись: «Леди Элизабет». Это был условный знак тревоги. В этих двух словах Редмонд должен был увидеть призыв о помощи. Часть вассалов клана Кэрр отправились искать зашиты в «Трех королях», и от них Редмонд мог знать о бегстве Джонни и Элизабет. Однако он вряд ли знал, что им так и не удалось покинуть пределы Шотландии. Впрочем, приказ выдать деньги приспешнику Годфри должен был прямо указать на того, кто был сейчас источником смертельной опасности для Элизабет.
К счастью, Джонни не успел прийти в сознание, когда врач обрабатывал ужасные раны, которыми была сплошь покрыта спина пленника. Это был долгий и изнуряющий процесс. В какой-то момент боль, судя по всему, стала столь нестерпимой, что Джонни начал стонать даже в забытьи. Этот стон был скорее похож на низкий звериный вой.
Элизабет запретили с ним разговаривать, однако она положила ладонь на его стиснутый кулак, и рука Джонни дрогнула. Очевидно, тихое прикосновение любимой все же отозвалось где-то в темных глубинах помутившегося сознания… Его пальцы разомкнулись. Элизабет вложила свои пальцы в руку мужа, и он слегка пожал их. Ей хотелось разрыдаться, но она не посмела, поскольку это могло вызвать непредсказуемую реакцию со стороны отца. Сейчас она находилась полностью во власти его прихотей, а потому просто накрыла свою ладонь, которую не отпускал Джонни, пелериной и молча потупилась.
Элизабет не позволила лекарю сделать Джонни кровопускание. Он и так потерял слишком много крови — его лицо было серым, как у мертвеца. В конце концов доктор глубокомысленно согласился, что если отворение крови однозначно считать процедурой, способствующей поправке здоровья, то после уже полученной дозы «лечения» пациент наверняка станет здоровее раз в сто. На рубцы и открытые раны была тщательно наложена мазь, а ложе больного сделали более удобным, бросив в повозку несколько охапок сена и попону.
И когда врач наконец произнес: «Выпейте маковый сок, милорд», Джонни, кажется, услышал его, потому что послушно принял лекарство.
Настойка опия и в самом деле помогла. Дыхание Джонни стало более ровным, боль несколько утихла. Воспользовавшись этим, Элизабет распорядилась, чтобы его перенесли на мягкую подстилку, приготовленную в открытой повозке.
На зимнем воздухе раны не так кровоточили, и благодаря этому на протяжении всех десяти часов нелегкого путешествия в Эдинбург состояние Джонни не ухудшилось. За дополнительную плату в шесть тысяч гиней Элизабет добыла себе место в повозке рядом с мужем, согласившись на то, чтобы при них неотлучно находился охранник. Она обещала и не выходить в разговоре за рамки самых общих тем. Она готова была согласиться на все что угодно, лишь бы находиться возле мужа.
На протяжении всего пути Джонни почти ни разу не шевельнулся, и Элизабет только радовалась этому. Настойка опия одурманила его, истерзанное тело освободилось от оков боли хотя бы на время. Однако, едва они прибыли в Эдинбург, их разлучили.
Джонни тут же бросили в подземелье Эдинбургской крепости, Элизабет повезло больше: местом ее заточения стала скудно обставленная, зато чисто прибранная комнатка в одном из особняков Куинсберри с окнами на улицу Кэнонгейт. Роль надсмотрщицы выпало исполнять Кристиане Данбар, племяннице Куинсберри. От нее Элизабет узнала, что ей не велено ни с кем разговаривать до тех пор, пока не наступит ее черед давать показания на суде.
Для окружающих она оставалась невидимкой, чего никак нельзя было сказать о Джонни, дело которого имело ярко выраженную политическую окраску. О нем знали повсеместно, хотя в подземные казематы вход был заказан всем, кроме стражи. Эти ямы, расположенные глубоко под старым фундаментом крепостных башен, находились под неусыпной охраной, и никому не удавалось бежать. Большие сомнения вызывало то, доживет ли пленник до суда в этих сырых и темных стенах.
Поздно ночью, едва весть о прибытии беглецов достигла ушей Куинсберри, Гарольд Годфри был приглашен в личные покои своего покровителя. Там ему в полной мере довелось испытать на своей шкуре гнев герцога, взбешенного тем, что его клеврет дал волю чувству мести в отношении Джонни Кэрра. Подобная мстительность была для Годфри непозволительной роскошью, поскольку могла стоить им богатейших поместий в Шотландии.
— Запомните на будущее, — наставительно произнес Куинсберри, нервно расхаживая по кабинету, чтобы хоть как-то утихомирить рвавшееся наружу бешенство, — можете сколько угодно сечь плетьми вашу солдатню. Можете даже убивать. Но только, ради Бога, умерьте свой пыл с арестованными, которые представляют столь огромную важность. И молитесь, чтобы Равенсби не умер до того, как ему по всей форме будет вынесен приговор. Иначе вам придется дорого заплатить за собственную глупость. Господи, не хватало мне еще выпустить из рук такие имения в Приграничье! Кстати, до меня дошли слухи о том, что в случае, если милорд Кэрр отдаст Богу душу, ваша своевольная дочка не станет давать показаний. Вы хоть понимаете, что это для нас означает, старый вы идиот?! Хотя, возможно, ее показания могут и не пригодиться, я бы предпочел, чтобы они все-таки понадобились!
В том, что касается манипуляций и интриг, Куинсберри слыл непревзойденным мастером. Всяческая жестокость ему претила — она лишь затрудняла тонкие дипломатические маневры. Он предпочитал иметь дело со взяточниками, а взяточники не переносят и запаха крови.
— Не надо истерик. Он выживет, — решительно оборвал собеседника эрл Брюсиссон, уверенный в своем умении определять, до какой степени можно истязать человека, не опасаясь за его жизнь. — Я знаю, когда заканчивать порку.
— Очень хотелось бы, чтобы ваш опыт вас не подвел.
— Да бросьте вы брюзжать, Джеймс. Вспомните, что, если бы не моя настойчивость, ему сейчас не сидеть бы в подземелье, — напомнил Гарольд Годфри, который в течение всего разговора и не подумал встать с мягкого кресла. Его светлые глаза насмешливо следили за герцогом Куинсберри, который продолжал беспокойно мерить шагами комнату. — Не лишайте меня маленьких развлечений.
— Хорошенькое будет развлеченьице, если наш пленник сдохнет. — Несмотря на то что он позаботился о подкупе судьи и присяжных, Куинсберри вовсе не хотел опозориться, представив им мертвого подсудимого. Нет, столь грубая работа была ему совершенно не нужна. — Я не хочу, чтобы возникли какие-либо сложности с обвинением. И не хочу, чтобы все тыкали в нас пальцем, говоря, что это мы убили его. Его собственность должна перейти ко мне вполне легальным путем, чисто, без всяких темных пятен, из-за которых в будущем могут возникнуть новые судебные тяжбы. Подумайте, одна только библиотека Равенсби стоит целое состояние!
