Царица Пальмиры - Смолл Бертрис (читаем книги онлайн бесплатно полностью txt) 📗
И Келеос упала на колени, протянув руки в мольбе.
— Я прощаю тебя, Келеос, — ответила Зенобия. — Ты сделала все, чтобы твоя семья выжила.
Женщина проползла небольшое расстояние, отделявшее ее от царицы, и распростерлась перед ней, целуя ее ноги.
— Да благословят вас боги, моя царица! — всхлипывала она.
— Встань, Келеос! — приказала царица, а когда женщина подползла к ее ногам, она сказала:
— Я хочу, чтобы ты помогла мне вымыть волосы.
— С радостью, ваше величество!
Через несколько минут Келеос приготовила все необходимое и начала промывать волосы Зенобии мылом, которое принесли специально для омовения царицы. Они использовали одну из оставшихся деревянных бадей, наполненных подогретой водой. Келеос намыливала волосы, а потом прополаскивала их водой из другой бадьи. Пришлось намыливать три раза, пока волосы Зенобии стали чистыми.
Келеос отжала длинную гриву царицы, а потом взяла полотенце и принялась вытирать ее. Волосы быстро просохли. Поблагодарив женщину за помощь, Зенобия отпустила ее.
Она быстро сорвала с себя грязную одежду и, отбросив ее в сторону, уселась в круглую деревянную лохань, омывая плечи теплой водой. Взяв кусок мыла, она вымылась, а потом снова села в лохань, чтобы немного насладиться ванной и уединением. Она думала о том, как скоро он придет и потребует отдаться ему. Чтобы отдать ему свое тело и при этом не отступить перед ним — для этого потребуется вся сила ее характера. Ей была ненавистна сама мысль о его прикосновении, она инстинктивно чувствовала, что он потребует гораздо больше, чем она готова дать, а значит, противостояние, которое за этим последует, будет изнурительным. Наконец, она встала и с легкой усмешкой обнаружила, что попала в довольно затруднительное положение. Она не могла воспользоваться грязной одеждой, не оказалось и большого сухого полотенца, которым она могла бы вытереться и в которое можно было бы завернуться. Маленькое полотенце, которым ей вытирали волосы, теперь валялось на полу.
Она вылезла из лохани, потянулась за полотенцем и обтерлась им, хотя ее кожа осталась влажной. Ничего, воздух быстро высушит тело. Однако, что же надеть на себя? Она оглядела комнату, но ничего не обнаружила. Она с досадой выругалась и услышала чей-то тихий смех. В ярости она обернулась и лицом к лицу столкнулась с Аврелианом.
— Как вы смеете подглядывать за мной?!
— Это же моя палатка, — ответил он.
— Но ведь вы приказали разместить меня здесь! — огрызнулась она. — Немедленно дайте мне отдельную палатку!
Он прошел по комнате и оказался рядом с ней. Потом зажал ее лицо между своими ладонями и взглянул сверху вниз в ее сердитые глаза.
— Желания пленных никогда не учитываются, Зенобия. Потом, к ее удивлению, он отпустил ее, медленно обошел вокруг, внимательно осмотрев со всех сторон, но все еще не прикасаясь к ней. Наконец, он произнес:
— Однажды мне описали вас как воплощение богини, но, увидев, я должен сказать, принеся свои извинения прекрасной Венере, — этот господин недостаточно щедр на похвалы. Если бы я пожелал поставить вас на пьедестал для продажи, то во всем мире не нашлось бы золотого пьедестала достаточной ценности, чтобы он соответствовал вашей стоимости, Зенобия.
— Значит, я могу предположить, что вы не собираетесь выставлять меня для продажи? — холодно спросила она. Он рассмеялся.
— Только лишь по той причине, что не могу получить за вас достаточно много, — поддразнил он ее.
— Не думаю, чтобы вы были сводником, Аврелиан. У вас репутация воина.
Он опять рассмеялся.
— Вы можете драться, словно уличный мальчишка, богиня, но это ничего вам не даст. Я Аврелиан, и я никогда не проигрываю сражения.
— Вы можете овладеть мной, римлянин, ведь я слабее вас. Но ворота Пальмиры останутся закрытыми для Рима!
Она стояла, красивая, высокая, и мерила его ледяным взглядом, совершенно не смущаясь своей наготой, и этим еще больше заинтриговала и воспламенила Аврелиана. Вот это женщина, подумал он с восхищением.
— Вы — отважное создание, богиня, — тихо сказал он, — но при этом всего лишь женщина, а я — мужчина. Мои осведомители сообщили мне, что в вашей жизни не было мужчины, с тех пор как Марк Александр Бритайн покинул вас и вернулся в Рим.
Ему было приятно видеть, как она побледнела при упоминании имени Марка, и он продолжал:
— Он был вашим любовником, и я не сомневаюсь, — великолепным любовником. Моя племянница уже беременна.
Глаза Зенобии на мгновение закрылись, и она вцепилась в штору, чтобы не покачнуться.
— Ты ублюдок! — с трудом прошипела она. Он довольно рассмеялся.
— Вы прекрасны, и я желаю вас, богиня.
На этот раз он вытянул руки и стал гладить своими нежными пальцами ее кремовое плечо. Она же пыталась унять охватившую ее дрожь и в конце концов так и не смогла справиться с ней.
— Вы уже начинаете понимать, что значит быть пленницей императора, богиня? — спросил он.
— Я не боюсь! — тихо ответила она.
— Я это знаю, — сказал он, — однако вы причинили мне бесчисленное множество проблем, богиня, и вы должны быть наказаны за это.
— Значит, вы заставите меня стать вашей любовницей? Да, Аврелиан, это — настоящее наказание. Ведь я привыкла сама выбирать себе любовников, — ответила она.
Он снова рассмеялся.
— Что вы за дерзкая богиня, Зенобия! Вы были девственницей, когда в пятнадцать лет вышли замуж за Одената. Марк Александр Бритайн был вашим единственным любовником. Вы потрясающе высоконравственная женщина, богиня. Половина, мало того, большинство женщин в Риме имели по полдюжины любовников, прежде чем вышли замуж. Вы же знали всего лишь двоих мужчин, а для меня это то же самое, как если бы вы были девственницей.
— Так возьмите же меня! — закричала она сердито и испуганно. — Я не уступлю и не отдам вам ничего своего!
Его светло-голубые глаза заблестели, в них неистово заплясало пламя желания. Он схватил ее за плечи, привлек к себе. Она стояла абсолютно спокойно, не сопротивляясь, но и не принимая его. Его рука обвилась вокруг ее талии и крепко прижала к нему. Другой рукой, которая только что лежала у нее на плече, он зажал ее лицо и приподнял подбородок. Его голова медленно склонялась вниз, а его губы властно требовали ее губ. С пугающей опытностью он раздвинул ее губы и вторгся в ее рот своим бархатистым языком. Он исследовал, дразнил, требовал!
Я не проявлю никаких чувств, подумала она. Однако ей пришлось собрать всю силу воли, чтобы не сопротивляться, чтобы не вырваться от этого человека. Ей хотелось убежать, спрятаться от него, он пугал ее, хотя она никогда не призналась бы в этом. Он явно не привык, чтобы ему отказывали. За всю свою жизнь она так и не узнала, что мужчина может быть таким. Как женщину ее всегда любили с нежностью, вначале Оденат, а потом Марк. Но этот мужчина не искал ее любви, он желал завладеть самой ее душой! Ей пришлось остановить его, но так, чтобы он не узнал о том, какое ужасное воздействие оказывает на нее. Оторвав свои губы, она холодно произнесла:
— Достаточно! Если вы хотите овладеть мной, давайте продолжим!
Даже если бы она ударила его, эффект не был бы столь потрясающим. Он начал посмеиваться, а потом этот смех перешел в раскаты довольного хохота.
— Браво, богиня! Великолепно! Это почти сработало, но почти — этого еще недостаточно.
Он отстранил ее от себя и снова пристально осмотрел.
Зенобия была потрясена. Она ожидала, что ее пренебрежение охладит его пыл, а вместо этого его восхищение лишь возросло. Следующий шаг был за ним, поэтому она молча стояла, бросая на него осторожный взгляд из-под густых черных ресниц, и ждала. Ей пришлось признать, что он очень красивый мужчина мужественного, сурового типа, высокий, мощного телосложения. Голова у него удивительно изящна для человека низкого происхождения, подумала она: овальная, с высокими, красиво очерченными скулами, прямым патрицианским носом, почти классическим в своем совершенстве, чрезвычайно чувственными губами, квадратным подбородком с глубокой ямочкой, которая была надежно спрятана под его аккуратно подстриженной короткой бородкой. Бородка, так же, как и его коротко подстриженные вьющиеся волосы, была лишь чуть-чуть тронута сединой, которая портила их прекрасный золотисто-белокурый цвет. Широко расставленные круглые глаза, небесно-голубые, окаймлены короткими рыжеватыми ресницами. Взгляд этих глаз был пронизывающим, однако никогда не выдавал его мысли.
