Тристан и Женевьева (Среди роз) - Дрейк Шеннон (книга регистрации txt) 📗
– К ужину? – переспросила Женевьева с сильно забившимся сердцем.
– Да, миледи, – Тесс одарила ее бесхитростной улыбкой, и Женевьева пожалела о том, что так часто злилась на свою служанку. Тесс, казалось, радовалась также, как и она сама, предоставленной Женевьеве свободе.
– Внизу, в Большом зале, вы займете подобающее вам место за столом. О, миледи…
Женевьева рассмеялась и порывисто обняла девушку, и Тесс ответила на ее объятия, довольная словно верный пес…
Тесс вышла, чтобы позвать поварят, и Женевьева опять присела на кровать в ожидании горячей воды для того, чтобы принять ванну, в которой она сейчас так нуждалась. «Очень горько, – подумала она, – когда так радуешься вещам, принадлежащим тебе по праву и которых ты была лишена слишком долго». Но как бы не протестовала ее гордость, она все равно была счастлива. Будущее по-прежнему нависало над ней дамокловым мечом, но ведь завтра наступает вне зависимости от того, счастлив ты сегодня или нет.
Сейчас Женевьева желала мира, и понравилось бы это кому-нибудь или нет, но таким же желанным был для нее и Тристан.
Тристан вошел в Большой зал. Он весь был в пыли, так как только что вместе с Джоном закончил осмотр стен замка. Но занимаясь неотложными делами, он все время думал, как встретит его Женевьева – враждебно и холодно, надменно – или доброжелательно и просто. Или, вообще она проигнорирует возможность спуститься в зал к ужину, и предпочтет остаться одна в спальне. Но он вошел в зал – и застыл на пороге. Леди Женевьева стояла у камина и смотрела на огонь. Она была облачена в небесно-голубое платье, отделанное золотом и мехом на запястьях, по талии и груди. Эдвина, спокойная и красивая, как всегда, сидела у очага со своей вышивкой.
Обе женщины обернулись, но он видел только одну.
Он стремился встретиться с ее глазами, которые теперь были по цвету, едва ли не ярче ее платья. Отблеск огня играл на ее волосах, заставляя их сиять ярче самого пламени.
И она улыбалась, неуверенно и смущенно…
Тристан не смог бы сдвинуться с места, даже если бы ему грозила смерть. Он просто не мог поднять ногу, чтобы сделать хоть один шаг.
Наконец, немного придя в себя, и опустив взгляд, снимая на ходу перчатки, он направился к очагу, чтобы погреть руки.
– В замке теперь можно купить или обменять почти все, что необходимо, – сказал Тристан, – зима загнала в него массу торговцев.
– Конечно, я думаю, что у нас такой же богатый выбор товаров, какой вам довелось видеть в Лондоне! – воскликнула Эдвина.
Тристан рассмеялся и согласился с ней, сказав, что Лондон просто завален предметами роскоши, и что теперь в моду вошли платья новых фасонов, такие, как носят женщины по ту сторону Пролива, во Франции.
Эдвина забросала его вопросами о столице. Он предложил садиться за стол, где попытается рассказать все, что знает и, что ее интересует.
Из дверей кухни появился Грисвальд и, объявил, что все только ждет их, и несколько смущенно улыбнулся Женевьеве, сообщив также, что специально для нее приготовил «самое любимое блюдо». Она вспыхнула и бегло посмотрела на Тристана. Он подал ей руку, и она приняла ее. За столом он сел на место хозяина замка, а Женевьеву усадил подле себя, на место законной хозяйки. Тристан знал, что стол, накрытый этим вечером в Эденби, ни в какое сравнение не идет со столом при дворе короля, но для него сейчас не было яств вкуснее. А вина имели свой, ни с чем несравнимый вкус, таких вин ему никогда не доводилось пробовать за всю свою прежнюю жизнь.
За столом шла мирная беседа.
Женевьева почти все время молчала, но внимательно слушала Тристана, который рассказывал Эдвине о модах, а Джону о заседании в парламенте, о битве при Норвиче, и положении дел в стране. Они поговорили о Томасе Тайдуэлле, и Джон заинтересованно расспрашивал о своем старинном друге.
Но вот Тристан посмотрел на Женевьеву:
– Я видел также одного из ваших друзей, миледи.
– Сэра Гэмфри? – мягко спросила она.
– Нет, я не видел его, хотя слышал, что с ним все в порядке. Я говорю о сэре Гае.
Она нервно сжала в руке стакан.
– Сэр Гай? Он в Лондоне? В тюрьме? – в голосе ее прозвучало беспокойство.
– О, нет, насколько я знаю, с ним тоже все в порядке. В последнюю минуту он переметнулся на сторону Генриха и браво сражался за его успех.
– Он что? – выдохнула Женевьева.
Тристан наклонился, пристально глядя на нее. Внезапная ревность больно уколола его.
– Он сражался на стороне Тюдора, короля Генриха VII.
– Это невозможно!
– Увы, миледи, но так все и было.
Женевьева опустила глаза, и Тристан спросил себя, о чем она сейчас думает. Эдвина обеспокоено вмешалась и постаралась перевести разговор на другую тему, и хотя Тристану надолго запомнилась реакция Женевьевы, он несколько расслабился, так как считал, что все это уже не имеет слишком большого значения.
Они допоздна сидели за столом. Все понимали, что сегодня в их взаимоотношениях произошли существенные перемены. Никто из них и словом не обмолвился о положении Женевьевы и по реакции Тристана, как будто ничего особенного не случилось.
Казалось, что просто две молодые пары собрались за общим столом и весело, и непринужденно разговаривают.
Во время беседы, Тристан время от времени поглядывал на Женевьеву, и всякий раз ловил на себе взгляд ее глаз, такой таинственный и влекущий в золотистом пламени свечей, что у него просто все переворачивалось внутри. Женевьева быстро опускала глаза, но не могла скрыть их блеска. Тристан выждал еще некоторое время, для того, чтобы не выглядеть невежливым, затем встал и протянул руку Женевьеве. Он извинился перед Эдвиной и Джоном, сказав, что очень устал после путешествия, и такого долгого дня, столь насыщенного делами.
Он весь внутренне сжался, думая о том, примет ли Женевьева его протянутую руку. Ему так не хотелось сейчас еще одного сражения.
Но Женевьева не противилась. Тристан почувствовал, как дрожат ее пальцы, когда они поднимались вверх по лестнице, направляясь в спальню.
Женевьева осталась перед закрытой дверью, а Тристан прошел к ярко горевшему камину, растопленному в ожидании их прихода. Он сел в кресло, стянул с себя сапоги и уставился в огонь.
Тристан, наконец, поднял на нее взгляд, и Женевьева затрепетала, ибо не могла справиться со своими чувствами, не могла побороть разбуженного им желания, и не в силах была бороться больше с одиночеством и тоской. Боже, как он красив! Всем существом своим она стремилась к этому удивительному человеку!
Вот он встал и, не говоря ни слова, направился к ней. Легко прикоснулся к ее волосам, обнял крепко и, нежно поцеловал в губы. Затем его руки начали расшнуровывать лиф ее платья, и от этого Женевьева вся подалась к нему. Возбуждение охватило ее, и сердце забилось чаще, гоня по жилам горячую кровь.
Ее объял жар, и она не заметила, как платье скользнуло на пол.
Он целовал ее плечи, потом встал на колени и нежно погладил ее грудь, захватил сосок губами и любовно прикусил его.
Женевьева запрокинула голову. Страсть, желание властно захватили ее в свой пылающий плен, и она порывисто схватила его за плечи.
Темные глаза его обжигали, но в голосе была необычайная мягкость, когда он тихо спросил:
– Тебе нехорошо?
Она покачала головой:
– Нет, – и снова покачала головой.
И внезапно смутившись, Женевьева спрятала свое лицо у него на груди, и обхватила руками его шею. Тристан встал на ноги, тяжело дыша, не сводя с нее взгляда.
– Господи, я мог бы умереть сегодня от желания. Если бы ты знала, как я стремился к тебе, как я жажду тебя!
Он перенес ее на кровать и любил ее настолько нежно и пылко, что Женевьеве показалось, будто она умерла и возродилась несколько раз за эту ночь… Ей казалось, что она в раю…
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
– Да, кстати, необходимо проследить за тем, чтобы эта Милдред, мать Тесс, была поселена в замке, так скоро, насколько это возможно. Она живет совсем одна и может не пережить зиму, ибо некому позаботиться о ней, – сказала Женевьева.
