На сердце без тебя метель... (СИ) - Струк Марина (читать полные книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
— Просто я подумал, что la Belle должна знать обо всех уголках замка, где ей предстоит обитать после свадьбы, — с притворным недоумением пожал плечами Василь. — Чтобы не осталось никаких тайн и недомолвок. Разумеется, ежели la Belle все же решится…
— Вы говорите загадками, Василий Андреевич, — улыбнулась мадам Вдовина, и тот с готовностью ответил, будто ожидал этих слов:
— Какие загадки, милая Софья Петровна? Дивлюсь я вашей прозорливости… Кому решились отдать свою Belle? Хотя разве в той французской сказке отец не поступил в точности тем же образом?[222]
— En voilà assez![223] — вдруг тихо произнес Александр, но от холода в его голосе всем сразу стало неуютно. — Я бы попросил тебя, Василь, держать свои соображения при себе. По поводу французских сказок, греческой мифологии, приготовлений к венчанию и прочего. Иначе отныне ты будешь вынужден довольствоваться собственной компанией.
— Уверен, нашей дорогой тетушке будет весьма не хватать в этом случае моего общества, — смело парировал Василь, уверенный, что едва ли ему укажут на дверь из опасения огорчить старушку.
— Уверен, общество Лизаветы Петровны настолько скрашивает ее досуг, что эта потеря не станет столь ощутимой. Тем паче после Рождества ты уже дважды побаловал нас своим присутствием в Заозерном сверх обычной меры. Я даже предположить не смею причины этого. Или смею?
В последнем вопросе настолько явно прозвучала плохо скрытая угроза, что у Лизы задрожали руки. Ей пришлось очень медленно и аккуратно сложить приборы на тарелке, чтобы не выдать эту предательскую дрожь.
— Господа! — укоризненно произнес Борис, призывая мужчин обратить внимание, что они не одни в столовой. А потом смущенно улыбнулся притихшим дамам, сидящим по другую сторону стола: — Прошу прощения за эту неловкость… В последнее время они столь часто забываются…
— Ну что вы! — иронично отозвалась Софья Петровна. — Мы ведь почти одна семья. Какие могут быть неловкости меж сродственниками?
Впрочем, ее саркастичная улыбка мгновенно угасла, когда на нее упал тяжелый взгляд графа. Удостоверившись, что у мадам Вдовиной начисто отпало желание далее упражняться в остроумии, Александр перевел взор на Василя:
— Не соблаговолите ли, mon cher cousin, после обеда заглянуть в библиотеку? Полагаю, вы определенно еще не все мне сказали. Я бы вовсе не желал, чтобы неловкости подобного рода, что возникают от нашей милой беседы, испортили обед остальным.
— Mon cher cousin, — натянуто улыбнулся ему Василь. — Возможны ли секреты меж сродственниками? Или у вас они имеются?
«Зачем он это делает?» — думала Лиза, удивляясь тому, насколько смело и настойчиво Василь пытается вывести Дмитриевского из себя. Или намекнуть на что-то собравшимся за столом… Но на что? Она снова хотела вмешаться, как несколько дней назад, но в этот раз так и не набралась смелости, встретив пристальный взгляд Александра, устремленный на нее с торца стола. Он приказывал молчать, и Лиза подчинилась, снова ощущая в груди неясный трепет перед этим человеком, таким знакомым ныне и все же… все же таким чужим.
Василь продолжал дразнить кузена, по аналогии со сказкой называя его lа Bête[224]. И с удовлетворением наблюдал, как, отвечая ему, Александр все больше теряет самообладание.
— Я не привык говорить за трапезой о деньгах, — в какой-то момент холодно начал Дмитриевский, зная, что ударит в самое слабое место Василя. — Эта тема извечно портит аппетит. Но вы вынуждаете… Так извольте! Я хотел говорить с вами о том, что с недавних пор ваше содержание обходится мне слишком дорого. Что ваше поведение не по возрасту и недостойно нашей фамилии. Что вы в который раз пренебрегли советом и моими дружескими хлопотами касательно вашей будущности и отвергли должность в Коллегии[225]. Вам нравится, что в вашей подписи значится чин «недоросль»? Хотя нет… верно, не нравится, иначе вы не опускали бы его в переписке, ставя это жалкое — «литератор». Я имел удовольствие прочесть одно из ваших творений. Не буду упоминать инициалы адресата, к которому вы обращались. «Любовь» и «кровь» отменно рифмуются даже под моим пером, но я не льщу свое тщеславие, как это делаете вы… Дмитриевский и рифмоплет… admirable![226] Прошу меня простить, уважаемые дамы, Борис Григорьевич, что не буду иметь удовольствия разделить с вами трапезу… Василий Андреевич, жду вас в библиотеке!
Он уже почти подошел к дверям, которые услужливо распахнули перед ним лакеи, когда Василь ядовито бросил ему в спину:
— Вы правы, Дмитриевский и заговорщик — сочетание…
И тут же осекся, не вынес пристального взгляда, которым кузен, резко обернувшись, буквально пригвоздил его к месту. «В библиотеке!» — повторил ледяным тоном Александр и вышел вон.
Обед завершился в полном молчании. Уходили по одному, тихо прощаясь до ужина. Сначала Василь, который изменил своей привычке и, не поцеловав руки дамам, ускользнул, пряча глаза. Вскоре, проводив до салона Пульхерию Александровну и Лизу, вышел явно чем-то встревоженный Борис. Женщины продолжали молчать и в салоне. Но через некоторое время, не выдержав, Пульхерия Александровна вдруг поманила к себе Лизу и прошептала ей на ухо:
— Христом Богом вас заклинаю, моя милочка, ступайте в библиотеку. Машку мою в провожатые возьмите и ступайте. Alexandre смягчится при вас… вы его отрада, елей для израненной души. Ступайте, покамест не стало совсем поздно. Mon pauvre garcon![227] Молодость кружит ему голову и заставляет говорить глупости! А Alexandre слишком непримирим…
Но Лиза опоздала. Когда она, добежав до библиотеки, застыла в нескольких шагах от дверей, внутри уже вовсю бушевала буря. Лакеев поблизости не было. Верно, предусмотрительный дворецкий отослал всех прочь, чтобы не слышали барской ссоры. Да, и Лизе не следовало стоять и вслушиваться в глухие крики за дверью, не пристало то благородной девице. Но тут она услышала собственное имя и сделала знак сопровождавшей ее Машке отойти подальше, к дверям анфилады.
— …кто она для тебя? Кого ты видишь в Lisette?
— Я повторяю тебе который раз — не смей называть ее по имени! Я запрещаю тебе!
— Вот! Вот оно! Ты снова делаешь это! Как и тогда — с Нинель… как с mademoiselle Зубовой! Я видел, как ты смотрел на нашу гостью еще тогда, на новогоднем бале у предводителя. И не говори, что я не прав. Сперва она не привлекла твоего внимания. Ты сам говорил об этом, сидя здесь, на этом вот самом месте. И вдруг такой интерес! Это я своим расположением невольно вызвал его… Я сам! О господи! Сам!..
— Полно, mon cher, не ищи того, чего нет. И не перекладывай с дурной головы на здоровую… Быть может, ты и не отболел чувством, что кружило тебе голову в те годы. Меня же уволь! И повторяю — я решительно запрещаю тебе говорить о ней. Запрещаю!
— И как ты заставишь меня, mon cher cousin? Выгонишь за порог? Нет, не выгонишь, потому что tantine никогда не позволит того. Лишишь содержания? Так tantine и тут мне в помощь! Вычеркнешь из духовной[228]? Так моего имени там нет, мне ли не знать? И не смотри на господина Головнина. Не он мне сведения о том дал… О, я даже вообразить не могу, как он, должно быть, радовался, когда составлялась духовная! Так что я волен говорить то, что мне угодно! Бедная несчастная девочка! Знает ли она, кому вручает свое сердце? Да, я зол! Ты прав, я зол до исступленья, до безумия! Она же влюблена в тебя отчаянно, до дрожи… Невинная чистая душа, к несчастью ее, наделенная сходством с Нинель. Ты погубишь ее, как погубил Нинель! И меня пугает то, что я вижу… Угодно ли тебе вообще венчаться, или это очередная твоя забава? Как та, что привела девицу Парамонову к краху всей ее жизни, и стоила жизни Павлу и несчастному брату Парамоновой. Ты заскучал, mon cher? Тебе захотелось любви этого наивного существа? Или просто тепла в спальне? Так ступал бы в maison verte и предавался бы там плотским и иным радостям жизни!
В ответ на эту бурную речь за дверью послышался голос Александра, но столь тихий, что Лиза не смогла разобрать ни слова. И в ту же минуту раздался возмущенный возглас Бориса: «Господа! Александр, опомнись! А вы, Василь, имейте благоразумие и замолчите, наконец!»
