Рекенштейны - Крыжановская Вера Ивановна "Рочестер" (книги бесплатно без онлайн .TXT) 📗
Лилия встретила барона с той милой приветливостью, какой она никогда не оказывала ему; задержала его, потом повела в сад, показала ему оранжереи, олений парк, фазаний двор; наконец, принимая с полной благосклонностью любезное внимание и пламенные взгляды своего спутника, Лилия села с ним возле пруда, чтобы кормить лебедей.
Они были поглощены этим невинным занятием, когда в конце аллеи показался Танкред с раскрасневшимся лицом и очень разгоряченный. Он шел очень скоро, хлопая хлыстом и не сводя глаз с Лилии. Она была прелестна в своем белом платье и большой шляпе из голубого крепа; с веселой улыбкой она бросала лебедям кусочки хлеба, которые подавал ей собеседник, говоря ей что-то с большим оживлением.
— Боже мой! Лилия, что за дикая идея тащить барона в сад, когда солнце печет, как в странах жаркого пояса, — сказал Танкред, стараясь придать голосу шутливый тон и кланяясь гостю.
— Мы здесь в тени; и возле воды довольно свежо, — ответила она простодушно. — Я старалась, как умела, развлечь нашего милого соседа; ты так долго не возвращался: провожал, вероятно, графиню до дома.
— Да, — отвечал граф, неприятно пораженный, и поспешил переменить разговор.
Вернулись в замок, и так как было довольно поздно, то Лилия оставила барона обедать. Затем играли в крокет, и графиня отпустила гостя лишь после чая. Танкред задыхался, а молодая женщина была в восторге от этих симптомов затаенной злобы своего супруга и находилась в прекрасном настроении духа. Когда наконец барон уехал, граф сказал язвительно:
— Сельтен обворожил тебя сегодня: ты не могла с ним расстаться.
— Разве это тебя стесняло? Ведь я одна занимала гостя; ты был так молчалив, что месье Сельтен спросил меня, что с тобой, я отвечала, что у тебя болят зубы.
— Тем более ему следовало убраться прочь. Какая бестактность оставаться бесконечно, когда хозяин дома нездоров. Потом я должен тебе заметить, что совсем неприлично показывать ему такое внимание в мое отсутствие: декорум должен быть соблюден.
Лукавая улыбка скользнула на румяных устах Лилии.
— Боже мой! Ему хотелось тебя видеть, а так как я знала, что ты отправился на прогулку с графиней, то и оставила его. Потом зубная боль не такая болезнь, чтобы из-за этого уезжать.
— Вероятно, барон сказал тебе, что я провожаю мадам Равенгорст; он встретил нас, — заметил граф, насупив брови.
— Ах, нет! Ведь он твой приятель и слишком скромен, чтобы вмешиваться в дела, которые его не касаются. Я сама догадалась, так как встретила графиню; она не могла удержаться на месте от нетерпения, и когда затем я увидела, что ты мчишься вдоль авеню, как ураган, то поняла, что вы спешите друг к другу, чтобы отправиться вместе на прогулку.
Танкред отвернулся взбешенный и, выходя из комнаты, сильно хлопнул дверью.
С этого дня барон сделался усердным посетителем Рекенштейнов, ухаживал за прекрасной владетельницей замка, которая принимала его с неизменной приветливостью. Танкред был вне себя от ревности: бесился втихомолку, когда барон помогал Лилии сойти с лошади, или выйти из экипажа, или вообще оказывал какую-нибудь подобную услугу. Он совсем перестал интересоваться графиней де Равенгорст, не трогался из замка и, когда приезжал Сельтен, следил за ним, как сторож.
Лилия была в восторге от такого положения дела, так как это удовлетворяло ее мстительность и успокаивало ее ревность. Она не щадила Танкреда и смеялась исподтишка, когда он употреблял всякие хитрости, чтобы первому подойти снять ее с лошади, или жаловался на мигрень, когда она хотела играть в четыре руки с бароном. Тем не менее молодая женщина действовала настолько с тактом, что граф не мог ни к чему придраться. Он понимал, что она дразнит его и хочет его помучить, но, несмотря на эту уверенность, не мог победить своей ревности и страха, что эта опасная игра может привести к гибельным последствиям.
Приезд Сильвии и графа Арнобургского вскоре после нее, придал этой игре неожиданный оборот. Барон стал понемногу отставать от Лилии, влюбился заметным образом в мадемуазель де Морейра и ухаживал за ней так, что его намерения сделались ясными для всех. Танкред был бесконечно рад, а Лилия немного досадовала, что расстроились ее манеры; и так как граф больше хотел, чтобы Сельтен был его родственником, чем соперником, то он открыто поощрял искания барона.
Но сама Сильвия оставалась равнодушной к ухаживанию молодого человека. Она была печальна, задумчива, избегала присутствия Арно настолько, как прежде искала его, и жаждала уединения. Граф заметил эту странную перемену, смущение молодой девушки, когда он обращался к ней с речью, ее старание избегать тех братских фамильярностей, которые, бывало, она так охотно допускала, и он счел своей обязанностью быть с ней строго сдержанным. Он тоже стал печален, раздражителен, озабочен и объявил, что, как ни было приятно гостеприимство Рекенштейна, он решил поселиться окончательно в Арнобурге, где намеревался провести и зиму.
Накануне дня, назначенного для этого переселения, вся семья собралась к первому завтрака на террасе. Затем Лилия вышла для какого-то хозяйственного распоряжения, Арно сел в сторону с журналом; Сильвия собиралась последовать за невесткой, но Танкред остановил ее:
— Послушай, — сказал он, — я имею основание думать, что послезавтра на балу барон Сельтен сделает тебе предложение. Надеюсь, что на этот раз ты будешь благоразумна и без всяких капризов дашь свое согласие. Это прекрасная партия, человек честно любит тебя. Что ты можешь желать лучшего? Такого совершенства, как Арно, тебе не найти, — заключил он лукаво.
Сильвия вспыхнула, но Арно побледнел и сдвинул брови.
— Я бы желал, чтобы ты не включал меня в свои дурные шутки. А что касается твоего желания породниться с Сельтеном, оно удивляет меня.
— Отчего? Барон вполне порядочный молодой человек и прекрасный офицер. Разве ты имеешь что-нибудь против него?
— Ничего, только это кутила и мот, запутавшийся в долгах, так что состояние Сильвии придется ему кстати.
— Боже мой! Арно, можешь ли ты вменять в преступление Сельтену такую обыкновенную вещь. У кого нет долгов, когда он молод и когда он служит в гвардии? Мне известны долги барона: они не переходят границ приличия, и Равенгорст обещал уплатить их в случае женитьбы; состояние Сильвии избавит его от необходимости делать новые долги; он остепенится от любви к жене. А твои резоны не таковы, чтобы отказать человеку. Что скажешь на это, сестра?
— Если ты думаешь, что женитьба на мне будет иметь тот добрый результат, что обратит ветреника на путь истинный, то я согласна выйти за барона; он кажется мне добрым малым, — отвечала мадемуазель де Морейра глухим голосом.
— Отлично! — Твое решение делает тебе честь. И, быть может, на этом же балу мы объявим о вашей помолвке.
— Нет, нет! Не так скоро. Мне надо некоторое время, чтобы привыкнуть к этой мысли, — воскликнула бледная, взволнованная Сильвия и, схватив шляпу, кинулась в сад.
Покраснев по уши, Арно встал и, бросив журнал так, что он полетел за перила, подошел к брату.
— Скажи, пожалуйста, зачем ты мучаешь девочку и упорно навязываешь ей на шею этого негодного мота, волокиту, которого она не любит? Мало того, что в твоей собственной жизни ты так ветрен, такой невозможный муж, ты еще играешь будущим своей сестры и приносишь ее в жертву капризу ревности.
— Ошибаешься, — возразил Танкред, улыбаясь, — Я имею в виду лишь счастье Сильвии. Я не могу создать ей такого мужа, о каком она мечтает; но необходимо дать ей цель жизни, чтобы излечить ее от несчастной любви к тебе, так как сам ты не хочешь жениться на ней.
Арон побледнел и отвернулся.
— Ты не можешь жить без глупостей, Танкред. Сильвия любит меня, как брата, и связать ее с человеком, который годится ей в отцы, было бы дурной гарантией ее будущности.
— Вот ты говоришь глупости, Тебе тридцать восемь лет, ты красив и здоров, как двадцатилетний юноша. Отчего же ты не можешь составить счастье женщине? Сильвия была влюблена в тебя прежде, чем тебя увидела; она носит на шее твой портрет. Но ты слеп и просто глуп. Но, погоди, мне пришла мысль. Я стану ее допрашивать и заставлю сказать правду, а ты слушай за дверью и будешь удовлетворен, — заключил шутливо неисправимый ветреник.
