В тени луны. Том 2 - Кайе Мэри Маргарет (книги полностью бесплатно .TXT) 📗

Пораженная этой мыслью, она принялась рыться среди немногих, принесенных ими вещей и нашла кастрюлю, которую подставила под стекавшую с бамбуковой крыши струю, чтобы набрать воды. Лу так и не проснулась, пока Винтер обшаривала близлежащие джунгли в поисках мало-мальски подходящего топлива для разведения огня. Еще вчера с одной спички можно было поджечь весь лес, а сегодня стало нелегким делом подыскать подходящий пучок травы или охапку сухих листьев, чтобы разжечь костер.

В этот момент девочка захныкала и разбудила Лу. Протерев глаза, вышла и присоединилась к Винтер. Глядя на серое дождливое небо и промокшие джунгли, она решительно заявила:

— Нам придется построить хижину.

Винтер смотрела на нее, улыбаясь, вспоминая, как прежде Лу рвалась из джунглей. Это так контрастировало с нынешним ее стремлением обстоятельно обосноваться здесь на долгие месяцы. Они еще могли улыбаться, несмотря ни на что, и еще продолжали улыбаться при виде возвращающегося Алекса, словно вынырнувшего из густой травы. Но при виде его лица их веселье исчезло.

— Что случилось? — быстро спросила Лу.

— Проклятая коза! — ответил он с яростью.

Лу вскрикнула и побежала к тому месту, где они привязали козу, но ее не было. Остался лишь клочок разжеванной веревки.

— Надо найти ее! — сказала Лу. — Обязательно! Чем я буду кормить Аманду? Далеко она уйти не могла.

Но коза ушла навсегда.

— Надо думать, что какой-нибудь мокрый и голодный тигр употребил ее себе на пользу, — кисло заметил Алекс. — Для нее это вполне заслуженный конец. Не делай глупости, Лу. А этой дай немного риса или свари мучной водички. Сегодня дым не опасен.

— Когда ты перестанешь звать ее этой? — взорвалась Лу.

Алекс усмехнулся:

— Ты чертовски заматерела, Лу. Когда-нибудь ты совсем себя убедишь, что это, — то есть, прости, она — твое собственное дитя.

— Так оно и есть, — ответила Лу и пошла помогать Винтер разводить огонь в дупле дерева, обнаруженного ею в двадцати ярдах от укрытия.

Алекс смотрел ей вслед с полуулыбкой, постепенно превратившейся в болезненную гримасу. Войдя в укрытие, он нашел несколько таблеток опиума и проглотил их, запивая бренди. «Только бы сейчас не заболеть, — подумал он с легким головокружением. — Не сейчас…»

Но никакая доза бренди с опиумом не могла удержать лихорадку, и когда часом позже Винтер принесла в тарелке из листьев горячую еду, то нашла его лежащим под деревом в нескольких ярдах от убежища. Его тело резала острая боль, и хриплое дыхание заглушало шум дождя. Бронзовая загорелая кожа лица, казалось, была слишком туго натянута на скулы и имела странный серый налет. Под закрытыми глазами выступили темные пятна. Винтер осторожно поставила тарелку на землю. Чувствуя странное спокойствие в руках и взволнованное сердце, она слегка дотронулась рукой до его лба.

Сухой жар ужаснул ее. Алекс посмотрел на нее сквозь полуоткрытые веки. Казалось, ему трудно смотреть. Его лоб сморщился от боли, и он произнес еле слышно:

— В порядке… только дизентерия. Пусть Лу… бережет малышку… опасно…

Потом последовала кошмарная череда дней и ночей. Казалось, что прошел месяц, а на самом деле, может быть, не больше трех дней. Никто из них не мог бы сказать точно. Дизентерия и тропическая лихорадка терзали, сжигали и опустошали тело Алекса. Винтер временами казалось, что ему не выжить. Она почти ничего не знала о дизентерии и о том, какие последствия влекут ее жестокие приступы. Хотя эта болезнь была настоящей бедой для Индии, всякое упоминание о ней считалось неподходящей темой для деликатной чувствительности благородных дам.

Ни днем, ни ночью Винтер не отходила от Алекса. Она без устали ухаживала за ним, кормя его вареным рисом и рисовым отваром, вливая в его пересохшее горло бренди с опиумом, единственным в их распоряжении лекарством. Держа его голову на коленях, она прислушивалась к лихорадочному бреду и переживала его боли, как свои собственные.

Засыпая в крайнем изнеможении, она держала его руку, так что, если он шевелился, тут же просыпалась. За всю свою короткую жизнь она ни разу не видала подобной болезни. Временами ей приходилось гораздо хуже, чем во время родов Лотти. И все-таки Алекс держался за жизнь, а вот Лу в конце концов предала.

Лу знала кое-что про дизентерию, сама переболела в легкой форме и видела более тяжелое течение у Джоша. Все свои знания про развитие болезни и лечение она сообщила Винтер. Глядя на Алекса, она сказала:

— Не думаю, что это только дизентерия. Он может подхватить еще и лихорадку, если это вообще не холера. Джош выглядел лучше.

Она старалась держаться подальше, боясь за девочку. В отличие от сухой жары в Оленьей башне, продолжительный дождь и дымящаяся от испарины жара, когда дождь внезапно прекращался, гораздо хуже переносились младенцем. Девочка постоянно и жалобно плакала. Ее тошнило от рисовой воды и жидкой кашицы из муки с грубым деревенским сахаром. Да и эти запасы подходили к концу.

— Она умрет без молока, — отчаянно вращая глазами, причитала Лу. — Ей нужна настоящая еда! Настоящая!

Она взволнованно ходила из угла в угол, прижимая плачущее дитя к груди и восклицала:

— Почему я не способна выкармливать ее сама? Почему так устроено, что недостаточно хотеть, чтобы у женщины появилось молоко? Ей оно нужно, а я не могу ничего дать! Ничего!

Винтер не слушала. Перед ней стояло измученное, выжженное лицо Алекса с пересохшими, потрескавшимися губами. Ею владело неменьшее отчаяние. Она даже не заметила ухода Лу. Лишь когда оказалось, что огонь не разведен и ничего не приготовлено — кухней ведала Лу — она обнаружила, что Лу вместе с чадом исчезла.

Дождь прекратился, и джунгли, еще недавно выгоревшие и ломкие от сухости, превратились во влажный, горячий, сочный зеленый дом, с буйно растущей травой, листвой и кустарниками. Всякая зелень разрасталась буквально за ночь. Влажная жара переносилась еще труднее, чем сухая. Алексу, казалось, приходилось бороться за каждый свой вздох.

У Винтер разрывалось сердце, когда она слышала его хриплое дыхание. Впервые после их бегства из резиденции в Лунджоре она отвернулась и заплакала тихо, безнадежно, беспомощно. Она лежала, уткнувшись лицом в землю, и ее горячие слезы лились на корни травы, подобно каплям вчерашнего дождя.

Она не замечала ни течения времени, ни того, что Алекс зашевелился. Его рука коснулась ее. Подняв голову, она увидела его широко раскрытые глаза. Они смотрели хмуро, но ясно и не были больше отуманены и ослеплены от боли. С заметным усилием и почти шепотом он спросил:

— Что происходит?

Винтер, откинув волосы, смотрела на него в изумлении. Слезы высыхали на ее щеках. Со времени начала болезни он еще так не смотрел и не говорил. Нахмурившись еще больше, он опять спросил:

— Почему ты плачешь?

Тыльной стороной ладони Винтер отерла слезы и робко ответила:

— Я? Нет… Уже нет.

Она поднялась и, спотыкаясь, пошла разводить огонь и кипятить воду. Лу все еще не вернулась. Впервые, оставляя Алекса, Винтер не опасалась по возвращении застать его мертвым. Она приготовила мучной отвар с рисом и сахаром и вернулась к нему. Взгляд его все еще оставался ясным.

Он выпил напиток, не в силах отказаться, и после тихо лежал, глядя прямо перед собой сквозь полуприкрытые веки. Наконец он сказал:

— Сколько?

— Не знаю… — с дрожью в голосе ответила Винтер. — Дни… Не говори.

— Я поправлюсь, — прошептал Алекс с трудом и, закрыв глаза и положив голову на ее колени, заснул.

Винтер тоже заснула, прислонившись к стволу дерева позади нее. Когда она услышала голоса и почувствовала, что кто-то будит ее, то подумала, что это вернулась Лу.

Но это была не Лу, а отряд вооруженных бамбуковыми палками людей во главе с человеком со ржавым мечом и старомодным мушкетом.

— Они не белые! — презрительно сказал один из них. — Они слуги.

Но другой, наклонившись ближе, возразил:

— Нет, в них все-таки есть английская кровь. Возьмем их. Вставай, ты!