Исповедь соперницы - Вилар Симона (читать книги полные TXT) 📗

Я совсем замерзла пока шла по холодным переходам замка. Однако в спальном покое уже был растоплен камин, горничные прогревали постель глиняными грелками, набитыми горячими угольями. И, когда я окинула взглядом все, что здесь находилось, мне пришло в голову, что даже моя сестра императрица Матильда не смела мечтать о подобных удобствах.

Здесь все говорило о вкусе и умении Эдгара сочетать нормандский образ жизни с изнеженностью Востока. Свечи в наших покоях всегда имели особый запах — к воску добавлялись аравийские благовония, дрова для камина доставлялись отменно высушенными. Мебель была из теплого золотистого дуба, вся в искусной резьбе, часто с инкрустацией из перламутра, меди и даже полудрагоценных камней. А ложе… Поистине оно могло называться королевским. Оно находилось на особом возвышении, к нему вели три обтянутые алым сукном ступени, а за резным бордюром ограждения лежали тюфяки, набитые соломой и шерстью, поверх них — перины из мягчайшего орлиного пуха, простыни несравненного по тонкости полотна с кружевными прошвами и одеяла из куньих шкур. И над всем этим мягким великолепием возвышался балдахин столь пышно драпированный, столь богато вышитый цветными узорами, да еще окаймленный длинной шелковистой бахромой, что, пожалуй, половина наших доморощенных леди Норфолка предпочти бы пошить свой лучший наряд из подобной ткани.

И как все это не могло улучшить настроения? А вот выходит не могло. Особенно, как подумаю, о том, какие плотские неуемные желания, какие бесстыжие фантазии приходят в голову моему мужу, когда он ложится со мной в постель.

Вскоре после того, как совершив вечернее омовение я легла, пришел и Эдгар. Я постаралась дышать ровно, притворяясь, что сплю. Увы, когда он откинул полог и коснулся меня, по его учащенному дыханию, я поняла, что сейчас произойдет. Невольно сжалась, слыша, как шуршит его одежда, пока он раздевался. Сквозь ресницы при свете камина я видела его нагое мускулистое тело. Признаюсь меня уже не так смущала его нагота, я даже находила, что мне приятно глядеть на его тело — хорошо сложенное, ловкое и очень сильное. А в том, как он резко скидывал через голову камизу, [55] было нечто, что взволновало меня. И я невольно вздохнула, нарушив видимость своего сна. Эдгар сразу заметил это, тихо засмеялся и скользнул в постель быстро и легко, как дурачившийся мальчишка. Но от его веселья я невольно сжалась. Понимала, что он уже в предвкушении этого бесстыдства.

— Ах, супруг мой, я так утомлена…

Ну почему жена не имеет права отказывать супругу в постели? Эта обязательный наш долг — отдаваться ради продолжения рода. А я вовсе не хочу забеременеть. Даже больше: меня страшит перспектива умереть родами… Теперь прибавьте к этому, что сам процесс совокупления это нечто столь унизительное, когда мужчина играет вашим телом, словно сытый кот дохлой мышью. И я вынуждена подчиняться, не испытывая ничего, кроме призрения и стыда. Даже поцелуи Эдгара… Возможно они и были бы приятны, если бы я не была так напряжена в ожидании того, что последует за ними. А он, словно не замечая моей покорной пассивности, словно чего-то хотел от меня, шептал всякие нежные глупости, называл ласковыми дурацкими словечками.

И вот его рука уже скользит по моей ноге, задирает рубашку. Рука была такой теплой, словно он и не пришел через ряд переходов, где в углах намело сугробы. Но это прикосновение заставило меня сжаться, словить его кисть, не дав дойти туда, куда она стремилась. И как всегда во мне оглушающей волной поднялся стыд.

— Эдгар…

Мои мольбы прервал поцелуй, страстный, требовательный. Но я уже уперлась в плечи Эдгара, силясь его оттолкнуть. И тут же его рука, над которой я потеряла власть, скользнула туда, куда я не желала ее допустить. Я замычала, давясь поцелуем, а он все наваливался на меня, целовал, торопливо расшнуровывал мою рубаху на груди.

Я извернулась под ним, почти вырвалась, но тут же оказалась лежащей на животе, вмятой лицом в подушку. Эдгар на миг замер, но я безмолствовала, и он поднял мою рубашку едва не до плеч и стал целовать мою спину, поясницу, спустился к ягодицам. Было ощущение, что он желает съесть меня. Хуже того — развратить. Он хотел сделать из меня разнузданную шлюху!

— Нет!

Я не смогла сдержать крик, когда он стал коленом раздвигать мне ноги. Однажды он уже овладевал мной так. Так спариваются животные, и я не находила себе места от стыда и унижения.

Я напряглась, стараясь вырваться. Но Эдгар был сильнее, удерживал.

— Тише, милая, тише…

Он был таким сильным. Я такой слабой в его руках… Я сама не понимала, чего хочу.

Эдгар лежал на мне и, словно забавляясь, легонько дул мне в затылок. Мне стало щекотно.

— Успокойся, Бэртрада. Доверься мне и не будь столь напряжена. Ведь в том, что происходит между нами, нет ничего предосудительного. Мы муж и жена. И апостол Павел не наказывал бы супругам заниматься этим, будь это грехом.

Поцелуй в шею, долгий, ласкающий. По моей спине поползли мурашки, но я не желала сдаваться. Я слабая женщина и полностью в его власти, но все же последнее слово останется за мной. И уж если мне не избежать совокупления, то спариваться мы будем, так как угодно мне.

Я повернулась к Эдгару, легла на спину и, вытянула руки вдоль тела.

— Владейте мной, супруг, только поскорее.

Приподнявшись на локтях, он смотрел на меня. Я видела его синие глаза под завитками волос, видела, как из них словно что-то уходит. Потом Эдгар отпустил меня, откинулся на спину, вздохнув.

— Отдыхайте, Бэртрада. Я не стану вас насиловать.

Какой равнодушный и холодный сразу стал его голос. Я ощутила, как во мне закипает гнев. Ах, тресни моя шнуровка! — но в глубине души мне хотелось, чтобы он продолжал… наваливался на меня, удерживал силой. Я долго лежала без движения. Когда же через какое-то время взглянула на Эдгара — он спал. Дышал ровно и глубоко. Я еле подавила желание ударить его.

Сон ко мне долго не шел, и я долго ворочалась на своей половине широкой постели. Почему-то припомнились наши первые совместные ночи с Эдгаром, сразу после свадьбы. Я и тогда была покорна ему, ведь я досталась ему не девственницей и, чтобы хоть как-то сгладить впечатление от этого, старалась быть ему послушной во всем. Впрочем, это обстоятельство не произвело на графа особого впечатления. Зато я ужаснулась тому, чему он хотел научить меня. Он желал, чтобы я стала разнузданной, как девка, чтобы не могла обходиться без этого, как без еды или питья. Какой же стыд жег меня тогда! Помню, что по утрам я глаз не могла поднять на Эдгара, не могла даже подле него находиться. А он, видя мое состояние, все не желал оставить меня в покое, вечно что-то выдумывал, превращая наши ночи в какое-то безумие, но этим только раздражал меня. Он что не понимает, что мало какая жена любит заниматься этим? И пусть я и досталась ему нечистой, но однажды я не сдержалась, высказала ему, что он растлитель и… Он только смеялся, говорил всякие нелепости, вроде того, что супружеское ложе создано не только для выполнения долга, что подле друг друга люди могут получать огромное удовольствие. Я же понимала, что он попросту хочет сделать из меня сучку во время течки, чтобы я начала так же подставляться, и тогда он полностью подчинит меня. Гордый граф Норфолкский, — еслибы кто только знал в какое животное он превращается, едва ложится подле меня!

Вот о чем я думала, лежа в нашей роскошной графской опочивальне. Я закинула руки за голову, мне не было холодно, так как служанки, набили камин толстыми поленьями, которые прикрыли золой, чтобы горели помедленнее, сохраняя тепло до зари. Опочивальня выстынет лишь к рассвету, и Эдгар уже давно отбросил меховую полость и спал обнаженным. Он лежал на животе, отвернувшись от меня, и в какой-то миг взглянув на него, я уже не могла оторвать взгляд. Я разглядывала выпирающие мышцы у него на спине и руках, сильные плечи, крутой изгиб ягодиц, полу прикрытых куньим мехом одеял. В своей наготе он казался даже более сильным, чем днем. И это был мой мужчина… Но и я сильная женщина. Может поэтому я хотела борьбы с ним, сопротивления, столкновения. И поражения. Он был единственным, кому потаенно я мечтала уступить. Но только после борьбы, чтобы я подчинилась силе. Грубой силе, если хотите. Но, увы, Эдгар не желал борьбы. Он хотел приручить меня, а я бы на это ни за что не пошла.