Укрощенная любовью - Монтегю Жанна (книга жизни txt) 📗
Сколько времени она стояла так, затерянная в пустыне страдания, Беренис не знала. Наконец, ее потревожило бесшумное появление Миллисент: настала пора готовиться к обеду. Словно живая кукла, Беренис позволила искупать себя в медной ванне, наполненной теплой, нежно пахнущей водой. Ванна стояла на коврике перед камином, и мерцающие блики пламени танцевали на ее поверхности, сливаясь с блеском множества свечей, расставленных по всей комнате. От мягкой заботливости Миллисент Беренис немного расслабилась. Но все равно ее мозг жгла мысль, что скоро и такое уединение станет ей недоступно. В любую минуту на него сможет посягнуть ее муж. Душа ее, казалось, съежилась от страха, краска залила щеки при мысли о незнакомце, разглядывающем ее тело – и можно не сомневаться, что он не ограничится одним лишь простым разглядыванием…
Эта мысль вызвала у нее отвращение, но ее раздражала и собственная неопытность, она злилась на тех, кто дал ей такое ханжеское воспитание. Конечно же, они были виноваты в том, что ее сейчас наполнял такой безудержный страх! О, Люсинда рассказывала о сексе и об отношениях с мужчинами – циничная, искушенная, она словно выставила на всеобщее осмеяние три зеркала, в которых Беренис могла видеть три отражения мужского естества, три его ипостаси. Муж – обычно пьяный, скаредный негодяй, не имеющий ни малейшего представления о чувствах жены; любовник – покорный коврик у двери, о который его обожаемая может вытирать свои изящные ножки, покупающий подарки, слагающий дифирамбы в ее честь. Вписывается ли Перегрин в этот образ? Есть еще и третий тип мужчин – подлый совратитель, набрасывающийся на девственницу. Люсинда заботливо предостерегала ее от всех трех, но этот совет привел Беренис в смятение.
Окончив купание, она села на пуф перед туалетным столиком, завернутая в толстое белое полотенце, а Миллисент начала расчесывать ее роскошные волосы перед тем, как уложить в сверкающий каскад локонов. Потом она была обильно посыпана душистой пудрой и одета в тончайшую газовую сорочку. Следующим в ее туалете было платье – простой белый муслин, обшитый прямо под грудью розовой атласной лентой, которая давала возможность юбке ниспадать до пола. Сходство с греческим одеянием завершалось низким, квадратным вырезом и пышными рукавами. Затем Миллисент натянула белые чулки на ноги Беренис, застегнула их на подвязки и обула ее в розовые атласные туфли.
Позолоченные часы над камином пробили без четверти семь. Беренис застыла. Она так нервничала, что у нее вспотели ладони под спадающими на них кружевными манжетами. Она торопливо положила еще один легкий мазок помады на губы и румян на щеки, пока служанка приколола к ее локонам ленту, украшенную единственным завитым белым страусовым пером. Она была готова идти. Готова? Бог мой, думала она, разве к этому когда-нибудь можно быть готовой?
Огромные хрустальные канделябры в холле сверкали от множества свечей, когда Беренис молча прошла по мозаичным плитам и остановилась, дрожа, у двери в гостиную.
Сердце ее гулко стучало, и она зябко поежилась, хотя вечер был достаточно теплым и дом хорошо прогревался затопленными повсюду каминами. Ледяной покров, казалось, окутывал ее, вызывая внутренний, полный страха и тревоги, трепет, который невозможно было унять. Чопорный лакей в форменной ливрее и напудренном белом парике торжественно распахнул двери и объявил ее выход. На мгновение Беренис заколебалась, ослепленная ярким светом, заливающим комнату, которая, казалось, отражалась до бесконечности в длинных зеркалах. Ее отец и брат Дэмиан стояли у буфета красного дерева, окруженные гостями. Маркиз прервал разговор, выступая вперед, чтобы приветствовать ее, сопровождаемый одним из гостей.
– А, моя дорогая дочь! – сказал он, перекрывая приглушенный шум голосов. В его голосе чувствовалось удовлетворение, хотя и довольно сдержанное, словно он был не уверен в ее реакции. – Я счастлив познакомить вас с вашим женихом, который проделал долгий путь из Америки. Граф Себастьян Лажуниссе, позвольте представить вашу невесту – леди Беренис!
В полнейшем ужасе она на секунду подумала, что это сон. Или весь мир сошел с ума… Она стояла безмолвная, застыв на месте от изумления. Краска сбежала с ее лица. У нее перехватило дыхание. С той же издевательской улыбкой, скривившей рот, перед ней стоял надменный дьявол, который приставал к ней в таверне! Она едва заметно отрицательно покачала головой, поняв, что он тоже сразу узнал ее.
Себастьян опомнился первым, грациозно склонившись к ее руке и поднося ее к своим губам. Прикосновение его пальцев и губ, прижавшихся к кружеву манжета, было подобно жгучему пламени, взлетевшему от запястья до плеча к ее колотящемуся сердцу. Почти грубо она отдернула руку, озадачив маркиза, наблюдавшего за ними, этим стремительным жестом. Их окружили гости, произнося слова поздравления и поднимая бокалы с шампанским. «Милосердный Боже, – думала Беренис с отчаянием, – все кажутся довольными, кроме меня!» Но, застенчиво подняв глаза на Себастьяна, она была удивлена и задета, увидев, что он смотрит на нее самым мрачным и сердитым из всех взглядов, которые она когда-нибудь видела. Очевидно, его так же ужасает перспектива этого брака, как и ее. Это было в высшей степени неприятно. Мысленно она засчитала еще одно очко не в его пользу.
Себастьян понял всю гамму чувств, отразившихся на лице Беренис, и, ощущая на себе взгляд маркиза, предложил ей руку, отделяясь с девушкой от толпы.
– Ну, мадам, вот так шутка! – начал он с печальной улыбкой на губах. – Обстоятельства немного отличаются от тех, при которых мы встречались в последний раз, а? – Его черные брови были надменно приподняты, зеленые глаза глядели на нее с подозрением.
Беренис отняла свою руку. Ей было неловко от сознания, что каждая пара глаз устремлена на них и гости снисходительно улыбаются, кивают и подмигивают, стремясь убедить маркиза в том, что дела идут гладко. Высокий рост и физическая мощь Себастьяна действовали на нее подавляюще, ей было трудно дышать. Он возвышался, по меньшей мере, дюймов на двенадцать над ее скромными пятью футами, и она чувствовала себя карликом рядом с ним. И все же ей вопреки желанию пришлось признать, что он невероятно красив. На нем был роскошный фрак из бордового бархата поверх черного атласного жилета со свисающей с него золотой цепочкой от часов, и белые бриджи, доходящие до отворотов безупречно начищенных ботфортов. Его кружевная рубашка и галстук были из тончайшего батиста. Смуглое, мужественное лицо прекрасно выбрито, блестящие волосы элегантно уложены. Он был аристократом до мозга костей, и следовало бы радоваться, что она помолвлена с таким человеком – но она не радовалась.
– Ну почему это должны были оказаться именно вы? – прошептала она свирепо.
Он засмеялся вкрадчиво и неприязненно:
– В самом деле, почему? Вы полагаете, мне доставляет удовольствие знать, что моя будущая жена – взбалмошная вертихвостка, посещающая непристойные места в компании хорохорящихся хлыщей?
Враждебность была столь неприкрыта и осязаема, что, казалось, воздух вокруг них накалился. Беренис встряхнула темными локонами, упрямо решив не утруждать себя объяснением причин, побудивших ее пойти в таверну. Если он считал ее ветреной и неразборчивой – что ж, пусть! Толстокожий колонизатор!
Себастьян был сбит с толку и разозлен не меньше Беренис от такого поворота событий. Он высадился в лондонском порту рано утром и незамедлительно сообщил о своем прибытии в Элсвуд-Хаус. Поездка планировалась заранее, и он заблаговременно послал маркизу письмо, указав точную дату приезда. Но, оказалось, маркиз никому не сообщил эту новость! И вот, вместо благовоспитанной английской леди, которую Себастьян ожидал встретить, он оказался лицом к лицу с гарпией, которая привела его в бешенство в таверне «Розы и Короны».
О, она была очень красива, в этом нет сомнения! Эта леди, которая так свирепо и дерзко уставилась на него, была, безусловно, царственной, но своенравной и, возможно, испорченной – светская пташка, привыкшая к раболепному поклонению галантных кавалеров. Он испытывал серьезные сомнения в отношении ее девственности. Даже в Каролине до него доходили слухи о безнравственном поведении в придворных кругах, об оргиях и развлечениях, устраиваемых в Карлтон-Хаусе, дворце принца Георга в Лондоне, и о бурных увеселениях, имеющих место в Брайтоне, морском курорте, который с легкой руки его Королевского Высочества стал таким популярным. Как могла Беренис остаться невинной, когда вокруг так много соблазнов?
