Узник в маске - Бенцони Жюльетта (полные книги txt) 📗
– Еще назовите меня льстецом! Я заслуживаю многих эпитетов, но только не этого. Раз я говорю, что вы молоды, значит, считаю вас молодой. Да вы взгляните на себя в зеркало!
Сильви не успела последовать его предложению: в таверну вошли Филипп и Пьер де Гансевиль. Им не потребовалось долго озираться, чтобы оценить положение. Их выбор пал на дальний столик. Казалось, происходящее вокруг их нисколько не занимает.
– Вернемся к Лозену, – заторопился Персеваль, отвлекая от них внимание. Его посетила неплохая идея. – Может быть, навестить его и немного утешить? Мы с госпожой де Рагнель (в выправленном им паспорте Сильви значилась его племянницей) очень ему обязаны. Он-то, по крайней мере, не числится в тайных узниках?
– Вряд ли. Напротив, с ним должны неплохо обращаться. Я еще раз поговорю об этом с Сен-Маром, но при одном условии...
– Каком?
– Не просите о разрешении посетить Фуке. Знаю, он вам очень дорог, но он был и остается тайным узником.
– Обещаю, – ответила Сильви. – Будет большим благородством с вашей стороны, если вы за нас похлопочете. Ведь Мари – она скоро выйдет замуж – обязана своим счастьем именно Лозену.
– Сделаю все от меня зависящее.
Он взял руку Сильви и припал к ней гораздо более длительным поцелуем, чем в первый раз и чем того требовали правила хорошего тона. После этого мушкетер удалился, пообещав зайти за ними поутру, чтобы проводить к Сен-Мару или посадить в карету, которая увезет их в Турин, а потом выехать обратно в Париж. Сильви и Персеваль дождались, пока он выйдет, бросив пару слов бригадиру.
– Завтра, моя дорогая, вы скажетесь больной, – решил Персеваль. – Ваш воздыхатель не сможет проводить вас к коменданту.
– Что, если он решит дожидаться моего выздоровления?
– Такая опасность грозила бы нам, если бы он был здесь один, но ведь он – человек военный, привержен дисциплине и не может по собственной прихоти задержать в этой дыре четыре десятка мушкетеров. А теперь поднимемся в свои комнаты и попросим подать нам ужин туда.
Сопровождаемые женой хозяина, они зашагали к крутой лестнице, стараясь не обращать внимания на двух любителей вина за дальним столиком. Проходя мимо них, Рагнель как бы невзначай спросил у хозяйки, в какие комнаты она их поселит.
– В первую и вторую по правой стороне, – был ответ.
Филипп усмехнулся в усы. Чуть позже, дождавшись, когда солдаты ушли в казарму, он постучался в ближайшую к лестнице дверь, за которой отдыхал Персеваль.
– Вот уже два дня мы не находим себе места! – зашептал он, поздоровавшись. – Вообразите, что мы подумали, когда увидели мушкетеров, а потом застали матушку за беседой с Д'Артаньяном!
– Успокойся, пока что все идет неплохо...
Персеваль коротко пересказал Филиппу разговор с капитаном мушкетеров и признался, что считает эту встречу удачей: ведь благодаря ей они смогут явиться к Сен-Мару, даже не прося о приеме напрямую.
– Именно это и не дает мне покоя! Вы хоть представляете, какой опасности подвергнетесь?
– Кто не рискует, тот ничего не добивается. Твоя мать полна решимости прибегнуть к оружию, которым владеет. Вспомни, что тебе рассказывали в Париже: десять лет тому назад, находясь в Сен-Жан-де-Люз, она помогла мушкетеру по фамилии Сен-Мар избежать виселицы, которая грозила ему по обвинению в воровстве. В качестве благодарности он вручил ей письмо, где обязался пожертвовать своей жизнью и честью, если она его об этом попросит. Об этом долге она и собирается ему напомнить.
– За десять лет человек может измениться до неузнаваемости. Что, если этот тюремщик не сочтет возможным выпустить в счет долга столь знатного узника? Гансевиль считает, что ему опасно ночевать на постоялом дворе. Он снял в городе домик между старым дворцом принцев Акейских и церковью Сен-Морис, что на возвышении. Он выдает себя за потомка Вильардуэнов, бывших здешних властителей, ищущего следы предков.
– Кто его на это надоумил?
– Никто. Он действительно происходит от Вильардуэнов – по женской линии. Когда нам показывали старый дворец, он об этом вспомнил. Отсюда и идея воспользоваться этим совпадением. Его постоянное присутствие в таверне могло бы вызвать подозрение. В домике он чувствует себя свободнее, люди относятся к нему сочувственно, а в таверну он наведывается ежедневно – выпить винца и заморить червячка. Говорит он мало, зато напрягает слух. Он не прочь угостить завсегдатая-другого, вот у людей и развязываются языки. Здесь уже которую неделю гуляют слухи о сверхважном узнике в маске. Якобы ему запрещено снимать маску под страхом смерти, у него нет права говорить, разве что с самим комендантом крепости, который приносит ему еду и все необходимое. Зато белье ему стелят тончайшее и кормят, как дорогого гостя...
– Кто-нибудь догадывается, как его зовут, кто он вообще такой?
– Пока что нет, но, когда рядом нет солдат, люди любят об этом посудачить. Вот как обстоят дела, милый крестный. Все это не помешало мне подготовиться, как мы и договаривались в Париже. У Гансевиля стоят кони, кроме того, я купил одномачтовое суденышко, дожидающееся нас в порту Мантон.
– Зачем же ты старался, раз считаешь, что все это – напрасный труд?
– Разве я так говорил? Я другого боюсь: что Сен-Мар предпочтет смерть, но не выпустит узника, исчезновение которого не сумеет потом объяснить. Но и тогда мы сможем выйти из положения – а все благодаря маске... Гансевиль вызвался занять его место!
– Занять его место?!
– Если кто-то на такое способен, то только он. Они – мужчины одного возраста, одного роста, с волосами почти одинакового оттенка, не говоря уже о голубых глазах. К тому же право приближаться к узнику принадлежит одному коменданту... По-моему, это единственный шанс осуществить матушкин замысел!
Замысел действительно был гениален – и благороден. Персеваль пришел в восторг, однако его энтузиазм быстро угас.
– Вы оба отлично знаете, каков Бофор. Неужели вы воображаете, что он на это согласится?
– Придется его уговорить. Это Пьер обещает взять на себя. К тому же... Ведь там будет матушка! Кстати, придется вам примириться с тем, что вас заменит Гансевиль.
– Хочешь, чтобы я позволил ей сунуться в ловушку в одиночку?
Филипп положил руки на плечи старому другу, чье внезапное огорчение сильно его растрогало.
– Она будет не одна: вы забыли про Гансевиля? Ведь он готов пожертвовать ради нее жизнью! К тому же – вы уж не сердитесь – он моложе вас и лучше владеет оружием.
– Очень деликатный способ напомнить, что я – всего лишь старая развалина! – проворчал Персеваль, сбрасывая с плеч руки Филиппа, пытавшегося его утешить. – Хотя, по сути, ты прав... Кстати, где живешь ты сам?
– Здесь, разумеется, хотя на месте не сижу. Я много гуляю, чтобы создалось впечатление, будто мы с Гансевилем познакомились только здесь... А теперь постарайтесь уснуть. Меня тоже клонит ко сну.
На следующий день Сильви, как и было условлено, сказалась больной. Забравшись под гору одеял, она кашляла так, что рядом с ней трудно было долго находиться. Явившийся за ней Д'Артаньян услыхал от хозяйки таверны, собиравшейся отнести наверх кувшин горячего молока:
– Бедная госпожа простудилась. С ней ее дядюшка.
Д'Артаньян задумчиво свел брови на переносице.
– Я поднимусь с вами. Переговорю хотя бы с ним...
Оставив Сильви на попечение сердобольной женщины, Персеваль вышел из ее комнаты и пригласил Д'Артаньяна в свою.
– Она так безрассудна! – запричитал он. – Совершенно не бережется! Взять хоть эту поездку, когда зима уже на носу: не безумие ли? Но она и слушать меня не желала. Я уже давно зарекся ей перечить...
– Если вы намерены помешать Сильви, воспользовавшись ее простудой, то оставьте надежды: мое давнее знакомство с ней позволяет предсказать, что она доберется до туринской плащаницы, раз поставила себе такую цель.
– Увы, это так. А как насчет нашего свидания с господином де Лозеном?
– Все готово. Я пришел предупредить, что Сен-Мар примет вас сегодня в девять вечера. Не скрою, добиться этого было непросто. Никогда еще не видел его настолько робким, настолько пугливым. Такое впечатление, что он сидит на бочке с порохом. Теперь я гадаю, чем это вызвано. Смех, да и только! Своего я добился, но для этого пришлось раскрыть инкогнито герцогини. Он признал, что у него перед ней должок...
