Гентианский холм - Гоудж Элизабет (читать книги полностью .txt) 📗

Солнечный свет майского утра наполнил гостиную миссис Лорейн, в которой они со Стеллой шили. Миссис Лорейн мастерила алую фланелевую нижнюю юбку, а Стелла старательно вышивала.

— Сегодня как раз шесть месяцев, Стелла, с тех пор как ты перешла жить ко мне, — сказала миссис Лорейн.

— Да, мэм, — кивнула Стелла, — и два года и четыре месяца с тех пор, как mon Pere [18] познакомил нас.

Они посмотрели друг на друга и засмеялись. Просто невозможно было представить себе, что около двух лет назад они ничего не знали друг о друге, они, которые и представить себе не могли жизни друг без друга.

— На свете есть всего только семь человек, к которым я чувствую это, — сказала Стелла.

— К которым ты чувствуешь что, дитя? — спросила миссис Лорейн.

Она не всегда могла уследить за стремительным полетом мыслей Стеллы — это было все равно, что пытаться следить за метанием ласточки, — но она считала, что даже эти попытки помогают ей вновь ощутить себя молодой. А она уже и забыла, каким чудесным и радостным может быть общество юного создания.

Стелла вторгалась в каждый новый день, как исследователь в неизведанную страну. Ее собственный разум и душа, и весь мир вокруг нее были одинаково полны чудес, неожиданных и встречаемых с удивлением и радостью. Миссис Лорейн, свершая открытия вместе с нею, словно перебирала знакомые, но забытые сокровища.

Она когда-то нашла эти драгоценности сама, переворошила их, восхищаясь, и отложила непонятыми. Но теперь, найдя их снова в компании Стеллы, она стала понимать больше.

В старости она вернулась на то место, с которого начала, и обнаружила, что интуиция юности и мудрость преклонного возраста были двумя ключами, открывающими одну и ту же дверь.

— Что я буду знать их всегда-всегда, — сказала Стелла и, опустив работу, перечислила, загибая пальцы. — Отец и матушка Спригг, Сол, доктор Крэйн, mon Pere, вы, мэм, и — Захария.

Миссис Лорейн знала про Захарию все. Стелла, в действительности, рассказала ей о молодом моряке, который теперь служил под началом Харди на Южно-Американской станции, немного, но она рассказала это немного таким образом, что старая леди теперь чувствовала реальное присутствие Захарии в ее доме.

Она удивлялась, что любовь тринадцатилетней девушки, почти девочки к юноше, которого она не видела больше двух лет, столь прочно жила в ее памяти.

Тем не менее это было так. Когда Стелла вошла в этот дом, Захария вошел вместе с ней. И навряд ли миссис Лорейн удивилась, если бы однажды встретила его на лестнице или в саду — скорее всего она бы мгновенно узнала его.

— А почему человек вдруг начинает испытывать это по отношению к другим людям? — спросила Стелла.

Миссис Лорейн, вспомнив, что осознание вечных взаимоотношений снизошло на девочку в день ее четырнадцатилетия (Стелла, как всегда, перед этим была с нею), тоже отложила работу и задумалась. Они всегда откладывали работу, эти двое, когда склоняли свои головы над новыми открытиями Стеллы.

— Я думаю, что это происходит благодаря узнаванию, Стелла, — произнесла старая леди медленно. — Я думаю, Бог создает так называемые духовные семьи — людей, которые состоят или не состоят в родстве физически, но проходят весь жизненный путь вместе. И это будет долгий путь.

Стелла кивнула. Человек уходит через дверь, когда умирает. Но это только одна дверь. Должны быть и другие. И неизвестность по другую сторону двери не будет столь пугающей, если с тобой члены твоей семьи. Одни подведут тебя к двери, а другие встретят по другую сторону.

И Стелла поняла, что миссис Лорейн была права насчет узнавания. Захария, mon Pere и миссис Лорейн никогда не казались ей чужими. Ее мать тоже не будет ей чужой, когда встретит ее по ту сторону двери.

Они снова углубились в работу, и пока Стелла вышивала, миссис Лорейн воскрешала в памяти обстоятельства, которые привели Стеллу в ее дом. При первой же встрече их узнавание было быстрым и счастливым, и она заметила, что в застенчивом восхищении Стеллы ее домом, гостиной и ее драгоценностями было нечто значительно большее, чем обычное детское любопытство. Это было что-то, похожее на радость возвращения домой. Аббат тоже это заметил.

— Она почувствовала родную обстановку, — сказал он миссис Лорейн позже.

— Разве у нее дома не подходящая обстановка? — удивленно спросила миссис Лорейн.

— Она любит свой дом, — ответил он. — Если вы помните, в старых сказках прекрасные дети добрых приемных родителей всегда любили их, хотя не всегда в их власти было оставаться с ними долго.

Они стали встречаться все чаще и чаще, и через два года Стелла впервые рассталась с отцом и матушкой Спригг. Расставание было не очень трудным, так как она проводила все выходные в Викаборо, но с утра понедельника до вечера пятницы находилась у миссис Лорейн, и матушка Спригг едва не умерла от горя, когда ее ласточка начала оставлять ее.

Но Стелла сама так решила.

— Стелла, мне так хотелось бы, чтобы ты не возвращалась домой, — воскликнула миссис Лорейн однажды, когда аббат в очередной раз проводил девочку на чай, и они собирались уходить. Это был действительно крик боли, так как вечер, ожидающий пожилую леди, был пуст и одинок, а необыкновенная компания маленькой девочки стала очень дорога ей.

И Стелла, которая завязывала капор, приняла это во внимание. Викаборо всегда будет для нее самым дорогим местом на земле, и никогда у нее не будет другой приемной матери, кроме матушки Спригг, но в миссис Лорейн и ее домике была та утонченная красота, которая утоляла в Стелле что-то, что до сих пор не было удовлетворено, и к тому же у нее не было сомнения, что она очень нужна миссис Лорейн.

Араминта, на которой держался весь дом, была слишком занята и не могла выкроить часок, чтобы посидеть со своей хозяйкой, а если и составляла ей компанию, то всегда была сердита. И Стелла, как обычно, прямо перешла к сути дела.

— Вы и вправду хотели бы, чтобы я жила у вас, мэм? — спросила девочка очень серьезно.

— Да, Стелла.

— Я не могу жить у вас всегда, потому что у меня есть матушка Спригг, но я могу половину времени быть с вами, а половину — с матушкой Спригг.

— Мы подумаем об этом, — вмешался аббат, и больше в этот вечер ничего не было сказано.

Миссис Лорейн поговорила с аббатом, аббат с доктором, а доктор, собрав все свое мужество, обратился к отцу и матушке Спригг.

— Моя Стелла — маленькая служанка? — возмущенно воскликнула матушка Спригг. — Вы удивляете меня, доктор, как вы только могли об этом подумать? Мы воспитывали ее совсем не для этого, и я была бы вам очень обязана, если бы вы прекратили этот глупый разговор.

Отец Спригг раздумывал дольше и выразился куда категоричнее.

Но доктор, когда смог заставить их выслушать себя, объяснил, что хотя девочка и будет получать немного денег за свои услуги, но будет жить у миссис Лорейн не в качестве служанки, а как приемная внучка.

У нее будет совсем немного обязанностей: стирать пыль, мыть фарфор, расставлять цветы.

А миссис Лорейн взамен обучит ее хорошим манерам, чему она никогда не сможет научиться в Викаборо. Ее научат играть на клавикордах и искусству вести светскую беседу как на французском, так и на английском языках.

— А сколько же времени останется на занятия с вами, доктор? — требовательно поинтересовалась матушка Спригг.

Она думала, что поймала его, но доктор покорно ответил, что, если Стелла будет приходить к нему раз в неделю, он будет более чем счастлив.

— Я уже преподал ей самый лучший урок — действительную любовь к знаниям, — сказал он, — и одного дня в неделю будет вполне достаточно, чтобы поддерживать эту любовь.

Мысль о том, что его Стелла будет болтать по-французски и играть на клавикордах, как заправская леди, окончательно добила отца Спригга. Он был слишком добросердечен и напрочь лишен воображения, чтобы негодовать, как матушка Спригг, на преимущества, которые получит Стелла в результате разлуки с ними. Но матушка Спригг в конце концов тоже уступила. Она была прирожденной матерью, и хотя чувство собственности было сильно, любовь все же пересилила.