Под голубой луной - Уильямсон Пенелопа (книги онлайн бесплатно .txt) 📗
Джессалин охотно уступала поцелуям Маккейди. Даже шум моря и дождя не мог заглушить сумасшедшего биения ее сердца. Она гладила такие знакомые и любимые линии его тела. Казалось, она знала их все на ощупь еще задолго до того, как познакомилась с ним.
Волны разбивались о берег, обдавая их солеными брызгами. Он сказал что-то, чего она не разобрала, и тогда он задрал ее юбки и сорочку. Потом сильные руки раздвинули ее ноги и приподняли их. Лицо Маккейди выражало такое напряжение, что казалось почти жестоким. Он долго не мог справиться с застежкой собственных брюк и наконец просто разорвал ее. Но Джессалин не успела ничего заметить, потому что уже в следующую секунду он снова склонился над ней. Его пальцы судорожно искали разрез в ее панталонах и, найдя, резко рванули тонкую ткань.
Джессалин испуганно вскрикнула, но тут же выгнулась дугой, потому что палец Маккейди скользнул глубоко внутрь нее. Он замер, а она полностью растворилась в этом восхитительном ощущении, в соединении с этим горячим, твердым пальцем. Ей казалось, что ее тело начинает медленно таять.
Маккейди вздрогнул. Его голос был хриплым и резким.
– Господи, я больше не могу… Джесса, милая, не могу. Извини, но не могу…
Она не понимала, о чем он говорит, но больше всего на свете боялась того, что вот он сейчас остановится, оторвется от нее. Эта мысль была невыносимой. Обвив руками его шею, впиваясь ногтями в намокшую ткань рубашки, она прошептала:
– Пожалуйста, прошу тебя.
Еще один палец скользнул внутрь, расширяя ее. На этот раз Джессалин почувствовала тупую боль и невольно напряглась. Между ее ног пульсировало что-то очень горячее, гладкое и твердое, что-то такое, что в первый момент почти разорвало ее, и она зарылась лицом в его плечо, чтобы подавить крик.
Теперь он был так глубоко в ней, что Джессалин, несмотря на боль, чувствовала странное наслаждение, какую-то незнакомую прежде наполненность. Все именно так и должно быть – он должен быть внутри нее глубоко-глубоко, должен стать ее частью.
Он продолжал двигаться внутри нее, а Джессалин, чувствуя какое-то странное, незнакомое прежде ощущение внизу живота, все повторяла: «Пожалуйста, прошу тебя», – хотя сама не знала, чего именно она хочет и ждет.
Глаза Маккейди были закрыты, а лицо странно исказилось. Откинув голову назад, он сделал еще одно, последнее движение так, что Джессалин показалось, что он пронзит ее насквозь, и тяжело упал на нее.
Она чувствовала каждый удар его сердца, чувствовала легкую дрожь, сотрясавшую тяжелое, мускулистое тело. Но тяжесть его тела была приятна, доставляла наслаждение. Джессалин согласилась бы лежать так хоть целую вечность.
В эту минуту она так сильно, так пронзительно любила его, что ей хотелось плакать.
Постепенно дыхание Маккейди стало ровным, и он перекатился на бок и вытянулся рядом на мокром песке. Джессалин сразу почувствовала себя опустошенной.
Холодный дождь приятно остужал разгоряченное лицо и пересохший рот, а волны рокотали в унисон с биением ее собственного сердца. Только сейчас Джессалин вспомнила, что ее юбки по-прежнему задраны до самой груди. Внезапно застыдившись, она одернула их и села.
Только после этого она решилась взглянуть на Маккейди. Он сидел, подогнув под себя ногу и зарывшись лицом в ладони. Пальцы судорожно сжимали и разжимали мокрые волосы. Джессалин очень хотелось сказать, как сильно она любит его, но усилием воли она сдержала этот порыв.
Маккейди поднял голову, и его руки безвольно повисли вдоль тела. Он взглянул на неспокойное море, и Джессалин заметила, как его горло судорожно сжалось – как будто он хотел сглотнуть. Потом он повернулся к ней, и ей показалось, что единственный источник света в этом мире – его глаза.
– Я снова хочу тебя.
Вздох облегчения вырвался из груди Джессалин. Она прильнула к нему.
– Так возьми меня снова, Маккейди. Возьми меня.
И снова его руки сомкнулись вокруг нее, и они слились в долгом, страстном поцелуе, который, казалось, длился целую вечность.
Но вот он оторвался от ее губ и зарылся лицом в мягкий изгиб шеи. Он нежно целовал ее затылок, ключицы, гладил холодную от дождя кожу, и Джессалин снова начала бить дрожь. Подняв голову, Маккейди нежно провел пальцем по ее красным, распухшим губам.
– Я был ужасным скотом. Я сделал тебе больно. Ей действительно было больно, но что из тогр! При одной мысли, что он был в ней, что они пусть недолго, но были одним целым, Джессалин переполняло невыразимое счастье. Тем более, она слыхала, что больно бывает только в первый раз.
Улыбнувшись, Джессалин подняла голову. Она не произнесла ни слова, слова были не нужны. Говорили глаза. И они просили: «Поцелуй меня».
Маккейди нежно провел языком вдоль Линии ее губ, как бы пробуя на вкус, вкус моря, соли и желания – горячего и неутоленного. Их губы встречались и разъединялись снова и снова, как будто каждый вдох должен начинаться и заканчиваться поцелуем.
Пальцы Маккейди перебирали ее волосы, отклоняя ее голову назад, в то время как горячие губы исследовали каждый миллиметр ее нежной шеи.
– О Господи… Джесса, Джесса… Твой вкус – вкус греха. Тот, кто хоть раз его попробует, уже не сможет жить без этого. – Откинув голову, он заглянул в лицо. Его глаза пылали, как горящие угли.
Джессалин нежно провела пальцами по его волевому подбородку, по губам, которые внезапно изогнулись в искренней, задорной улыбке.
– Я только сейчас заметил, что, оказывается, идет дождь. И вдобавок у меня набилась куча песка в такие места, о которых не принято упоминать в приличном обществе. Почему бы нам не отыскать где-нибудь кровать?
В домике привратника было темно и сыро. Маккейди зажег фонарь и повесил его на крюк на стене. В комнатке почти не было мебели – ветхий, покрытый пятнами стол, два дешевых стула и старая деревянная кровать, застеленная коричневым армейским одеялом и грубыми простынями, хоть и поношенными, но чистыми. Рядом с пустым очагом были свалены охапки сухого хвороста. Однако, несмотря на нежилой вид, в комнатке было очень чисто, пахло жареным беконом и табаком.
Джессалин почему-то застеснялась. Это было так странно – находиться здесь, рядом с ним, зная, что должно произойти, и…
– Здесь кто-нибудь живет? – спросила она. Маккейди, присев на корточки перед очагом, разводил огонь. Замшевые брюки плотно облегали мускулистые бедра. Мокрая рубашка рельефно очерчивала каждую мышцу его широкой спины.
– В данный момент – никто, – ответил он. – Поначалу здесь жил Дункан, но потом мы подыскали ему место в Холле.
Сухой хворост занялся быстро. Маккейди выпрямился и направился к ней. Джессалин понимала, что это глупо, но ей вдруг нестерпимо захотелось повернуться и убежать. В ушах, напоминая о завываниях ветра и рокоте волн, звенела кровь. Он остановился на расстоянии вытянутой руки, и Джессалин чувствовала запах влажного крахмала, исходящего от рубашки. И еще тот самый, замечательный мужской запах, который исходил от него там, на берегу.
– Раздевайся, – приказал он.
– Чт-т-то? – Такого Джессалин и в голову не могло прийти. До сих пор не то что мужчина, даже Бекка ни разу не видела ее без сорочки. Но теплая влажность между ногами напомнила ей о той близости, которую они уже разделили.
Сильные пальцы приподняли ее подбородок. Черные глаза, в которых отражался свет очага, казалось, проникали прямо в душу.
– Я хочу видеть тебя обнаженной, Джессалин.
Джессалин начала расстегивать корсаж, ее руки дрожали, и она никак не могла справиться с застежками и тесемками. А вдруг ему не понравится ее тело – ведь она такая худая, костлявая.
С трудом стянув тесные промокшие длинные рукава, она быстро освободилась от платья, и оно мокрым комом легло вокруг ее щиколоток.
Джессалин не носила корсета – только рубашку и панталоны. Последние были разорваны почти надвое, так что прохладный ночной ветерок без помех овевал самые интимные места ее тела.
Дыхание Маккейди снова стало частым.
