Укрощенная любовью - Монтегю Жанна (книга жизни txt) 📗
Она собиралась развесить белье на веревке, а потом пойти в дом. Мысленно Беренис уже представляла, как она входит в спальню: Грег сейчас, наверное, делает перевязку, а она принесет поднос с завтраком, который приготовила сама. Они с Себастьяном проведут весь день вместе, будут разговаривать о чем-нибудь серьезном и важном, и он сделает неожиданное открытие, что она, оказывается, умный и интересный собеседник, а вовсе не безмозглая кукла – и потом, о, потом… У нее перехватило дыхание, сердце учащенно забилось… Потом он будет любить ее!
Соски ее почти болезненно напряглись под тонкой тканью платья, когда она представила, как они будут лежать на огромной кровати в знойные часы сиесты. О, она больше не будет пассивной и податливой, как рабыня. Она будет безрассудной и дерзкой, и позволит себе делать все, что давно хотела попробовать, но до сих пор не осмеливалась. Она докажет ему, какой нежной и страстной может быть в постели, что способна быть не только любящей женой, но и великолепной любовницей. И тогда, может быть, вскользь упомянет о своей беременности…
Предаваясь этим чудесным мечтам, Беренис внезапно резко остановилась, обнаружив, что кто-то преграждает ей путь. Мгновенно вернувшись с неба на землю, она увидела Джульетт. Беренис попыталась пройти мимо, но креолка не двигалась с места, сверкая глазами, словно пантера, завидевшая свою добычу.
– Дай пройти, – холодно сказала Беренис. – У меня много работы.
– Все заботишься о Себастьяне? – В голосе Джульетт была презрительная насмешка.
Неожиданно Беренис почувствовала, что сад Бакхорн-Хауса превратился в джунгли, кишащие первобытными страстями – ненавистью, ревностью и злобой. Напряжение висело в воздухе, и это ощущение было таким острым, что у нее по спине пробежал холодок. Две волевые, упрямые женщины, любящие одного мужчину, и ни одна из них не собиралась отступать.
– Я нужна ему. – Беренис старалась сохранить достоинство, не опускаясь до вульгарной брани.
– Это ты так думаешь, – сказала Джульетт с коварной улыбкой. – Но я провела всю ночь без сна, готовя сильнодействующую целебную мазь. Если приложить ему на рану, все моментально заживет.
– Скорее, это отравит его, – сказала Беренис презрительно. – Твое колдовство все равно не поможет. Я использую настоящие лекарства – впрочем, вряд ли ты в состоянии понять это…
– Я-то как раз очень многое понимаю. А вот что ты можешь сделать для него?
– Больше, чем замызганная девка, которая сует нос в чужие дела! – парировала Беренис, которая не собиралась смущаться и теряться, чувствуя на себе свирепый, полный ненависти взгляд Джульетт: та, казалось, хотела испепелить ее. Сейчас Джульетт походила на ядовитую змею, приготовившуюся к нападению.
Ненависть ослепила Беренис, ее рука инстинктивно дернулась, чтобы ударить. Эта вспышка ярости была унизительна, но, дав волю гневу, Беренис испытывала настоящее удовлетворение. Она чувствовала в себе трепет зародившейся жизни. Что бы Джульетт ни сказала, что бы ни сделала, ее уже не испугать. Теперь она была не одна, и ей вдруг стало ясно, что нужно сказать Себастьяну о ребенке прямо сейчас. Больше никаких отсрочек. Никаких колебаний. Она, наконец, поставит на место Джульетт и убедит его, что эта женщина должна немедленно уехать – ради их наследника. Себастьян принадлежал ей, и никто был не в силах отнять его у нее.
Джульетт не двигалась. Две женщины – и ситуация старая, как мир.
– Ты должна узнать кое-что. Идем со мной, – сказала креолка.
– Нет, – ответила Беренис, и повернулась, чтобы уйти. В конце концов, она хозяйка этого дома и не позволит Джульетт командовать здесь.
Рука Джульетт коснулась ее плеча.
– Думаю, тебе лучше пойти со мной. Я что-то покажу тебе. То, что тебе будет интересно посмотреть…
Ее глаза были чернильными озерами, и Беренис чувствовала, что может утонуть в них, если будет смотреть слишком долго. Чтобы не увидеть торжествующего победного блеска в этих глазах, Беренис нехотя согласилась последовать за ней. Вскоре показалась бревенчатая хижина с крышей из пальмовых листьев. Джульетт отодвинула индейское одеяло, закрывающее вход, и Беренис шагнула внутрь.
Ей потребовалось несколько секунд, чтобы привыкнуть к темноте. Через маленькие, незастекленные окна проникал свет, в слепящих лучах которого пылинки и летающие насекомые кружились в непрерывном танце. Она в смятении разглядывала на удивление роскошную мебель, пурпурные драпировки на стенах, узорчатые коврики на полу. Несомненно, это было жилище женщины, привыкшей к роскоши. У стены стояла большая кровать, накрытая алым шелком, на котором лежали подушки с золотой бахромой, а рядом большой резной гардероб и старый тяжелый стол в испанском стиле с четырьмя стульями. Это жилище напоминало великолепное логово хищника, причудливое и пугающее.
Оглядываясь вокруг со все возрастающей тревогой, Беренис увидела и кое-что другое. Карты, нитки бус, развешанные повсюду пучки высохшей травы. Здесь же высились горы книг, лежали игральные кости, фишки и высохшие кожи рептилий. Со стола, накрытого пурпурной с золотом скатертью, ухмылялся череп, и чучело длинного крокодила с оскаленными зубами свисало из-под крыши. Резкий запах наполнял комнату – пряный, сладкий, и в то же время наполненный какими-то миазмами, тленом и гниением, как от мяса, которое слишком долго держали на жаре. Беренис ощутила леденящую дрожь, вспомнив рассказ Грега о вуду.
Ее страх усилился, когда она заметила Ли, сидящую на стуле у камина, в котором тлели угли, словно красные глаза. Камни ее многочисленных колец тускло поблескивали из потрескавшихся оправ, под ногтями чернела годами въевшаяся грязь. Ее глаза, полуприкрытые дряблыми веками, были устремлены на Беренис, губы беззвучно шевелились. Она покачивалась взад и вперед, держа какой-то сверток в своих скелетообразных руках.
Джульетт подошла к ней, отбросила одеяло, и Беренис, увидела спящего младенца с густыми черными волосами.
– Это мой сын, – объявила она дрожащим от гордости голосом. – Я родила его здесь шесть месяцев назад. Правда, красивый? А ты не догадываешься, кто его отец?
– Нет, – прошептала Беренис, и холод начал растекаться по всему ее телу, окутывая, словно саван.
– Не догадываешься? Значит, ты еще глупее, чем я думала, – ответила Джульетт презрительно, беря на руки ребенка. – Твой муж, Себастьян Лажуниссе!
Это прозвучало как смертельный приговор, и ее голос звенел в ушах Беренис, как гул от удара колокола. Последовало молчание. Джульетт и старуха наблюдали за ней с алчностью стервятников, готовых наброситься на труп.
Только не Себастьян! Милостивый Боже, только не он! Эта мысль вонзалась в ее сердце, словно кинжал. На мгновенье она застыла, глядя на ребенка. Нет! Это невозможно. Жизнь не может быть так жестока. «А почему нет? – нашептывал ей на ухо коварный демон. – Он ведь признался, что у него был ребенок во Франции. Почему бы не быть и другим, разбросанным по всей земле?» Беренис почувствовала, как земля уходит из-под ног. Но ее гнев был направлен не на Себастьяна, а на эту женщину, которая так грубо разрушила ее мечты.
– Ты лжешь! – закричала она, готовая наброситься на Джульетт. – Как ты смеешь такое говорить?
Джульетт поднялась и завернула ребенка в свою яркую шаль. Она внушала какой-то благоговейный страх: и ее красота, и она сама были частью этой полудикой страны – так же, как и Себастьян. В этот ужасающий момент Беренис по-новому взглянула на Джульетт – как на женщину, единственно подходящую для него, болезненно напоминающую о том, насколько она сама была чужой.
– Я говорю так, потому что это правда, – ответила Джульетт. – Способна ли ты, неоперившаяся девчонка, понять всю глубину характера такого мужчины, как он? Как мы смеялись, когда он собирался отправиться в Англию, воображая жеманную мисс, на которой он вынужден был жениться, связанный обязательством! Разве он когда-нибудь говорил, что любит тебя? – Джульетт продолжила прежде, чем Беренис успела ответить. – Думаю, нет. Себастьян не любит никого. У него сердце из гранита!
