Община Святого Георгия. Второй сезон - Соломатина Татьяна (чтение книг txt) 📗
Белозерский:
Но как же…
Вера:
Вот если мы полезем с пилой ему в башку – он скорее всего умрёт!
Белозерский:
Но почему же…
Вера:
И мы даже говорить ему ничего не станем!
Белозерский:
(в отчаянии) Но зачем же мы знаем?! К чему все эти чудесные аппараты, если мы ничем не можем помочь?! Как же: мы даже не попытаемся?!
Вера:
Саша…
Вера встаёт из-за стола, берёт снимок, подходит к Белозерскому, ласково берёт его за плечо:
Вера:
Даже если мы ему скажем – нужно его согласие на операцию. А он откажется. И будет жить, зная. Не веря – но уже зная. И нет хуже мук сомнения. Сомнения – единственный дар знания. Оставим ему его веру. Веря в то, что здоров, наш славный Матвей проживёт ещё достаточно. Отнеси ему.
Белозерский механически принимает снимок, пробегает подпись Веры. Поднимает на неё всё ещё растерянный взгляд.
Белозерский:
Но зачем тогда всё это?! Зачем нам знать, если мы ничего не можем сделать?!
Вера усмехается. Смотрит на Белозерского.
Вера:
Когда Адам проглотил оскомину от яблока с древа познания, первое, что он сделал – уставился на Еву примерно с таким же выражением и задал ей тот же вопрос.
Белозерский спрашивает совершенно серьёзно:
Белозерский:
И что она ответила?
Вера:
Она ответила: «Я только предложила. Ты мог отказаться».
Вера идёт за стол, давая понять: свободен.
Белозерский:
Но я не отказался!
Вера смотрит на него, изображая Еву, в меру шутливо, в меру – грозно:
Вера:
За своё решение я расплачиваюсь тем, что в муках рожаю детей. (Намекая на произошедшее сегодня) НЕ рожаю – в ещё больших! И ты смеешь ко мне лезть с непереваренным яблоком?! Пошёл вон!
Госпитальный Извозчик и Бригадир разговаривают. Георгий на ступеньках курит, потирая бедро. Усмехается иным словам Извозчика – тот, хоть и типа занят беседой, – однако всё отмечает.
Госпитальный Извозчик:
На что мне електричество в конюшне?! Нам с лошадьми балы после заката не давать!
Бригадир:
А как кобыла ночью рожать начнёт?
Госпитальный Извозчик:
У меня здесь не завод! Господам денег некуда девать – а я бойся.
Бригадир:
Чего ж ты боишься, тёмный ты человек?! Тебе только рычажок туда-сюда елозить.
Госпитальный Извозчик пожимает плечами.
Госпитальный Извозчик:
Да чёрт его знает! А только если електричество – явление природы – то его надо бояться! Вот ты мне тут про молнии объяснял…
Выходит Белозерский.
Белозерский:
Матвей Макарович!
Подходит к ним. Протягивает Бригадиру пластину с рентген-изображением черепа.
Белозерский:
Это вам! Спасибо за помощь!
Бригадир берёт, пробегает запись Веры, важно кивает, показывает снимок любопытничающему Извозчику.
Бригадир:
Гляди, Иван Ильич!
Госпитальный Извозчик, увидав изображение черепа, пугается, крестится.
Госпитальный Извозчик:
Святые угодники!
Сплёвывает. Белозерский смеётся. Усмехается Георгий, чуть скривившись от боли в культе.
Бригадир:
Без электричества эта бесовщина была бы невозможна! Мне господин Попов всё объяснил. Нужен ток в катодной трубке…
Смотрит на выкатившиеся шары Извозчика, машет рукой: «без толку!»
Бригадир:
А!
К Белозерскому, немного помолчав. С якобы насмешливым пренебрежением.
Бригадир:
Нашли у меня чего, господа доктора?
Белозерский:
…Нет. Здоров ты, Матвей Макарович.
Бригадир:
(рассматривая снимок черепа) Смерть сама знает, когда к кому…
Госпитальный Извозчик, опасливо глянув на снимок, и ещё раз перекрестившись, резюмирует:
Госпитальный Извозчик:
Во-во! И електричество ваше ей для этого ни к чему.
Бригадир и Госпитальный Извозчик уходят в сторону конюшни. Белозерский садится рядом с Георгием.
Белозерский:
Болит?
Георгий:
Когда ходишь – нет. Но уж как присядешь, или того хуже – приляжешь!.. (махнув рукой, меняет тему) Слушай, Александр Николаевич, а что за человек наш извозчик?
Белозерский:
Иван Ильич? Славный мужик.
Георгий:
Сдаётся, невзлюбил он меня.
Белозерский:
Быть не может! Он только таких (жестикуляция: таких-сяких, высокомерных) не любит. Таких как ты, он всегда привечает. (шутливо толкает Георгия).
На пороге появляется Матрёна, нехарактерно мила. Хотя и насупливается, увидав Белозерского.
Матрёна Ивановна:
Георгий Романович, идёмте обедать. Уж давно пора.
Георгий поднимается – первые движения отражаются болью на лице. Белозерский встаёт, хочет подать ему руку. Мимика Георгия, не видна Матрёне: «не вздумай, барин!» Встаёт, разворачивается.
Георгий:
С удовольствием, Матрёна Ивановна!
Пропускает её вперёд, жест: «прошу!» Заходит, подмигнув Белозерскому. Белозерский делает бровушками, глядит в сторону, куда ушёл Госпитальный Извозчик, затем на дверь. Соображает, отчего невзлюбил Извозчик Георгия: из ревности к Матрёне.
Белозерский:
Вот оно что!
Зеркалит Верину реплику из сцены в кабинете:
Белозерский:
Она только предложила. Ты мог отказаться!
Усмехается, заходит в клинику.
Белозерский собирается, снимает белый халат, вешает в шкаф. Кравченко сидит за столом с бумагами. Заходит Концевич. Белозерский в прекрасном настроении (вечером к Вере).
Белозерский:
Хорошего дежурства не желаю, Дмитрий Петрович! Плохая примета… Эх, скорей бы уже открылись!
Жмёт руку Концевичу, хлопает по плечу. Салютует Кравченко:
Белозерский:
Владимир Сергеевич!
Выходит из ординаторской. Концевич сел на подоконник, достал бутерброд.
Кравченко:
Дмитрий Петрович, почему с персоналом никогда не обедаете?
Концевич пожимает плечами.
Концевич:
Не любят они меня.
Кравченко:
А вы их?
Концевич снова пожимает плечами, говорит равнодушно.
Концевич:
Я к ним прекрасно отношусь. Без них – никак.
Кравченко отрывается от бумаг, смотрит на Концевича, со значением:
Кравченко:
Вы бы продемонстрировали им своё прекрасное отношение.
Концевич:
Я никогда не демонстрировал обратное.
Кравченко встаёт, даже слегка на нерве, отбросив ручку:
Кравченко:
Так продемонстрируйте прямое!
