Агнесса. Том 2 - Бекитт Лора (книги серии онлайн TXT) 📗
Орвил поднялся с места. Он хорошо вписывался сейчас в обстановку кабинета: темные драпировки, тяжелая мебель… На столе стояла чернильница в виде львиной головы и бронзовые подсвечники. Отсветы пламени свечей, ограждавшего Орвила от Рейчел, покрывали ярко-желтыми пятнами черную мебель; что-то зловещее таилось в ровных рядах корешков книг на длинных полках, но женщина не испугалась, и она вынесла холодный взгляд темных глаз хозяина дома.
— Кто вам позволил врываться в кабинет подобным образом, мисс Хойл? И что за тон, позвольте вас спросить? Не говоря уже о том, что дела нашей семьи не должны вас касаться, это не подлежит обсуждению!
— Как же нет! — вскричала Рейчел. — То есть да, конечно, но ведь все в вашем доме происходит и происходило на моих глазах! Я ж вас с малых лет знаю! Мистер Лемб, вы же не такой! Неужели вы не могли придумать другого способа отомстить вашей жене?!
Глаза Орвила округлились; резко подавшись вперед, он сдавленным голосом произнес:
— Рейчел, что вы такое говорите, Рейчел?! Отомстить? Да как вы могли подумать!
— Зачем же вы тогда сказали ей, зачем?!
Помолчав, Орвил веско и без сомнения произнес:
— Потому что она должна знать правду.
— Вы думаете, она стала счастливее от этого? — вдруг неожиданно тихо спросила женщина.
— Нет, но, тем не менее, я уверен: чем раньше она узнает правду, тем лучше. Это неизбежно для нее и для меня, поэтому ложь бессмысленна. Особенно теперь. — Тон его был суров и бесстрастен.
Внезапно Рейчел, слегка побледнев, схватилась за сердце.
— Я сяду, мистер Лемб…— еле слышно произнесла она.
Орвил испугался: он сразу вспомнил смерть Олни. И Рейчел тоже, вероятно, была пожилой женщиной, хотя Орвил всегда считал ее человеком средних лет. Да, вот именно всегда: и сейчас, и десять лет назад. Оставаясь маленькой, очень невзрачной, на протяжении всей жизни она словно и не менялась. Выражение «старая дева» не подходило к ней, хотя Орвил знал, что она никогда не была замужем. Средний возраст: такие люди будто бы не бывают молодыми, но и старость, как ни странно, их щадит. Орвил вспомнил Аманду: ту защищала от времени презрительно-холодная красота, так же, как Рейчел ее невзрачность.
— Господи! Рейчел! — Он подвел ее к своему креслу и усадил. — Воды?
Женщина помотала головой, и отдышавшись, сказала:
— Со мной все хорошо, мистер Лемб, но Джессика…
— Я иду к ней.
Джессика сидела на полу в своей комнате, обняв за шею Керби. Она не плакала. Собака посмотрела на Орвила, как тому показалось, очень неодобрительно. Керби давно обосновался в комнате маленькой хозяйки, выжить его оттуда никакими силами не удавалось. Орвил наблюдал со стороны, как трогательно заботились Агнесса и Джессика о своем стареющем друге: Агнесса расчесывала его шерсть, обе следили за тем, чтобы пса вовремя и хорошо кормили, Джессика гуляла с ним в парке и не позволяла Джерри надоедать собаке, однажды даже шлепнула, когда он дергал Керби за хвост, а уж вопрос «Где Керби?» звучал в первые же минуты возвращения девочки из школы. Раньше Орвил не придавал всему этому никакого значения, но сейчас он был так расстроен, что подумал: «Женщина Джека, ребенок Джека, собака Джека. Лучше уже не придумаешь!»
— Джессика. — Орвил наклонился к ней. — Ты совсем не так меня поняла. Да, то, что я сказал тебе, правда, и никуда от этого не денешься. Но я люблю тебя, очень люблю, и это главное.
Девочка пронзительно посмотрела на него: Орвила всегда удивляла эта ее способность так много выразить взглядом.
— Идем, — сказал он и, обняв ее, поднял с пола. Она покорно села вместе с ним на диван. — Видишь ли, ведь кроме родства по крови, существует еще и духовное родство. А оно, я думаю, есть между нами. Я буду рад, если ты, несмотря на то, что теперь знаешь правду, будешь по-прежнему считать меня своим отцом, так же, как я считаю тебя дочерью. И прости, если я обидел тебя, маленькая, прости!
— Это он, — разомкнув губы, произнесла Джессика. — Это все он! — И, мотнув головой, добавила: — Я его ненавижу!
«Слишком поздно, — подумал Орвил, — теперь меня уже не обрадовать этим».
— Нельзя ненавидеть, Джессика, — сказал он. — Никто не может заставить тебя любить, но ненавидеть нельзя.
Слезы закапали из ее печальных глаз.
— Значит, то, что говорит Рей, правда! Что вы поссорились с мамой, и потому она уехала! Из-за него, я знаю… из-за него! Из-за этого человека!
Орвил вздохнул: а они с Агнессой наивно полагали, что удастся все скрыть от детей. И, тем не менее, он произнес спокойно:
— Что такое приходит в голову вам с Реем? Мама же объяснила, почему уезжает!
Но, невзирая на его убедительный тон, девочка воскликнула:
— Она обманула! Я знаю, ты узнал, что она бывает у этого человека, и рассердился!
Орвил остолбенел: раскрывались новые неожиданные подробности.
— Она говорила, что ездит туда? — спросил он, не в силах сдержаться, глядя на девочку глазами, похожими на затухающие угли.
— Я сама была там однажды! — всхлипнула девочка. Орвил, сорвавшись с места, разрубил рукой воздух, а после сжал ладони в кулаки.
— Так она возила туда даже тебя?!
Джессика вздрогнула, точно ударил гром, а Керби предупредительно заворчал в своем углу.
— Один раз, — прошептала девочка, — я не хотела ехать, но мама заплакала… Мы были там совсем недолго, — добавила она.
Орвил представил себе лицо Агнессы, когда она плачет: да, выражение, должно быть, было такое, будто она, скорбящая, теряет весь мир! И он улыбнулся все той же недоброй улыбкой.
— О чем же ты с ним разговаривала, Джесс?
— Он сказал, что хочет со мной подружиться.
— И ты согласилась?
Девочка отрицательно покачала головой.
— А что мама?
— Мама ответила, что разрешит, если только я сама захочу. Она говорила мне, что это просто ее знакомый…— произнесла Джессика и вся сжалась, когда Орвил, не сдержавшись произнес:
— Твоя мама на редкость изобретательна!
Девочка заплакала снова, теперь совсем по-настоящему, и воскликнула со страшным отчаянием в голосе:
— Так вы никогда не помиритесь?! И мама не будет жить с нами?!
Вот сейчас она точно была несчастна — Орвил не сомневался. Ему стало стыдно от того, что он учинил допрос ребенку; он вспомнил собственное детство, отца и мать, которые не были счастливы в браке, — он чувствовал это тогда и очень сильно переживал.
Не его вина, что семейный очаг затухает, но за эти слезы Джессики в ответе один лишь он.
— Не плачь, Джесси, не надо, — сказал он тихо и ласково, — я не сержусь ни на тебя, ни… на маму. Мама уехала не навсегда, она приедет и будет жить, как раньше, в этом доме. Мы помиримся.
— Правда? — Она произнесла это слово с такой надеждой, что Орвил ответил:
— Да, Джесси, конечно.
А потом, приняв еще одно решение, добавил:
— Но я не намерен запрещать Джеку видетьсястобой.
Девочка испуганно заморгала.
— Зачем? — возразила она. — Я не хочу!
— Думаю, ты привыкнешь. И сделаешь для себя правильный выбор. Как твоя мама. Хотя ты-то, пожалуй, можешь и не выбирать, иметь и то и другое: именно этого, наверное, больше всего желала Агнесса. Но она не хотела терзаться и… Глупое желание остаться честной. Зачем?
С этими словами Орвил поднялся, чтобы уйти.
— Папочка! — воскликнула Джессика, и, оглянувшись, он увидел, как она тянется к нему.
— Всё хорошо, милая, все хорошо! — прошептал он, обнимая ее, льнувшую к нему с безграничной доверчивостью и самозабвением. — Все как раньше, моя девочка!
Но сам он знал, что все изменилось, ничто никогда уже не будет прежним, и если Агнесса не почувствует этого, он даст ей понять. Обломки того, что она разрушила, непрочные куски прошлого унесутся навсегда. Слишком жесток и холоден этот мир для того, чтобы удивлять людей чудом воскресения.
На следующий день Орвил поехал к мисс Кармайкл. Впервые увидев преподавательницу Джессики, он удивился: она оказалась совсем не такой, какой он ее себе представлял, и, как ему показалось, совсем не напоминала художницу. Высокая, стройная, она вышла в студию одетая в закрытое темно-синее шерстяное платье со стоячим кружевным воротником, единственным, что оживляло строгий наряд. Темные волосы ее были собраны сзади в узел. Она двигалась неторопливо и говорила очень спокойно; в ней не чувствовалось той порывистой страстности души, которая, по мнению Орвила, отличала творческие натуры.
