Проигравший из-за любви - Брэддон Мэри Элизабет (читать книги полностью .TXT) 📗
Миссис Гарнер принесла сыну завтрак и была чрезвычайно горда и счастлива, когда он снизошел до улыбки ей.
— Я нашел спинку в той старой развалине, — сказал Джарред, показывая на старинный инструмент, — ты, должно быть, уронила ее туда, убирая комнату.
Миссис Гарнер возразила, но Джарред не сказал больше ничего.
— Ты можешь приготовить мне обед к пяти часам, моя старушка, — сказал он, отдавая покачиванием головы должное ветчине и вареным яйцам. — Я думаю, что как раз к этому времени у меня вновь появится аппетит.
— Я тоже надеюсь, на это, Джарред. Мне очень приятно видеть, что ты с такой охотой ешь, и как в старые времена, вновь работаешь здесь. Не хотел бы ты кусок жареной ягнятины и горохового супа? Мясо свежее и нежное.
— Все на твое усмотрение, мама, у меня нет и шести пенсов, чтобы дать тебе.
— Не стоит, Джарред. Я хочу взять в долг ягнятину у Симмонсов.
Мистер Гарнер без перерыва проработал до пяти часов, тихонько насвистывая во время работы, оставаясь довольным своим искусством. «Эта скрипка будет стоить Ахазерусу сотню гиней», — сказал он себе, когда полировал и затемнял скрипку.
Он съел свой обед с огромным удовольствием, похваливая стряпню матери и оставаясь очень довольным собой. Даже когда он выкурил свою послеобеденную трубку и миссис Гарнер уже было приготовилась к его уходу, Джарред продолжал сидеть. То веселое общество, которое раньше прельщало его, сейчас потеряло для него интерес, ведь тогда в кругу его знакомых были люди, вызывающие определенные сомнения, ну а для такого человека, как Джарред, всякого рода сомнения были невыносимы. Он мог спокойно встретиться лицом к лицу со сборщиком налога за воду, он мог вынести различные нападки со стороны владельца дома, но он не мог терпеть, когда исподтишка шептали какие-нибудь гнусные россказни.
Так он сидел в гостиной, куря и листая страницы потрепанного старого спортивного журнала.
— Да, твое присутствие в доме весьма радует меня, — сказала мать, — положительно у меня сегодня счастливый день.
— Правда? Наверное, нашла несколько серебряных монет, завернутых в газету и положенных в те горшки. Я никогда больше не видел такого чуда, как заворачивание денег в газету.
— Нет, Джарред. Я так хорошо знаю, что такое деньги, что не могу забыть то, куда их кладу. Не в этом мое счастье. Ты помнишь красивое сиреневое сатиновое платье, висящее в окне?
— Помню ли? — воскликнул Джарред возмущенно, — я знаю его так же прекрасно, как флаг Англии, я уже устал видеть его.
— Хорошо, Джарред, твои глаза больше не будут страдать от его вида, хотя пока оно было у меня, я не очень-то стремилась продать его, но все-таки сделала это.
— Да ну! Тогда я скоро начну верить тому, что говорит доктор Камминг, и тому, что конец света не за горами.
— Это, конечно, очень хорошо, что ты шутишь, Джарред, но это не моя вина, что наш бизнес идет не очень бойко. На Войси-стрит не так уж много денег у людей, иначе одежда не оставалась бы так долго непроданной.
— Так как же все-таки тебе удалось избавиться от него? — спросил Джарред.
— Прошло около получаса после того, как я подала тебе завтрак, я убирала комнату в то время, а девушка лущила горох и вдруг я услышала, как зазвенел колокольчик у двери в магазин. Я подумала, что это один из бродяг зашел, чтобы поглядеть и поспрашивать цену на вещи в моем магазинчике и совсем не имеющий намерения купить хоть что-нибудь, ну и я, вздохнув, отправилась смотреть, кто к нам пожаловал.
Миссис Гарнер остановилась на мгновение, чтобы посмотреть, какой эффект производит ее рассказ, заинтриговывая тем самым слушателя.
— Кто бы ты думал это был — старая миссис Хэгсток, мать миссис Симмонс, очень респектабельная пожилая леди, живет она над Симмонсами и помогает им вести дела, ведь сама ее дочь очень занята семейными проблемами. Ну так вот, она пожелала мне доброго утра, отвесила пару комплиментов и попросила дать ей стул, ну а затем она рассказала мне, что ее маленький внук — прекрасный малыш, я видела его на руках матери этим утром, когда ходила за той грудинкой ягненка, ну так вот, этого малыша должны покрестить завтра, и старая леди хотела бы присутствовать на этой церемонии, а вечером у них должно было быть чаепитие, и поэтому она сказала: «Только честно, миссис Гарнер, за какую самую минимальную цену вы бы могли продать то сиреневое сатиновое платье, если оно подойдет мне?»
Здесь опять для достижения соответствующего ораторского эффекта миссис Гарнер прервала свой рассказ.
— Джарред, я приложила это платье к ней и полных три дюйма юбки оказались на земле, то есть его внизу можно было сложить складками и таким образом скрылась бы из виду некоторая его потрепанность. «Миссис Хэгсток, — сказала я, — даже делая вам одолжение, я не смогу содержать себя и семью, если возьму меньше, чем пятьдесят шиллингов за него. Было бы неуместным хвалить качество сатина, сейчас такой ткани уже не найдешь». В ответ на это старая леди повернулась ко мне и сказала, что цвет платья очень уж старомоден. Я же сказала, что если уж цвет и старомоден, но зато на ткани китайская расцветка. Сказала также, что такое качество материала она не сможет достать ни за какие деньги.
— Не надо больше говорить, что ты ей сказала, что ответила тебе старая леди, мама. Как много ты получила от нее?
— После получасового разговора она выложила на стол один фунт семнадцать шиллингов и шесть пенсов. Я уверена, что это было все, чем она обладала, Джарред, и я позволила ей забрать платье. Вместе с белой шалью, в которой она выходила замуж, и в этом платье она будет выглядеть завтра очень почтенной женщиной. Я думаю, что схожу завтра в церковь, чтобы только взглянуть, как это платье выглядит на ней.
— Да, пожалуй для тебя будет внове увидеть церковь изнутри, — ответил Джарред шутливо.
Люди на Войси-стрит не очень-то часто посещали церковь, предпочитая, как правило, посвящать свои субботние дни кулинарным приготовлениям, а субботние вечера — дружеским разговорам на крыльце или прогулкам по Регенскому парку.
Скрипка была окончена к субботе и «скрипичный доктор» получил награду за свою работу от мистера Ахазеруса, который заплатил очень хорошо и пообещал еще много работы.
— Корелли никогда не играл на инструменте более лучшем, чем этот, — сказал пожилой джентльмен, когда приложил скрипку к плечу и пробежал смычком по ее струнам. И с этого момента он действительно почти уверовал, что скрипка принадлежала великому Страдивари.
Джарред чувствовал себя вполне счастливым человеком, когда возвращался с Лейкэстер-сквер с пятью соверенами честно заработанных денег в кармане. Двадцать или даже пятьдесят фунтов, выуженных у доктора Олливента, не могли бы доставить ему столько удовольствия. Сейчас же он возвращался к своему привычному месту времяпрепровождения — к «Королевской голове» для того, чтобы встретить своих кредиторов открыто и заплатить им столько, сколько может, с обещанием выплатить остальное еще до конца следующей недели. Столь благородное поведение вызвало всеобщее одобрение в кабаке и Джарред мог даже позволить друзьям немного угостить его.
Мистер Гарнер был уже научен горьким опытом подобных соблазнов. Он принял спиртного не больше, чем количество, достаточное для того, чтобы сделать человека пьяным, и затем вернулся на Войси-стрит, идя с гордо поднятой головой и обладая весьма связной речью, за несколько минут до одиннадцати.
В темном коридоре он столкнулся со своей матерью, находящейся в необычайном возбуждении.
— О Джарред! — воскликнула она, — чудеса никогда не кончатся! Здесь такой сюрприз для тебя.
— О Господи, прости эту старую леди, она все щебечет! — воскликнул Джарред. — Что за сюрприз?
— Лу!
Он застыл, не зная, что сказать, затем потеснил мать и вошел в гостиную.
Там, в слабо освещенной комнате стояла леди, одетая в платье из коричневого шелка с золотыми блестками на складках, оно отличалось завидной красотой, изяществом и оригинальностью и было похоже на одежды, изображенные Тицианом и его современниками. Прекрасные черные волосы девушки были красива уложены на ее миниатюрной головке, темный цвет лица живо гармонировал с голубой ленточкой, повязанной вокруг шеи, маленькие сапфиры сверкали в аккуратных ушках. Конечно, это была Лу, но изменившаяся и удивительно похорошевшая, та Лу, которую до сегодняшнего дня никто не видел на Войси-стрит.
