Ночной ураган - Коултер Кэтрин (лучшие книги читать онлайн .TXT) 📗

На следующее утро Алек долго искал жену, пока не узнал, что в последний раз ее видели идущей к конюшне. Было холодно, небо закрывали лохматые свинцовые тучи.

Алек ускорил шаг и остановился только перед крытой черепицей конюшней. Часть плиток разбилась и вылетела, в крыше зияли дыры. Здание явно пришло в упадок, и некоторые окна болтались на полуоторванных петлях.

Алек, нахмурившись, покачал головой. Да, много придется потрудиться, чтобы привести в порядок Каррик-Грейндж. Он открыл заднюю дверь, переступил порог и сразу увидел жену.

— Здравствуй, Джинни. Сэр Эдуард снова был здесь, и на этот раз пары портвейна больше не туманили ему голову. Он, похоже, сильно сомневался, что все правильно расслышал вчера вечером, поэтому и хотел убедиться при свете дня, что не ошибся. Я еще раз произнес свой замечательный монолог — никогда не подозревал, что во мне кроется талант прирожденного актера, — и теперь он отправился восвояси, довольный уже сознанием того, что барон Шерард не станет больше жаловаться.

Джинни опустила тряпку, которой протирала испанское седло Алека, и взглянула на мужа, вспоминая все, что тот вчера наговорил судье. Она заснула, так и не дождавшись мужа. Сэр Эдуард уговорил его сыграть в пикет и отправился в постель только после третьей партии. Алек не стал будить жену.

— Думаю, мы очень неплохо поработали вместе, — объявил Алек, закрывая за собой дверь. В конюшне приятно пахло кожей, льняным семенем и лошадьми.

— Возможно.

Алек поднял брови:

— Но ты прекрасно справилась — добилась правды от Марджи и смогла узнать все. Я очень горжусь тобой.

Джинни с подозрением уставилась на галстук мужа.

— В самом деле? — недоверчиво пробормотала она.

Алек вздохнул, прекрасно понимая, что сам во всем виноват. Какая жалость, что сэр Эдуард не уехал вчера вечером… Но толстяка было просто невозможно оттащить от карточного стола. Алек опять потерял время.

— Иди сюда, — прошептал он, притягивая Джинни к себе. — О чем это я? Ах да, я ждал божественного вмешательства, словно христианский мученик на костре. Ты простишь меня?

Джинни испытующе взглянула на мужа:

— За что именно?

Алек улыбнулся, и Джинни почувствовала, как перевернулось сердце в груди. Она, наверное, простит ему все что угодно, поскольку совершенно потеряла рассудок от любви.

Алек провел кончиками пальцев по щеке Джинни, сверху вниз, до маленькой ямочки на подбородке.

— За то, что лишил тебя удовольствия поиграть в детектива, за то, что запретил носить мужской костюм…

— Но ты все успел уничтожить…

— Я куплю тебе двадцать пар брюк. Сапоги? Не меньше десяти пар, из белой кожи с золотой отделкой. И…

Джинни легонько ударила Алека кулаком по руке.

— Пожалуйста, не нужно! — напряженно попросила она, опустив голову.

— Но главное, прости меня за то, что запрещал тебе быть собой. Ты — это ты, и такой я полюбил тебя, Джинни. Мне нравится покорное мягкое создание, так заботившееся обо мне, пока я был беспамятным болваном, но моей женой стала упрямая, порывистая, страстная женщина, которая способна свести меня с ума и подарить неслыханное блаженство, так, что в одно мгновение я впадаю в бешенство и в следующее — замираю в экстазе; женщина, которая заставляет меня вопить от злости на ее ослиное упрямство и стонать от желания. Скажи, что прощаешь этого безмозглого глупца, Джинни. Будь моей любовью, и женой, и моим партнером.

Джинни в немом изумлении уставилась на мужа.

— Почему я изменился так внезапно? Вижу, тебе очень хочется спросить об этом, но ты не доверяешь мне. И чего же ожидать? Правда заключается в том, что я обнаружил, каким несчастным идиотом был все это время. Но, Джинни, по справедливости, мне хватило менее двадцати четырех часов, чтобы прийти в себя. Это огромный прогресс, не находишь? Я понял, что между нами не должно быть недоверия, гнева или боли, по крайней мере не больше чем минут на десять… раз в месяц. Судьба соединила двух очень сильных и упрямых людей, и не сомневаюсь, что мы будем ругаться, и орать, и скандалить так, что окружающие начнут трястись от страха, но ты сама знаешь, что мы принадлежим друг другу, сейчас и навсегда, и я более чем готов признать это. Что скажешь?

— Ты не собираешься снова стать тираном и деспотом?

Алек улыбнулся, очень медленно и нежно:

— Именно таким я и был? Не совсем уверен, однако. Ты считаешь, будто лишь потому, что я отдаю приказы, говорю, что делать и что нет, отвергаю твои идеи и мнения, сразу становлюсь тираном и деспотом? Господи, до чего же я низко пал в твоих глазах! Да, я, конечно, попытаюсь, и не сомневайся. Скорее всего это просто такой мужской способ защиты от слишком властных женщин. Ну а как насчет тебя? Постараешься взять надо мной верх? Сделать своей комнатной собачкой?

— Очень возможно. Знаешь, мне хотелось бы, чтобы ты лежал у моих ног с огромной костью во рту. Но тут ее улыбка немного поблекла.

— Не знаю, что и делать. Ужасно трудное положение, — покачала головой Джинни.

— Разве это не великолепно? Обожаю трудности. Кроме того, все неприятности и затруднения вызывают во мне неудержимое вожделение. По правде говоря, знаешь ли ты, что я хотел бы сделать именно сейчас, в эту минуту? И готов немедленно начать, как только ты скажешь, что любишь меня больше, чем это испанское седло и стремена.

— Я люблю тебя больше, чем все стремена на свете, независимо от их происхождения.

— И я тебя, Джинни. И я.

Алек повернулся и запер дверь. Потом подошел к жене и, улыбнувшись, подал ей руку.

— Не можем ли мы начать сначала?

Джинни улыбнулась в ответ и вложила ладонь в пальцы мужа.

— Да, — шепнула она. — Мне бы очень хотелось этого.

Эпилог

Алек в жизни еще не был в состоянии такого ужаса и неуверенности. Никогда до конца жизни не забудет он этого дня. Зато теперь он чувствовал себя вымотанным, измученным, невыразимо усталым, но бесконечно удовлетворенным, потому что Джинни в безопасности и его маленький сын жив, здоров и громко, требовательно кричит, требуя еды. Если прислушаться, вопли доносятся даже сюда, через закрытую смежную дверь. Но по внезапно наступившей тишине Алек, улыбнувшись, понял, что малыш жадно припал к груди кормилицы и захлебывается молоком.

Усевшись на стул около постели, Алек откинулся на спинку и закрыл глаза. Господи Боже, в какие только переделки он ухитряется попадать! Вчера утром он и Джинни решили отправиться на пикник, взяли догкарт [11] и огромную корзину, наполненную всякими деликатесами, которые только могла изобрести кухарка, и поехали в Мортимер-Глен, красивое, но дикое и уединенное местечко, где с гор стекает прозрачный ледяной ручей, зеленеет дубовая рощица и можно отдохнуть на покрытой мхом мягкой земле.

Алек даже ухитрился заставить Джинни ненадолго забыть о ноющей спине и огромном животе. Он рассказывал истории, заставлявшие ее охать и смеяться, и они прекрасно проводили время, пока не начался проклятый дождь, перешедший в страшную грозу, мгновенно превратившую узкую лесистую долину в грязное топкое болото. А потом сломалось колесо, и экипаж перевернулся, и у Джинни на неделю раньше начались схватки, а до Каррик-Грейндж оставалось много миль.

Алек открыл глаза и посмотрел на спящую жену, словно боялся, что ее здесь нет, что она умерла, как Неста, и он не сумел сохранить ее и остался один… навсегда. Но на щеках Джинни играл румянец, дыхание было ровным, а тщательно расчесанные волосы блестели. Глядя на нее, невозможно представить, какой она была всего двадцать четыре часа назад.

Алек поморщился при мысли о том, что произошло; мышцы живота непроизвольно напряглись. Никто не должен терпеть подобную боль, ни один человек на свете!

Он никогда раньше не присутствовал при родах. Такие вещи просто не допускались. Джентльменов изгоняют из спален рожениц. И хотя Алек слышал крики Несты, разрывавшие сердце, никто и близко не подпустил бы его к жене.