Опал императрицы (Опал Сисси) - Бенцони Жюльетта (читать книги без сокращений .txt) 📗
– Тогда дочь? У него вроде была дочь?
– Эрцгерцогиня Елизавета, ставшая княгиней Виндисграц, по возрасту могла бы подойти, но это не она. Дело в том, что я знаком с ней...
– Тогда фанатичка?.. Или помешанная? Однако ее спокойствие опровергает эту гипотезу. И в любом случае это не объясняет, почему она прячет лицо.
– Может быть, она уродлива... или изуродована. Многие более или менее прославленные красавицы, старея, предпочитают вот так прятаться и избегают зеркал, чтобы не видеть в них упадка былой роскоши.
– Необходимо в конце концов встретиться с ней, – сказал Альдо. – Под маской или без оной. Вы уверены, что на ней именно тот опал, который мы ищем?
– Готов поклясться! Хотя совершенно не понимаю, почему бриллиантовый орел сверкает на груди незнакомки. Эрцгерцогиня Софии подарила его когда-то своей невестке по случаю рождения Рудольфа... наверное, в дополнение к убору, подаренному к свадьбе...
– По-моему, все очень просто. Вы сказали, что личные драгоценности были проданы в Швейцарии. Может быть, наша дама купила эту вещь?
– Нет. Среди тех драгоценностей броши не было. Начался третий акт. Теперь Морозини уделял спектаклю больше внимания. Его околдовали красота Лотте Леманн и ее чарующий голос. Сосед тоже увлекся зрелищем, и, когда в охваченном предельным восторгом зале снова зажглись люстры и жирандоли, наши друзья обнаружили, что ложа напротив опустела. Незнакомка и ее телохранитель скрылись, не дожидаясь конца представления. Морозини отнесся к этому философски.
– Досадно, конечно, но это не катастрофа, потому что я уверен: дама из склепа и дама из ложи – одно и то же лицо.
– Будем надеяться, что вы не ошиблись...
Как только вышел канцлер-епископ, зал стремительно опустел. Аронов и его спутник взяли в гардеробе один – теплую шубу, другой – просторную, подбитую мехом накидку, которую всегда надевал к фраку. Тут Морозини заметил, что трость с золотым набалдашником появилась снова.
– Отвезти вас на машине? – предложил Аронов. – Нам есть еще о чем поговорить.
– Я живу по соседству, у «Захера». Просто неприлично пользоваться автомобилем. А почему бы вам не поужинать со мной, дорогой барон?
Симон Аронов расхохотался. Его единственный ярко-голубой глаз (тот, что скрывался за моноклем, был стеклянным) заискрился лукавством.
– Вам не дает покоя мой титул? Так знайте, что он подлинный, и я имею на него право. Зато имя не настоящее. Я вообще часто их меняю – в соответствии с выбранной внешностью. Здешнее общество принимает меня в качестве барона Пальмера... И я охотно принимаю ваше предложение.
К удивлению Альдо, он велел шоферу подъехавшего к ним длинного черного «Мерседеса» не ждать и возвращаться домой без него.
– Я ужинаю с другом, – пояснил Аронов. – Фрау Захер вызовет мне фиакр. – И добавил, свободной рукой взяв под руку князя: – После ужина у фрау Анны я всегда предпочитаю возвращаться на лошадях. Это напоминает о прошлом.
– Здесь прошлое всегда неподалеку. Как бы ни менялась власть, австрийцы остаются верны себе.
Двое мужчин под руку дошли до отеля. Дождь наконец кончился, и мокрые мостовые отражали мягкий свет матовых стеклянных шаров, привычными созвездиями сиявших в ночи. Фрау Захер, с гаванской сигарой, зажатой между пальцами, встретила их и поручила заботам предупредительного метрдотеля. Тот провел их через зал в укромное местечко, подальше от традиционного цыганского оркестра, к накрытому белой скатертью столику, украшенному букетом роз. Сама хозяйка шла следом.
– Как обычно – меню эрцгерцога? – с улыбкой спросила она. Шутка была привычной для старых клиентов. Завсегдатаи любили вспоминать о последнем обеде, съеденном здесь Рудольфом за два или три дня перед тем, как отправиться «на охоту» в Майерлинг. Он сам составил меню, включавшее в себя следующие блюда: устрицы, черепаховый суп, омар по-арморикански, отварная форель в красном вине под венецианским соусом, фрикасе из перепелок, цыпленок по-французски, салат, компот, каштановое пюре, мороженое, фирменный торт Захера, сыр и фрукты. Все это сопровождалось шабли, шампанским «Редерер» и хересом. Было чем утолить аппетит даже при дворе Людовика XIV!
– Надо быть молодым да к тому же эрцгерцогом, чтобы все это проглотить, – сказал Хромой. – Разве что вы очень проголодались, дорогой князь? У меня же требования весьма скромные...
Сошлись на устрицах, фрикасе из перепелов, салате и прославленном торте, из напитков – только шампанское, ни с чем не смешивая!
Аронов продолжал о чем-то вполголоса переговариваться с хозяйкой, а Морозини разглядывал его. Этот человек навсегда останется загадкой! Несмотря на два серьезных увечья – он был одноглазым и хромым, – Симон всегда находил способ неузнаваемо изменить свою внешность, причем средства использовал самые простые: парик, как сегодня, шляпу, темные или прозрачные очки, монокль, бороду православного священника, в облике которого однажды явился на кладбище Сан-Микеле в Венеции. Однако в кого бы он ни перевоплотился, он никогда не расставался с тростью эбенового дерева с золотым набалдашником, по которой близко связанные с ним люди безошибочно его узнавали. Что-то вроде талисмана или особенно дорогой сердцу сувенир? Спросить было бы нескромностью, однако Альдо не давал покоя еще один вопрос: голос Симона Аронова, его волшебный, напоминавший черный бархат голос, придававший ему такое обаяние, – мог ли он изменять и его тоже? Альдо без дальнейших колебаний произнес вопрос вслух, чем немало рассмешил своего спутника.
– По этой части, друг мой, я бы тоже нашел чем вас удивить. Я не только могу менять регистр, но умею говорить со множеством различных акцентов. Только позвольте мне не демонстрировать это здесь.
– Нет, об этом я вас просить не стану, но хотел бы узнать еще кое-что: каким образом вам удается так вписаться в среду, в которой вы находитесь? В Лондоне вы были примерным английским джентльменом. В Венеции можно было поклясться, что вы ведете свое происхождение с Афона по прямой линии.
Здесь вы перевоплотились в типичнейшего венского аристократа. Вас здесь знают. Полагаю, время от времени вы здесь живете. Однако недавно вы говорили мне, что Варшава – ваше любимое место жительства. Что же – у вас по дому в каждой столице?
– Как у моряка по жене в каждом порту? Нет. У меня и правда несколько жилищ, но здесь я обитаю во дворце верного и надежного друга на Принц-Эугенштрассе.
Морозини поднял брови. Он достаточно хорошо знал Вену и ее знаменитостей, чтобы не бояться совершить ошибку. Тем не менее он понизил голос до шепота:
– Барон Ротшильд?
– Господину Пальмеру незачем это скрывать, – со снисходительной мягкостью ответил Аронов. – Да, барон Луи. Как и его покойному отцу, ему известно обо мне почти все, и я знаю, что в случае... неприятности я всегда смогу рассчитывать на кров и поддержку в его доме. Если вам нужно будет срочно со мной связаться, без колебаний обращайтесь к нему. За светской наружностью скрывается очень набожный и на редкость мужественный человек.
– Знаю. Мне случалось встречаться с ним, но, признаюсь, хотелось бы узнать его получше. Хотя ему едва ли больше сорока, о нем ходят легенды...
Безупречная память тотчас выдала портрет элегантного худощавого блондина, обладателя непоколебимого хладнокровия и многочисленных талантов. Весьма сведущий ученый, одинаково сильный в ботанике, анатомии и графических искусствах, барон Луи был к тому же великим охотником, сливался с лошадью, подобно кентавру, – он был одним из немногих всадников, кому дозволялось садиться верхом на знаменитых белых «липиццанеров» в «испанской» школе верховой езды в Вене, – а кроме того, замечательно играл в поло. Закоренелый холостяк, он тем не менее обожал женщин и имел у них бешеный успех. Легенда же о его хладнокровии зародилась в довоенные времена, когда он был еще совсем молод. В день торжественного открытия нью-йоркского метро произошла авария, и вентиляция отказала. Вслед за потными, полузадохнувшимися, полураздетыми пассажирами, выбравшимися из этой переделки, появился барон – такой чистенький, словно только что вышел из заботливых рук своего камердинера. Он не снял ни пиджака, ни жилета, и, как говорили ошеломленные спасатели, у него «даже капли пота на лбу не выступило».
