Обещай мне - Харрингтон (Гаррингтон) Кэтлин (бесплатные версии книг TXT) 📗
Стоя среди шумной и чересчур оживленной толпы, она удерживала на липе безмятежную улыбку, стараясь дышать глубоко и ровно, чтобы никто не заметил ее истинного состояния. Вокруг было много знакомых лиц. Граф и графиня Рамбуйс танцевали вальс, Этьсн и Андрэ тоже, каждый со своей женой. Обе вдовствующие леди беседовали с Тобиасом и Белль и время от времени незаметно бросали взгляды в сторону дверей. Даже Бланш и Беатриса оставили вновь образованный пансион и теперь наслаждались блеском и великолепием бала. С балкона, идущего по периметру залы, на разряженную толпу смотрел Кит в сопровождении няни О’Дуайер к Fancuillo, который вел себя поразительно тихо для непоседливого щенка. Филиппа поймала взгляд сына и незаметно помахала ему.
Все, буквально все ее близкие собрались в зале, не было только одного, и этот один, казалось, держал сейчас в руках само ее сердце. Он мог прижать его к груди и согреть, а мог разжать руки. И тогда оно разобьется навек; Что такое блистательный успех в свете по сравнению с женским одиночеством?
В этот вечер Филиппа оделась с особым старанием. Долго выбирала она бальное платье и наконец остановилась на туалете цвета лаванды, зная, что этот оттенок особенно нравится Корту, так как идет к ее глазам. На шее ее красовалось бриллиантовое колье с крупным аметистом (камнем, по поверью, способным исцелить любую душевную рану), а в ушах – серьги. Драгоценный гарнитур вместе с чудесным букетом фиалок Филиппа получила в этот вечер. Ни записки, ни карточки к ним не прилагалось и невозможно было сказать, кто послал драгоценности, Корт или леди Августа. Филиппа могла бы напрямую спросить вдовствующую герцогиню, но боялась разочароваться.
В тысячный раз за вечер она приказала себе успокоиться. Подошел Тобиас, чтобы пригласить ее на очередной танец, и она заставила себя лучезарно улыбнуться ему.
– П-потанцуешь со мной, Филли? – застенчиво осведомился он. – Сегодня т-ты прямо-таки сияешь, как бриллиант. Д-держу пари, тебя приглашают на к-каждый танец.
К чести Тобиаса, он был достаточно чувствителен к настроению близких, чтобы не надоедать Филиппе ничего не значащей беседой. Невозможно было сказать, о чем он думает. Свет хрустальной люстры отражался в его очках, не давая прочесть выражения глаз. Филиппа изнемогала от желания спросить, что думает Тобиас о Корте, но она прекрасно знала скрупулезную честность виконта и не хотела ставить его перед необходимостью отвечать: «Полагаю, он не придет». И она только улыбалась фальшиво сияющей улыбкой, пока они кружились и кружились в вальсе.
И вдруг, словно по мановению волшебной палочки, гости разом притихли. Одна за другой пары остановились и повернулись к двери. Музыканты перестали играть. Бессознательно опираясь на руку Тоби, Филиппа посмотрела туда же, куда и все остальные.
В дверях появился Корт. Даже не остановившись, он прошел в центр круга, туда, где стояли Филиппа и Тобиас. Он смотрел прямо перед собой, не отводя взгляда ни на миг. Все разом отхлынуло: сожаления, боль, страх и зарождающееся отчаяние – осталась только надежда… нет, уверенность, что все возможно, что все в конце концов будет хорошо. Он пришел, и это означало, что он простил и ее, и себя.
Он шел к ней по навощенному до блеска полу бальной залы, и толпа расступалась, давая ему дорогу.
Ей хотелось броситься навстречу, но серебряно-серые глаза словно безмолвно говорили: не торопись. И Филиппа молча ждала.
Приблизившись, он тяжело и медленно опустился на одно колено и внятно произнес:
– Могу я рассчитывать на обещанный танец, о Прекрасная Дама?
Корт улыбался как обычно немного насмешливо, но слова прозвучали очень серьезно. Это было непросто для него, вот так публично склониться перед женщиной.
Филиппа смотрела на него своими удивительными фиалковыми глазами, и было видно, что она все понимает.
– Да, мой Храбрый Рыцарь, – сказала она с сияющей улыбкой, – этот танец ваш и только ваш.
Не глядя. Корт протянул трость Тобиасу. Он не танцевал уже много лет, зная, как неуклюжи будут его движения. Но теперь ему было все равно. Странным образом он поднялся над мнением посторонних ему людей. Он привлек к себе Филиппу, и музыканты грянули вальс. Толпа поспешно расступилась, образуя круг.
Медленно и отнюдь не грациозно Корт и Филиппа кружились в нем, улыбаясь с отрешенностью людей, поглощенных друг другом.
– Я хочу кое-что пообещать тебе, милая, – прошептал Корт. – – Если ты вторично выйдешь за меня, я никогда, никогда больше не стану тебя ревновать. Ты вольна поступать, как сочтешь нужным, встречаться с кем захочешь, бывать где угодно – отныне я доверяю тебе безоговорочно.
– Корт, дорогой мой, – тихо ответила Филиппа, – ты обещаешь в тысячу раз больше, чем сумеешь исполнить. Из тебя никогда не выйдет кроткого супруга… но это и не нужно. Я все равно принимаю твое предложение.
Эпилог
В этот день было шестнадцатилетие близнецов. Неужели ее малышки совсем скоро станут юными леди и впервые выйдут в свет? Они напоминали розовые бутоны, только-только начавшие распускаться. Но разве не вчера они дружно ползали по ковру детской, гугукая и пуская пузыри перед восхищенным взором счастливого отца? И как будто совсем недавно Корт впервые склонился над колыбелью, в которую повитуха положила не одного, а сразу двоих новорожденных.
Эти сентиментальные воспоминания были прерваны Китом, просунувшим голову в дверь гостиной.
– Мама, боюсь, тебе придется немедленно явиться на веранду. Кошмарная Парочка требует твоего прихода. Они решительно отказываются без тебя разворачивать подарки.
Филиппа поманила его и протянула сверток.
– Вот, возьми. Отнеси это на веранду.
– Как, еще один! – хмыкнул Кит. – Надеюсь, это последний, или у тебя спрятано по подарку в каждом углу?
– Нет-нет, клянусь, что это последний, – торжественно заверила Филиппа и, улучив момент, ущипнула сына за щеку.
– Когда в семье близнецы, – пояснила она после недолгого размышления, – буквально все должно быть в двух экземплярах: туфельки, чулки, шляпки… и, разумеется, подарки на день рождения.
– И разумеется, развлечения, – с усмешкой добавил Кит и поцеловал мать в макушку.
– Об этом можно было бы даже не упоминать, – согласилась Филиппа, улыбаясь в ответ. – Что там говорил твой отец насчет близнецов? Что это единственный способ наверстать упущенное?
– Это его точные слова, – с наигранной торжественностью ответил Кит. – Ты ведь знаешь папу, он никогда не любил полумер.
Филиппа подняла взгляд от свертков и оглядела своего первенца. Киту исполнился двадцать один год, и он по-прежнему был похож на отца как две капли воды: угольно-черные волосы, серебряно-серые глаза, широкие плечи и немного хищный профиль, который юные поклонницы Кита называли ястребиным. Он унаследовал от Корта обостренное чувство собственного достоинства и мужественность, но вместо надменной отстраненности отца обладал мягкостью матери. Находиться рядом с ним было просто и радостно.
– Ну, что ж, carissimo, настало время разделить общее веселье, – сказала Филиппа, подхватывая оставшиеся свертки.
День был на редкость хорош, поэтому все семейство собралось на широкой деревянной веранде дома, откуда открывалась величественная панорама залива. Вода в этот час приобрела чистейший оттенок индиго, лазурные небеса с редкими клочками облаков смотрелись в море. Волны с мягким шорохом набегали на песчаный пляж, будя где-то среди утесов тихое эхо.
– Подарки! Подарки! Посмотрите, сколько их! – воскликнула Густа, когда Филиппа и Кит вышли на веранду со свертками в руках.
Юная девушка, почти подросток, сидела на краешке стула, только что не подпрыгивая от нетерпения. Глаза у нее были темно-синие, удивительной глубины, в этот момент они так и сверкали от веселого возбуждения. Высокая, тоненькая, с волосами скорее золотистого оттенка, чем просто белокурыми, как у матери, она все же очень напоминала Филиппу, особенно живостью и постоянной готовностью одарить окружающих улыбкой.
