Конец странствий - Бенцони Жюльетта (книги бесплатно .txt) 📗
В этот вечер молча следившая за разговором с Бейлем Барба подошла к ней, когда она остановилась у костра.
– Не беспокойтесь, – прошептала она. – Я найду другой выход! У меня еще меньше желания продолжать поход в таких условиях.
– Почему, Барба? У вас неприятности?
Под нагромождением шалей полька пожала своими широкими плечами.
– Я единственная женщина в обозе, – буркнула она. – И я решительно отказываюсь заниматься моим прежним ремеслом.
– А что вы посоветуете мне?
– Сейчас ничего. Сначала надо попасть в Смоленск. Там посмотрим!..
Попасть в Смоленск! Это стало как навязчивый припев. Никто не представлял себе, что этот город так далеко. Невольно казалось, что он, словно в дурном сне, отступал по мере того, как к нему приближались. Некоторые утверждали, что сбились с дороги и в город не попадут никогда. Поэтому вечером второго ноября встретили с изумлением и недоверием новость, прилетевшую с головы обоза:
– Мы прибываем! Перед нами Смоленск!
Все солдаты уже проходили здесь и узнавали его, а Бейль – один из первых.
– Действительно, – вздохнул он с облегчением, – вот и Смоленск.
Подошли к глубокой долине, где ртутью поблескивал Борисфен, и город предстал перед ними. Зажатый в корсет высоких стен, он казался дремлющим на правом берегу реки среди покрытых соснами, елями и березами холмов, которым свежевыпавший снег придавал праздничный вид. Этот гигантский пояс укреплений с тридцатью восемью башнями, его высокие гладкие стены, которые на протяжении трех веков противостояли времени и людям, представляли бы зрелище одновременно архаичное и прекрасное, если бы не свежие следы войны: сломанные деревья, разрушенные или сожженные дома, наспех отремонтированные бревнами мосты. От предместий почти ничего не осталось. Над стенами виднелись купола церквей, дымы из труб, вызывающие в памяти вечернюю трапезу, хорошо протопленную комнату... Зазвонил колокол, пропел рожок, проиграла труба под аккомпанемент барабана – все это свидетельствовало о военной жизни за этими стенами древней эпохи, хранившими секрет вечной молодости.
Город имел до такой степени утешительный облик убежища, что единодушный крик радости вырвался из груди тех, кто еще способен был кричать. Наконец-то можно будет отдохнуть, поесть, согреться. В это просто трудно поверить!..
Бейль поежился и забрюзжал:
– Наверно, то же чувствовали крестоносцы, увидев Иерусалим. Отсюда ничего не разберешь, стены слишком высокие, но внутри осталось не больше половины города! Тем не менее я надеюсь, что нас всех смогут разместить... и я найду плоды деятельности курьеров, которых я посылал из Москвы.
Он старался выглядеть равнодушным, но его темные глаза сияли радостью, и Марианна чувствовала, что он так же доволен, как самый простой из смертных, несмотря на его скептический вид.
Расстояние, которое предстояло покрыть до ворот города, было преодолено в рекордное время. К тому же обоз заметили часовые, и солдаты сбежались с приветственными криками, помогая въехать в город.
Проходя под аркой ворот с гербом города: пушка и фантастическая птица Гамаюн, символ мужества, Марианна не могла удержаться, чтобы не улыбнуться Бейлю.
– Думайте обо мне что хотите, но я, как и все, очень рада прибытию сюда. Надеюсь, вы предложите что-нибудь еще, кроме гнилой и мерзлой картошки...
Не одна она мечтала о еде. Вокруг них солдаты только и говорили о добром ужине, который они получат, и в Смоленск они вошли с таким чувством, словно там их ждал праздник. Но восторги немного утихли, когда, пройдя укрепления, увидели разрушения, скрывавшиеся за ними. Снег милосердно укрыл руины, но он не мог заполнить трагическую пустоту улиц, где зажигались светильники за промасленной бумагой, заменившей выбитые стекла.
С обеих сторон улицы, куда углубился обоз, из оставшихся домов выходили люди и молча наблюдали за проходом новоприбывших. В их взглядах горела ненависть. Радость Марианны сразу угасла, больше, чем в Москве, она почувствовала себя на вражеской территории.
Мурье, остановившийся у въезда поговорить с капитаном карабинеров, догнал их. Он был заметно озабочен.
– Похоже, что с тремя сотнями солдат мы желанные гости! Я думал, что мы найдем здесь весь 9-й корпус маршала Виктора, но от него почти ничего не осталось. Маршал ушел с большей частью войск к Полоцку, где, как говорят, Сен-Сир терпит неудачи. Даже губернатор исчез...
– А кто он? – спросил Бейль.
– Генерал Баргей д’Ильер, он должен был быть здесь с иллирийской дивизией, вышедшей из Данцига первого августа. Он отправился занять позицию на дороге возле Ельни, оставив Смоленск генералу Шарпантье, начальнику штаба 4-го корпуса, бывшему губернатором Витебска. Я задаюсь вопросом: что мы найдем здесь с таким слабым гарнизоном и подобной губернаторской чехардой?
По мере того, как он говорил, Бейль на глазах мрачнел. У него возникло множество вопросов в связи с продовольствием, заказы на которое он везде рассылал. И когда вышли на большую площадь, он внезапно покинул своих спутников, чтобы броситься к гостинице, на пороге которой как раз показался временный губернатор Смоленска и какой-то штатский, оказавшийся губернским интендантом де Вилбланшем. Именно с ним объяснялся Бейль коротко и бурно, а когда он вернулся к Марианне, несчастный управляющий снабжением тыла был как пришибленный.
– Это ужасно! И четверти того, что я заказывал, не собрали! Я должен молить небо, чтобы Император не нагрянул сюда, иначе мне грозит если не смерть, то бесчестие. Пойдемте! Здесь нам нечего делать. Самый момент расстаться с обозом и познакомиться с армейскими складами. Мне надо воочию убедиться. Там уж найдется, где разместиться всем.
Но это оказалось не так легко, как он воображал, ибо в битком набитом доме интендантства господину управляющему могли предложить только матрас в тесной комнате, где уже жили двое его коллег. Женщин, естественно, поместить негде. Надо найти что-то другое.
Бейль бросил там остатки чемодана и с провожатым из интендантов пустился на поиски квартиры для его «секретаря» и кухарки. В конце концов нашли в доме старого немецкого еврея возле Нового рынка что-то вроде мансарды, снабженной тем не менее печкой и из-за этого показавшейся женщинам верхом комфорта. Чтобы жить с Барбой, Марианне пришлось вернуть свой женский облик, о чем ей не пришлось жалеть. Соломон Левин и его жена Рахиль оказались славными людьми и проявили трогательную заботу при виде впалых щек и бледности молодой женщины. Они не задавали никаких вопросов и были удовлетворены, подтвердив, что обеим женщинам будет у них хорошо, а благородный господин может спокойно идти по своим делам. Контакт, впрочем, установился очень быстро, когда они узнали, что Марианна говорит по-немецки так же хорошо, как они.
И, успокоенный за судьбу своих подопечных, Бейль покинул их, пообещав вернуться на следующий день, утром. Торговец мехами, вместе с тем и другими товарами первой необходимости, Соломон Левин поддерживал с оккупантами если не сердечные, то вполне корректные отношения, которые позволили ему продолжать вести торговлю в городе, где не осталось конкурентов. А это значило, что у него с голоду не умрешь.
Благодаря заботам толстухи Рахиль в мансарде появились матрасы, простыни и одеяла, а также большая медвежья шкура, которая привела Марианну в восторг, но она едва не заплакала от радости, когда Рахиль и ее маленькая служанка внесли большое корыто, два объемистых кувшина с горячей водой, полотенца и кусок мыла. Восемнадцать дней после отъезда из Москвы она не снимала обувь и не меняла белье. Никогда еще она не чувствовала себя такой грязной. При виде этой роскоши она непроизвольно обняла старую женщину и расцеловала ее.
– Пока жива, я буду благословлять ваше имя, мадам Левин, – сказала она ей. – Вы не представляете, что значит для меня это!
– Я таки думаю, что да! Наш дом небогатый, некрасивый и даже не так чтобы уж очень уютный, но главное в нем – чистота, ибо так принято у наших, кто придерживается законов Моисея. Давайте одежду, вашу и вашей служанки, мы ее выстираем...
