Тайный любовник - Гэфни Патриция (книги бесплатно полные версии .txt) 📗
Как называется смешное животное с такими твердыми пластинами по всему туловищу?.. Сейчас она ощущала себя им. Медлительная и неуклюжая, но надежно защищенная чешуйчатой броней. А, броненосец. Бедный Коннор. Он пробовал пробить ее броню своим горем и гневом, но не смог. Ей хотелось, чтобы это ему удалось. Хотелось, чтобы он взял нож и отодрал чешуи, что покрывали ее с ног до головы. Тогда, может быть, она смогла бы что-нибудь почувствовать.
Софи удивилась, когда он вернулся, и еще больше тому, что он взял ее за руку, отвел к кровати, заставил сесть и сам сел рядом. Она попыталась отнять руку – такую странную, чужую в его руке, – но он не позволил.
– Выслушай меня, Софи, – серьезно и спокойно сказал Кон. – Ты слушаешь? – Она кивнула. – Дорогая, я больше не могу так жить. Это слишком мучительно. Если бы я думал, что в состоянии помочь тебе, находясь рядом, я бы остался. Но тебе со мной еще хуже.
Он склонился к ее руке, и Софи невольно обратила внимание, как блестят его черные волосы. Это рождало какое-то воспоминание, но ей не хотелось делать усилия и напрягать память.
– Ты собираешься уехать? – спросила она, с удивлением вслушиваясь в звук собственного голоса. – Ты покидаешь меня? – Это помогло; слова заставили ее почувствовать что-то. Одиночество?
Кон посмотрел на нее, и бездонное горе в его глазах наконец ранило ее. Она провела рукой по его лицу и с печалью увидела, как по его щеке скатилась слеза.
– Я думал, мы сможем это преодолеть, – с болью сказал он. – Столь многое было против нас, но я все же верил, что мы будем вместе, не расстанемся. Но теперь всему конец.
– Да, – механически согласилась она, вздохнув и касаясь щекой его щеки.
– Я не осуждаю тебя за то, что ты ненавидишь меня. Ты никогда этого не говорила, но знаю, что вина за смерть ребенка лежит на мне.
– О нет! О нет, Кон! Я не испытываю к тебе ненависти. Ты не виноват, я никогда так не думала. – Он ничего не ответил. Она нашла в себе силы и бесстрастно добавила:
– Просто я ничего не чувствую. Внутри пустота. Пустота.
– Софи, я останусь, если хочешь. Только скажи. Я останусь.
Ее словно поразила немота.
Они долго сидели, не говоря ни слова. Он достал платок, и она отвернулась, пока он вытирал глаза.
– Сделаем все так, как тебя устраивает, Софи. Можно оформить развод, можно просто жить раздельно. Как ты хочешь. Я найду адвоката, чтобы он составил документ о том, что «Калиновый» принадлежит тебе.
Тьма, гуще и мрачнее прежней, навалилась на нее.
– Куда ты уходишь?
– Не знаю, куда-нибудь. – Он мотнул головой. – Я дам тебе знать. На тот случай, если понадоблюсь тебе. Она взялась рукой за горло. – Мне так жаль, так жаль. Я хочу…
– Я хочу… – повторил он чуть слышно. Потом встал, достал из платяного шкафа свой старый дорожный чемодан и стал складывать в него немногочисленную одежду. Она смотрела на него, стараясь стряхнуть с себя апатию, но не смогла. У нее было такое ощущение, будто она парализована и не может двинуться с места, не может заставить себя сказать хоть слово, чтобы удержать его.
Сборы не заняли много времени. Поставив чемодан у двери, Кон вернулся к Софи. Они попытались улыбнуться друг другу. Он положил руки ей на плечи и долгим взглядом посмотрел на ее волосы, лицо, словно стараясь получше запомнить ее черты. Она почти не различала его за тьмой, что опустилась между нею и окружающим миром. Когда Коннор поцеловал ее, Софи на мгновение ощутила тепло его губ, и это было так сладко, так неожиданно, что она потянулась вслед за его руками, которые соскользнули с ее плеч. Но Кон уже отвернулся, не заметив ее движения, и она не смогла дотронуться до него, и ее желание вновь угасло под прессом инерции.
– Прощай! – тихо сказал он. – Я люблю тебя.
– Я люблю тебя, Коннор. – Удержит ли это его? Нет, не удержало – но он улыбнулся перед тем, как повернуться и выйти из комнаты.
Софи прислушалась к звуку шагов, затихающих на, лестнице, а потом и вовсе смолкших. Наступила тишина, словно Кон остановился и ожидал чего-то в холле. Через несколько секунд она услышала звук открывающейся, а затем глухой стук захлопнувшейся парадной двери. И опять наступила тишина.
Мертвая тишина. Часы остановились, снег прекратился и не шелестел за окном. Она словно очутилась в гробу, засыпанная землей, – такая давящая тишина царила вокруг. Софи легла навзничь, свесив ноги с кровати, и прислушивалась к медленному, бесстрастному стуку своего сердца. Чем отличается такое состояние от смерти? Почти ничем. Смутное беспокойство заставило ее сесть, а потом встать с кровати. Она вышла в коридор, дошла до лестницы и впервые за долгое время крикнула вниз:
– Марис! Марис, где ты?
Тут же внизу возникла служанка с грязной скатертью в руках.
– Здесь я. – Она выжидающе посмотрела наверх. – Что-нибудь хотите?
Софи бессильно облокотилась о перила, в голове – ни одной мысли.
– Нет.
– Точно? Может, поедите что-нибудь?
– Который час?
– Время ленча. Хотите немного супа?
– Нет.
– Мистер ушел, да? Он вернется к обеду?
Она отрицательно покачала головой.
– Как так?
– Он больше не вернется.
– Ох!
Они смотрели друг на друга; на простодушном лице Марис явно читалась озабоченность. Софи хотелось задержать ее. Почему-то ее начало страшить одиночество, в котором она пребывала уже несколько месяцев.
– Ну, я тогда пойду дальше убираться. Извините, – сказала Марис, сверля Софи тревожным взглядом.
Софи хотелось крикнуть: поговори со мной, Марис, не уходи. Но слова не шли у нее с языка, и Марис наконец повернулась и исчезла из поля зрения.
Надо одеться, подумала Софи. Только посмотри на себя. Нужно принять ванну, причесаться. Она пошла обратно, но, когда дошла до двери спальни, вся ее решимость исчезла. Ноги сами понесли ее к испытанному другу – кровати. Она продрогла и слегка дрожала, забираясь под одеяло. Небо очистилось, и в комнате сделалось светлее. Если засияет солнце, это будет просто насмешкой; ее настроению больше соответствует тусклый свет пасмурного утра, неустойчивая весенняя погода. Вчера Марис поставила ей в комнату вазу с пушистыми веточками ивы и кислицей, но она заставила унести ее, почувствовав себя совершенно разбитой от свежего, легкого, почти неуловимого аромата.
Софи лежала, уставившись в стену и думая о том, что ощущение слишком большого горя похоже на ощущение страха. Она не боялась – ведь не боялась же? – но переживания были совершенно такими же. Ей как будто нечем было дышать: она хватала воздух ртом, зевала, стараясь сосредоточиться на каких-то обыденных мелочах. Почему же она не чувствует покоя, удовлетворения? Она заставила наконец Коннора уйти. Теперь она по-настоящему одна. Разве не этого она желала? Это странное ощущение, какая-то внутренняя дрожь скоро пройдут, непременно; Софи просто не привыкла к одиночеству, поэтому ей и не по себе.
Софи клонило в сон. Слава богу, что существует сон. Он как платок, который можно накинуть на клетку с шумной, беспокойной птицей. Она закрыла глаза – неожиданно увидела лицо Коннора, его слезы. Ему повезло, он может плакать. Ей этого не дано. Надо быть живым внутри, чтобы плакать.
Софи приснились похороны. Она видела Кристи Моррелла, но кладбищем был розовый сад ее матери. Был поздний вечер. Люди, она всех их знала – Уильям Холиок, мисс Пайн и миссис Тороугуд, Трэнтер Фокс, – собрались у свежей могилы и молча плакали. Сама она и была там, и не была – то видела себя среди плачущих, то витала над ними, – свидетельница, но не участница похорон. Но чьи это были похороны? Она ощущала острый запах темной сырой земли. Кристи что-то достал из складок своей сутаны, маленькую, обитую бархатом удлиненную коробочку, похожую на футляр для драгоценностей. Какое-то мгновение Кристи держит коробочку на вытянутой ладони над могилой. Софи чувствует только нежную грусть, мягкую, почти утешную Потом Кристи отпускает коробочку, и, когда та медленно-медленно падает в глубокую черную яму, она вдруг понимает, что маленькая коробочка – это гробик ее дочери. О нет, кричит она, а чьи-то руки оттаскивают ее от скользкого края могилы. Волосы ее за что-то зацепились, но она не видит за что. Может, это Бэрди? И никак не повернуть голову, чтобы посмотреть назад.
