Леди и лорд - Джонсон Сьюзен (книги бесплатно без онлайн TXT) 📗
— Нет уж, Джонни, лучше ты сперва своей женушке помоги. А то у меня такие ступеньки высокие, что и мужику ноги задирать приходится. Поможешь мне позже, коли захочешь.
— До чего же приятный человек, — поделилась впечатлением Элизабет, когда они вошли в дом. — А теперь иди, не бойся, я скучать не буду.
— Я ненадолго, — пообещал Джонни, бегло осматривая чисто прибранную комнату, которая служила одновременно гостиной и кухней. — Вот тебе стул, на нем любит сидеть Полуорт. Садись и грейся у огня.
Джонни тут же ушел, а она еще минуту стояла, осваиваясь в комнате, пропахшей трубочным табаком и копотью очага. Здесь не было ничего лишнего — все приспособлено для какого-нибудь полезного дела. Мебель отличалась простотой и, судя по размерам, предназначалась для человека довольно крупного: дубовый стол, стоявший не на ножках, а на козлах, четыре стула с высокими спинками, гигантский, почти во всю стену, сервант с резными дверцами. Пищу, судя по всему, готовили в той же печи, которая использовалась для обогрева. Об этом свидетельствовала встроенная в нее медная жаровня. В доме было на редкость чисто и уютно. Можно было даже подумать, что к этому нехитрому хозяйству прикасались заботливые женские руки. Медь шведской жаровни была начищена до солнечного блеска, а к запаху табака и сосновых бревен примешивался аромат пекущихся больших и толстых лепешек, похожих больше на караваи. От вкусного хлебного запаха, который навязчиво щекотал ноздри, у Элизабет потекли слюнки. Ребенок внутри ее хотел есть, и при мысли об этом она нежно улыбнулась.
По обе стороны от очага стояли два потертых диванчика, однако задуманную симметрию несколько нарушал громоздкий любимый стул Полуорта. Судя по цвету и рисунку его обивки, этот стул поначалу был частью обстановки Голдихауса. Несмотря на ветхость, камчатная мебельная ткань по-прежнему отличалась сочным малиновым цветом. Следуя совету мужа, Элизабет опустилась на стул Полуорта и протянула озябшие руки к огню. С мягкой подушки не хотелось вставать, и все же ей время от времени приходилось подниматься, следя за лепешками на огне. Не то чтобы она хорошо разбиралась в пекарском деле, но для того, чтобы понять, когда лепешки начинают подгорать, особого опыта не требовалось.
К счастью, мужчины вернулись раньше, чем понадобилось вытаскивать хлеба. Для столь ответственного дела у нее вряд ли достало бы умения.
А Полуорт справился с этой задачей в одну секунду. Едва войдя в дом, он схватил лопатку с длинной ручкой и мгновенно скинул хрустящие хлебцы с раскаленной широкой сковороды.
— Вкусно пахнет… — с наслаждением потянул ноздрями воздух Джонни.
Вся следующая неделя была наполнена простыми радостями, которые не мог омрачить даже тот факт, что Джонни и Элизабет едва избежали смертельной опасности и впереди их ждало туманное будущее. В Денском лесу они могли забыть о многочисленных опасностях, поджидавших их во враждебном мире, оставшемся за стеной деревьев. Безмерное счастье заставляло молодых супругов не думать о том, что за голову Джонни, должно быть, уже назначена цена. И если бы не обязанности лэйрда, от которых его никто не освобождал, он вряд ли устоял бы от искушения навсегда остаться здесь, в лесном домике, где они с Элизабет могли бы безмятежно провести остаток жизни, воспитывая своего ребенка по-христиански.
По утрам после нехитрого завтрака все трое обитателей небольшого домика отправлялись на соколиную охоту. Пока мужчины предавались этой забаве, Элизабет, поеживаясь от ветра, тихо сидела на потертом турецком ковре, который расстилали для нее на вершине невысокого холма. Для охоты Джонни и Полуорт предпочитали соколов, пойманных взрослыми, в диком состоянии, а не взятых птенцами из гнезда и взращенных в неволе. Приручить их было труднее, зато они были несравненными охотниками, наученными этому делу свободными родителями и самой природой, — погоня за добычей была у них в крови. Самым захватывающим в этом зрелище был момент, когда птицу, освобожденную от пут, подбрасывали в воздух. Поначалу сапсан летел медленно, как бы нехотя, описывая широкие круги, но затем набирал высоту все стремительнее, ловя широкими крыльями свежий ветер. Некоторые взмывали ввысь на четверть мили и казались тогда не больше ласточки. Затем, зависнув на секунду при виде добычи, хищная птица переворачивалась в воздухе и головой вниз устремлялась к земле в великолепном броске, от которого у всех захватывало дух.
В такие утренние часы, пронизанные зимней стужей, Элизабет научилась понимать несравненную красоту соколиной охоты и страсть к ней своего мужа. И не переставала удивляться, наблюдая за тем, как гордые соколы, перед которыми трепетало все живое на земле, вдруг начинали ласково жаться к мужчинам, признавая в них хозяев.
Возвращаясь с охоты, Элизабет вместе с Джонни принимали участие в кормлении маленьких лесных курочек, которых Полуорт растил в неволе. Уж близилась весна: самочки обустраивали гнезда, готовясь высиживать яйца. Наблюдая за Джонни, помогавшим Полуорту, Элизабет заметила в муже новую черту, на которую раньше не обращала внимания. Из утонченного кавалера и предводителя клана он внезапно превращался в заправского лесничего. Это еще раз подтверждало, сколь богата и многогранна натура этого человека. Его ловкие руки быстро чинили клетки, уверенно прибивали на место оторвавшиеся деревянные планки. Все эти приспособления он знал не хуже егеря. С птицами, готовыми превратиться в наседок, Джонни обращался легко и безбоязненно. Медленно засовывая руку в клетку, он нежно и смело брал своими длинными пальцами трепетную птаху.
Наблюдая, как ее муж разговаривает со стариком, Элизабет словно приоткрывала дверь в его детство. Джонни относился к старому лесничему с величайшим почтением, которое было продиктовано не столько уважением, сколько глубокой, почти сыновней привязанностью. Во время совместных трапез Полуорт даже восседал во главе стола и располагался, как подобает почтенному отцу семейства.
За то короткое время, что они провели в домике егеря, Элизабет усвоила кое-какие азы кулинарии. Полуорт милостиво согласился показать ей, как замешивать тесто для лепешек. Однако она решила испечь собственное изделие, нарезав из раскатанного блина теста небольшие треугольнички. Получилось нечто вроде печенья. Снимая первые треугольнички со сковороды, Элизабет была не похожа на саму себя: ее лицо стало черно-белым от муки и копоти, по лбу катились крупные капли пота, зато на губах блуждала торжествующая улыбка. Оба мужчины в мгновение ока съели горячие хлебцы с маслом и сливовым вареньем, что было для начинающего повара лестным комплиментом.
Элизабет еще долго распирало от гордости, хотя тысячи женщин по всей Шотландии делали то же самое ежедневно, не ожидая за свой труд никакой награды. Но ведь она готовила впервые в своей жизни! И обнаружила, что это занятие доставляет ей неподдельную радость.
Спальней супругам служила одна из двух комнатушек непосредственно под скатом крыши, над которыми не было даже чердака. Им была выделена обширная кровать с четырьмя столбами, которая еле помешалась между стеной и окном. Встроенный шкаф, упиравшийся в крышу, вполне умещал в себе весь их гардероб, а небольшой камин делал крохотную спаленку теплой и уютной.
— Обрати внимание на эти инициалы, — показал Джонни на бревно над дверью как-то утром, когда они нежились под толстым одеялом из гусиного пуха. — Я вырезал их, когда мне было всего восемь лет. Целый день пропыхтел — хотел, чтобы осталось на века. Думаешь, легко было резать дуб, который казался мне тверже камня?
— Расскажи мне, каким ты был тогда, — попросила Элизабет. Ей захотелось представить себе неугомонного мальчугана, которого она никогда не знала.
— Не помню уж теперь… Должно быть, задавал массу вопросов. Мне не терпелось узнать все, что знает Полуорт.
— А Робби когда-нибудь приезжал сюда?
— Приезжал позже… Но не на такой долгий срок, как я. Когда Робби было четыре года, у нас умерла мама, и нам после этого пришлось часто переезжать с места на место. — Он не сказал, что его мать умерла во время родов — она и ребенок. — Отец занимался торговлей, так что поездки на континент не были для нас редкостью.
