Тайное венчание - Арсеньева Елена (читать книги бесплатно полностью .txt) 📗

Он ожидал взрыва ужаса, но Лиза сидела неподвижно, понурив голову.

Баграм подошел к молодой женщине и легко коснулся ее плеча:

– Устала?

Лиза молчала.

Баграм, тревожно переглянувшись с сестрою, с трудом опустился на пол.

– Ты устала, Рюкийе?

Лиза медленно кивнула и вдруг повернулась к Баграму так резко, что он невольно отшатнулся.

– Устала?.. Да. Я жить устала! Понимаете? Устала быть добычей! Меня можно купить и продать, бросить в постель и выгнать из нее, прижать и оттолкнуть, избить, убить, отомстить кому-то через меня… Но при чем тут я? Что мне-то за дело до Гиреев и Мансуров? Да, может, Сеид и не вспомнит обо мне больше ни разу, а этот безумец станет терзать меня только за то, что семя Гиреев проросло в моем лоне… Я помню, с чего это началось, но не знаю, когда же это кончится! Я хочу быть сама по себе, нести свою вину, а не проклятие неизвестного мне рода! Не хочу расплачиваться за чьи-то грехи! Хочу сама выбирать, сама прощать или не прощать, сама! Когда все это кончится, эффенди?

– О дитя! – Тихий печальный вздох был ей ответом. – Но ведь все это только начинается…

Его слова оказались подобны последнему удару, который добивает жертву. Лиза умолкла, прильнув к Баграму, а он едва слышно зашептал, словно опасаясь нарушить тишину, воцарившуюся в хижине:

– Мне всегда казалось, что мужчины в глубине души уверены, будто женщины им не нужны, они помеха в страшных и грандиозных замыслах мироустройства или мироразрушения, потому так немилосердны с ними, отшвыривают их от себя, топчут ногами.

А ты, Рюкийе… Несчастье твое и счастье в том, что ты родилась женщиной. Время наше к женщине сурово… Да и есть ли, было ли, настанет ли милостивое к женщине время?! Она извечно жертва, но и властительница, добыча и охотник, отчаяние и радость, смерть и казнь, ненависть и любовь. Каждая слеза – рана твоей душе, каждая потеря – седая прядь в твоих волосах. Мужчины, дети, грозы, улыбки, рассвет, цветение трав, волна морская или опавшие листы – это все ты, Рюкийе. И это есть. И это будет всегда. И это только начинается!

Он снова и снова нашептывал что-то бессвязное, успокаивающее, блаженно-ласковое, пока Лиза, медленно всхлипывая, будто наплакавшееся дитя, не прикрыла сонно глаза.

Баграм с облегчением вздохнул, но в этот миг щелястая, плохо сбитая дверь распахнулась и на пороге появился чернобородый, угрюмый человек в поношенном бешмете.

Ахмет Мансур!

Там, за его спиной, был солнечный свет, и птичий гомон, и лесная прохлада, и звон ручья, и жизнь, а он стоял в дверях. Черный, будто вестник смерти…

Гюлизар-ханым, схватившись за сердце, сжалась в комок в своем углу, а Лиза и Баграм так и сидели, прижавшись друг к другу, уставившись на бесстрастное, словно и впрямь неживое лицо Ахмета. В левой руке он держал мешок из узорчатого атласа, в правой – ятаган.

– Я пришел оказать тебе услугу, Рюкийе-ханым, – произнес Ахмет так спокойно, что у Лизы немного отлегло от сердца.

– Какую же? – прошептала она.

– Мне известно, что тебе неугоден плод, который ты носишь. Я пришел избавить тебя от него.

Лиза молчала, ничего не понимая, как вдруг Гюлизар-ханым вскочила, потрясая кулаками:

– Это Чечек! Нечестивица! Шелудивая ослица! Грязная слизь! Обглодыш собачий!

Она еще долго вопила бы, вне себя от злости, если бы изумленный Ахмет не взмахнул угрожающе ятаганом:

– Замолчи, женщина! Что за джайган [112] в тебя вселилась?

– Я говорю об этой продажной твари, о твоей пособнице, которая выдала нас тебе! Вместо того чтобы сказать господину, куда мы пойдем, она донесла тебе. Да будет проклятие небес над вами обоими! А ты, Ахмет Мансур, признайся-ка, чем купила валиде Сеид-Гирея? Или она предпочла твои зловонные объятия ласкам благородного султана?!

Похоже, Ахмет был так ошарашен, что даже не замечал оскорблений, которыми осыпала его армянка. Лицо его приняло растерянное выражение; он непонимающе переводил взгляд с Гюлизар-ханым, которая рыдала, ломая руки, на Баграма, который, очевидно, кое-что понял из этих несусветных выкриков, потому что поднялся на ноги и, подойдя к сестре, посмотрел в глаза.

– Что все это значит, Гоар? Откуда Чечек могла узнать о том, что мы замыслили?

Гюлизар-ханым попыталась увернуться от его сурового взора, но глаза Баграма так и впились в нее, подавляя волю, принуждая подчиняться, отвечать… хотя сейчас-то, по всему было видно, она предпочла бы откусить себе язык, лишь бы вернуть обратно сказанное.

– Она нас подслушивала, – наконец пролепетала Гюлизар-ханым. – Чечек стояла за дверью, когда мы разговаривали в мыльне Рюкийе…

– Но ты же уверяла, что она уже спит! И как она могла догадаться, что надо подслушивать?

– Я ее предупредила, – отерла пот со лба Гюлизар-ханым. – По пути в опочивальню Рюкийе… Но ты шел почти следом, и я только успела шепнуть, чтобы она караулила за дверью мыльни, а потом сказала бы господину, мол, Рюкийе уговорила тебя с помощью Джинджи-китап выведать пол будущего ребенка и унять ее страдания: тошноту и рвоту. И я опасаюсь, что это может повредить плоду, а потому нас нужно перехватить возле разрушенной сакли Давлета. А она… а она…

– Гоар! – простонал Баграм, лицо его побагровело от ярости. – Как ты могла?! Ты предала нас!

– Прости меня! – Черная великанша рухнула на колени. – Ты видишь, я придумала самый безобидный предлог. Тебя бы не обвинили в чем-то дурном… Я не могла отказать тебе, когда ты просил помочь Рюкийе, но и не могла также огорчить моего олана, моего арслана [113] , моего Сеида! Пойми, он ведь жизнь моя, я вырастила его, я не могла его предать. Кто ж знал, что Чечек…

Баграм медленно покачал головою. Он был так потрясен, что даже пожар гнева потух в его глазах.

– Вот уж правду говорят: мотылек налетает на свечу потому, что черт посылает его за огнем. Видимо, черт помутил твой разум, Гоар, если ты решилась доверить Чечек жизнь Рюкийе. Да ведь она душу продаст, чтобы погубить свою соперницу, тем более беременную от султана. Есть возможность погубить и соперника своего сына. Уж лучше бы ты донесла самому Сеид-Гирею, что твой брат злоумышляет против плода его. Он перерезал бы горло только мне. Тем дело и кончилось бы.