Цена счастья - Хейер Джорджетт (онлайн книга без .txt) 📗
В сложившихся обстоятельствах посещение дома на Гросвенор-сквер вызвало у Серены грустное чувство, и кроме того, ей было неприятно узнать, что леди Спенборо уже обшарила весь особняк снизу доверху. Серена была поражена, когда домоправитель по секрету сообщил ей эту новость, — ей просто не верилось, что такое поведение возможно. Никто не отрицал, что ее светлость имеет полное право на посещение дома, но осмотр был проведен настолько бестактно, что произвел отталкивающее впечатление, от которого трудно было избавиться. Сама графиня нанесла утренний визит леди Терезе в ее доме на Парк-стрит специально для того, чтобы объяснить Серене, что ей просто необходимо было срочно посетить графский особняк на Гросвенор-сквер. Ее в высшей степени дипломатичная речь начиналась словами;
«Осмелюсь предположить, что вы были немного удивлены…» Серена простила ее, однако не забыла этот инцидент и была солидарна со своей теткой, когда та позднее назвала поведение графини возмутительным и наносящим ей урон в глазах общества. Но ее поступок не был для леди Терезы неожиданным, так как она никогда не любила Джейн, с самого начала распознав под ее пресной вежливостью желание замаскировать свою примитивность, что вызвало у леди Терезы пренебрежение к молодой женщине. Джейн и одевалась плохо, и не обладала хорошими манерами, и слишком баловала своих детей.
Только в ноябре Фанни и Серена наконец поселились во Вдовьем доме. Прибытие в Милверли леди Спенборо и ее жизнерадостного семейства сопровождалось огромной шумихой, и двум женщинам пришлось выдержать такое количество булавочных уколов, что Серена с готовностью согласилась с Фанни, когда, принявшись за свой первый ужин в новом жилище, та воскликнула: «Как же здесь хорошо и удобно!» Измученная напряжением последних недель, девушка поверила, что сможет быть счастлива в новой обстановке, и с надеждой смотрела в будущее. Ощущение тесноты, думалось ей, пройдет, когда она привыкнет жить в небольших комнатах, ей даже будет забавно общаться с соседями, которых раньше она принимала лишь по праздничным дням. Серена была уверена, что здесь ей будет чем заняться и чем заинтересовать себя.
Ох уж эти радостные надежды! Ей предстояли испытания гораздо большие, нежели она думала. Она предвидела, что будет тяжело переживать смерть отца, однако не могла и подумать, что придется тосковать по вещам, еще год назад казавшимся ей такими скучными. В том мире, где она жила раньше, зимнюю скуку разгоняли поездками: то на неделю в Бадминтон, то в Уобарне, — псовой охотой, бесчисленными приемами. Теперь этому пришел конец — она и не думала, что ей будет так их не хватать. Серена вспоминала, как не раз яростно противилась тому, чтобы пригласить кого-нибудь погостить в Милверли. Но это мало помогало — она была воспитана именно для такой жизни, и забыть о ней было нелегко. Она испытывала боль и тогда, когда переступала порог родного дома в Милверли.
Вторжение кузена с семьей в этот дом казалось ей событием не менее страшным, чем захват Рима готами. Молодая женщина понимала, что подобное к нему отношение неразумно, и долгое время даже от Фанни скрывала острую неприязнь, охватывавшую ее всякий раз, когда новые хозяева нарушали какую-либо банальную, но освященную временем традицию. «Мы думаем» или «Мы предпочитаем» — эти слова очень часто слетали с языка Джейн, и произносились они с таким спокойным самодовольством, которое само по себе воспринималось как оскорбление. Что же касается Хартли, она просто заставляла себя поддерживать отношения с человеком, столь недостойным быть преемником ее отца.
Серена допускала, что ее кузен стремится делать все как следует, и отдавала себе отчет в трудностях, с которыми он сталкивался. Но когда Хартли откровенно признался, что не создан для верховой езды, и провозгласил, что хочет продать скаковых лошадей своего предшественника, Серена была потрясена так, словно тот объявил себя последователем Магомета. Она не успокоилась даже тогда, когда Хартли заявил о своем желании заняться охотой, — неумение держаться в седле, по ее меркам, не делало ему чести.
Фанни видела, как злилась Серена, и сочувствовала ей, однако не могла разделить эмоций девушки. Перемены в собственной жизни вполне устраивали молодую вдову. Ей никогда не было уютно в Милверли, а Вдовий дом сразу понравился. Столовая, в которой могло поместиться не больше шести человек, прелестная гостиная и уютный будуар для завтрака были ей гораздо больше по душе, нежели анфилада полудюжины огромных салонов. Она была только рада, когда, вместо бесконечных гулких коридоров, увидела здесь два холла, расположенных один над другим. Фанни нравилось советоваться с домоправительницей о том, какой салат готовить к баранине, как лучше сохранить в желе яблоки сорта «пепин». Нравилось проводить утро в кладовой или разглядывать постельное белье. В этом Серена была ей не помощница. Она просто ничего не смыслила в подобных вещах. Для нее было естественным повелевать — молодая женщина великолепно управляла хозяйством отца и с наслаждением утирала нос пожилым леди, которые находили ее слишком юной для подобных занятий. Но ее представление о домашних делах сводилось к тому, чтобы вызвать к себе домоправительницу или лакея и дать им общие указания. Если бы хоть раз на стол был подан плохой ужин, Серена тотчас же позаботилась бы о том, чтобы подобное больше не повторялось. Однако составить меню этого ужина ей было бы так же трудно, как самостоятельно сварить яйцо или застелить постель.
В свое время Фанни с удовольствием передала в руки Серены бразды правления в Милверли. Теперь Серена с радостью предоставила мачехе заниматься домашними делами во Вдовьем доме. Молодая вдова наслаждалась тем, что может выполнять эти обязанности, и находила много интересного в таком небольшом пространстве. В Милверли все было не так — чем более пышные приемы устраивались там, тем больше они пугали Фанни. По натуре она была скромницей, причем не очень понятливой. Вдобавок она вышла замуж почти сразу же после окончания школы, так что просто не успела много узнать о мире, в котором жил ее муж, и совсем уж ничего не ведала об обитателях этого мира. Доброта и скромность помогали ей во многих испытаниях. Но только сама Фанни знала, какого труда ей стоило в течение всех этих месяцев после свадьбы участвовать в беседах, где так небрежно упоминались события, о которых она и понятия не имела, или люди, с которыми она никогда не встречалась. Зато ее вполне устраивало, когда к ней в гости приезжала из Гренджа миссис Эйлшэм или Джейн рассказывала забавные истории о своих детях. Серена же находила все это крайне скучным и с трудом подавляла зевоту во время подобных бесед.
Обитательницы Милверли, хотя и были знакомы со многими дворянами, живущими по соседству, никогда не завязывали с ними тесных отношений. Пропасть между Милверли и более скромными поместьями была слишком глубока, чтобы они могли приезжать друг к другу в гости. Да, пятый граф Спенборо был любезен со своими соседями, а Серена неукоснительно соблюдала правила вежливости. Но считалось, что ужин или вечерний прием в Милверли не требовал ответного приглашения. В дни охоты, когда его светлость забирался слишком далеко от своего поместья, он частенько перекусывал в доме какого-нибудь знакомого охотника. Иногда графа сопровождала Серена, оба они бывали забрызганы грязью по самые уши, и, по общему признанию, не было гостей более непритязательных и общительных, чем отец и дочь. Однако после того, как вас проведут по парадной лестнице особняка в Милверли, передавая от одного лакея к другому, после того, как вы, пройдя несколько залов, попадете в большую гостиную, где вас примет юная леди Спенборо, а потом усядетесь в столовой за стол, где вас ждет, по словам лорда, «обычный скромный ужин», вы поймете, что не много найдется дам благородного происхождения, которые бы решились без внутреннего содрогания пригласить хозяев Милверли к себе в дом.
Когда Фанни и Серена обосновались во Вдовьем доме, многие окрестные дворяне почувствовали себя неуверенно и, за исключением некоторых совсем уж бесцеремонных личностей, выжидали, как обе женщины поведут себя по отношению к соседям, прежде чем навязывать им свое общество, — ведь это могло и не понравиться вдове и ее падчерице.
