Обрученная с розой - Вилар Симона (читать книги полностью .txt) 📗
На улице снова разгорелась свара. Кричали, суетились, кто-то рыдал, заходилась лаем собака. Майсгрейв еще о чем-то говорил со шкипером, но Анна не могла разобрать слов. Однако в этот миг, несмотря на всю безысходность и опасность их положения, она испытывала тихую радость. Ведь Филип Майсгрейв ради нее отказался от подарка королевы Элизабет. Если бы этот камень был ему дорог, он бы ни за что не расстался с ним.
– Вы не спите, леди Анна?
Это был Фрэнк. Капитан Джефрис и Майсгрейв вышли. Анна улыбнулась ратнику:
– Как твоя нога?
Фрэнк сказал, что еще заметно хромает, но ходить и даже пробежать небольшое расстояние, если понадобится, сможет. Затем стал поносить капитана Джефриса, вспоминая, какую неслыханную цену тот заломил. Анна спросила, не было ли известий о судьбе Гарри. Фрэнк помрачнел.
– Я надеялся, что ему удастся скрыться в сутолоке. Но, видно, не вышло. Этот каменщик, Перкен, приходил и сказал, что всех, кого схватили, отправили в Саутворкскую тюрьму и, скорей всего, их ждет петля.
– О нет!
Анна не знала, как утешить Фрэнка.
Ратник сокрушенно вздохнул:
– Все в руках Божьих.
Когда вернулся Майсгрейв, Фрэнк Гонд и Анна, стоя на коленях перед его ковчежцем, молились.
Ночь прошла спокойно, насколько может оказаться спокойной ночь в буйном Уайтфрайерсе. То и дело на улице раздавались звон стали, выкрики или хоровое пение. Один раз под самым их окном какой-то гуляка, обнимающийся с хохочущей шлюхой, воскликнул заплетающимся языком:
– Какая жалость, милашка, что ты не графиня Уорвик. Я бы отвел тебя к нашему горбатому принцу и добрых шестьдесят английских фунтов веселили бы мне душу как манна небесная.
Анна нахмурилась. Ее имя на языке у всего Лондона! На душе вновь стало тревожно. Она взглянула на Майсгрейва. Тот выглядел спокойным, как всегда. Он неспешно вычистил оружие, упаковал и пристроил за поясом письмо короля, перекусил и, расстелив плащ, прилег на тюфяке, небрежно облокотившись о стену.
– Как нам быть дальше? – спросила Анна.
Не поднимая глаз, рыцарь пожал плечами:
– Дождемся утра. Все равно без Перкена и Джека-лодочника нам не удастся выбраться отсюда.
За окном зашумел дождь. Из тьмы долетел душераздирающий вопль. Анна перекрестилась и прочла про себя молитву. Ночь, мрак, неизвестность окружали ее, и единственной надеждой и опорой был этот сильный, сдержанный человек.
– Сэр Филип, мне жутко, – негромко сказала девушка. – И я устала, я бесконечно устала от всех этих опасностей…
Филип повернулся, в полумраке его лицо казалось отлитым из бронзы.
– Все будет хорошо, миледи. До сих пор судьба хранила нас. Не может быть, чтобы это было понапрасну.
Девушка молчала, свернувшись клубком. В темноте нудно звенели комары. В этой конуре было знобко и неуютно. Хотелось сесть поближе к Филипу, прильнуть к его плечу, ощутить его силу и тепло. Как когда-то они рядом лежали у костра. Но теперь это было невозможно. Она не была больше Аланом Деббичем, и рыцарь никогда не скажет ей, как тогда: «Иди сюда».
– Когда мы окажемся во Франции, прибудем к моему отцу и я вновь смогу открыто назваться своим именем, вы узнаете, как умеет быть благодарной дочь Делателя Королей.
Она увидела, что Филип улыбнулся.
– Дай Бог, чтобы вы вновь заняли подобающее вам по праву рождения положение. Для меня будет величайшей наградой лицезреть свою отважную спутницу во всем блеске славы.
Перед его мысленным взором предстала дама в белом атласе, что приветствовала их в высоком зале Уорвик-Кастл. Как разительно отличалась она от этой измученной, напуганной девочки, забившейся в угол, вздрагивающей от любого шороха! И хотя та нарядная леди и восхитила Филипа, он не мог не признаться себе, что эта Анна понятнее и ближе. При слабом свете масляной лампы он видел темные круги вокруг ее глаз и следы слез на щеках. И тогда он сделал то, на что никогда не решился бы в других обстоятельствах. Протянув руку, он погладил ее по голове, ласково разлохматив густые мягкие пряди.
– Все будет хорошо, миледи. Вот увидите, все будет хорошо.
Анна замерла, прикрыв глаза. От руки рыцаря исходило тепло. Девушка невольно повернула голову так, что рука Филипа коснулась ее виска и щеки, скользнула легким прикосновением по губе. Анна почувствовала, как его пальцы замерли, все еще нежно касаясь ее. Легкое, едва ощутимое прикосновение сильной и такой ласковой руки… У девушки бешено застучало сердце. Теплая, расслабляющая волна прошла по телу. Словно с трудом Анна разомкнула ресницы. Филип был так близко… Его глаза сверкали во мраке острым, напряженным блеском. На какой-то миг Анна забыла обо всем на свете…
За окном пронзительно завопила кошка. Филип вздрогнул.
– Ложитесь, миледи. Завтра предстоит нелегкий день. Вам нужно как следует отдохнуть.
Он отсел подальше и, завернувшись в плащ, попытался дремать. В другом углу негромко бормотал молитву Фрэнк Гонд.
Анна легла, но ей не спалось. Сердце еще сильно колотилось. Ей вспомнились слова Джудит Селден: «Вам еще предстоит сделать свой выбор». «Кажется, я его уже сделала, – подумала девушка. – Но разве моя вина, что он избегает меня?»
Коты надсадно орали, пока не раздался свирепый старушечий голос:
– Сатанинское отродье! Чтоб вас черти съели!
Потом последовал плеск выливаемых помоев, и все стихло, только дождь продолжал монотонно шуршать.
Под утро на Лондон опустился туман. Проснувшись, Анна не сразу поняла, откуда взялся этот белесый мягкий свет.
– Вот это хорошо! – потирал руки Фрэнк. – Вот это славно. Как раз нам на руку.
Филип казался встревоженным. Уже давно рассвело, но ни лодочник, ни каменщик не показывались. Явилась Дороти Одноглазая, принесла какую-то еду, а вслед за нею на лестнице послышались торопливые шаги. Вошли запыхавшиеся лодочник и Перкен.
– Просим прощения, замешкались, – едва отдышавшись, сказал каменщик. – Но сегодня на Коммон-Гелоуз были повешены все, кто вчера не смог уйти от стражников Глостера.
Фрэнк Гонд выронил ложку и побледнел как мел.
– Мой брат… Гарри… Они повесили его как вора…
– Нет, его не было среди казненных.
На какой-то миг все поверили, что произошло чудо, но Перкен угрюмо покачал головой:
– Увы. Он не был повешен. Человек, который был в рясе священника, погиб еще раньше, в Саутворкской тюрьме. Его зарубили.
Никто не проронил ни слова. Фрэнк сидел сгорбившись, бессильно свесив могучие, похожие на клещи руки.
Перкен заговорил снова:
– Я узнал об этом случайно. Когда пленников вели к месту казни, я, пользуясь туманом, приблизился к одному из них, моему приятелю, клерку из Темпл-Бар. Он был славный парень, и мы с ним немало кружек осушили в «Золотой Чаше»… Так вот, он и поведал мне, что вчера вечером сам Ричард Горбун вместе с несколькими приближенными явился в Саутворкскую тюрьму, чтобы расспросить о вас тех, кто был захвачен. В его свите был и некий рыцарь, высокий, коренастый, с подстриженной квадратом бородой, который внезапно указал на вашего человека, заявив, что это воин из отряда Майсгрейва, что он следовал с вами от самого Йорка и наверняка посвящен во все ваши планы. Тогда герцог приблизился и велел, чтобы этого парня отвели в камеру пыток, где он лично допросит его. И тут произошло неслыханное. Воин в рясе внезапно бросился на брата короля и, вцепившись ему в горло, сжал его так, что тот посинел и потерял дыхание. Свита пыталась оттащить его от герцога, но не тут-то было. Этот парень так и придушил бы горбуна, если бы кто-то из людей Глостера не выхватил меч. Тут и все остальные обнажили оружие и искромсали беднягу в куски. Герцог же, едва отдышавшись, пришел в страшную ярость, орал и топал ногами на приближенных, величая их недоумками, и тут же распорядился всех, кто был схвачен, на рассвете повесить. А с ними и моего бедного приятеля, царствие ему небесное…
Каменщик умолк. Анна вдруг расплакалась. Майсгрейв сотворил крестное знамение.
– Бедный Гарри… Бесшабашная голова и преданное сердце… Он знал, что может не выдержать пыток, и пошел на это, чтобы спасти нас.
