Яд вожделения - Арсеньева Елена (читать книгу онлайн бесплатно без .TXT) 📗
Что-то зашелестело рядом – будто бы чьи-то шаги, а потом раздался Катюшкин грозный шепот:
– Куда это ты?!
– Так ведь проснулась же Аринушка, – пролепетала Маланья не без робости. – A барин молодой и сам граф сказывали, чтоб непременно позвали их, когда она очнется.
– А кто тебе сказал, что она очнулась? – воинственно прошипела Катюшка.
– Tак ведь глаза… – заикнулась Маланья.
Однако тут же была прервана:
– Что – глаза? Они закрыты, аль не видишь? По-прежнему Алена – Алена, запомни, никакая не Аринушка! – в беспамятстве. Верно, она только начала в себя приходить, да сызнова и обмерла. Зачем же, скажи на милость, беспокоить попусту Егора Петровича и его сиятельство?
– Правда что, – задумчиво пробормотала Маланья после некоторого колебания, – незачем, выходит!
Шаги ее снова приблизились, однако Катюшка шепнула:
– Ты, Малашенька, принесла бы мне чайку горяченького, а то зазябла я что-то, да в горле пересохло. Принесешь?
– Конечно, барыня, Катерина Ивановна, как велите! – покорно откликнулась Маланья, и скоро легонький стук двери обозначил ее уход.
В то же мгновение Катюшкины руки бесцеремонно тряхнули Алену, а голос нетерпеливо позвал:
– Hу, просыпайся, просыпайся же, соня! Довольно притворяться!
Алена покорно разомкнула веки – и не могла не улыбнуться, увидев близко над собою румяное, цветущее, обрамленное пышными локонами Катюшкино лицо:
– Я и не притворяюсь. Просто подумала, что ты мне пригрезилась.
Губы и язык повиновались ей так неохотно, словно вовсе отвыкли шевелиться.
– Ох, руки бы Леньке оторвать, – пробормотала Катюшка. – Вишь, язык-то у тебя заплетается – чудок он тебя до смерти не уморил! Мы уж думали… – Она отмахнулась, усмехнулась – и крепко обняла Алену своими теплыми, душистыми руками, расцеловала, по обыкновению чмокая воздух около щек, чтобы не перепачкать лицо подруги помадою: – Но до чего же я рада, рада видеть тебя живой! Кажется, никогда в жизни я так ничему не радовалась!
– Да я тоже счастлива, – пролепетала Алена, чувствуя, как защипало глаза. – Но скажи на милость: ты и правда здесь? Не снишься?
– Сдается мне, тебе кое-кто другой должен в снах являться! – задорно тряхнула головой Катюшка. – Впрочем, можешь успокоиться: я это, я, истинная! Воротилась с полдороги – и прямо кстати, чтоб тебя поздравить.
Она взяла со столика большую кружку и подсунула к губам Алены.
– Воротилась с полдороги?! – изумленно повторила та, проглотив вместе с молоком удивление о каких-то там поздравлениях. – Верно, Фриц дело какое-то вспомнил? Или новый приказ получил? – спросила она, но не прежде, чем осушила кружку до дна.
– Фриц? – Светленькие Катюшкины брови взлетели так высоко, что затерялись в пышных кудельках, обрамляющих лоб. – Tы о чем?.. Ах да, Фриц… Ну при чем тут он?
Настала очередь взлетать Алениным бровям.
– Позволь, матушка, это как это так – при чем?! – почти испуганно вопросила она. – Ты же ведь с ним уехала?
– Уехала с ним, а приехала без него, – досадливо отмахнулась Катюшка. – И забудь, забудь ты это имя вообще! Нету его больше, Фрица, нету на свете!
– О господи! – Алена всплеснула бы в ужасе руками, но и на вершок поднять их не смогла. – Неужто случилось что в дороге? Да жив ли он?
– Ты что подумала?! – тихонько взвизгнула Катюшка и зажала рот рукой, пытаясь заглушить хохот. – О нет, Фрицци жив и здоров. Однако все, все, все, с ним покончено навеки, и умоляю тебя: не напоминай мне больше об этих безумствах жизни моей!
– Не напоминать? – после некоторого молчания спросила Алена, испытующе вглядываясь в насупленное личико подруги.
– Н-нет! – затрясла головой Катюшка столь решительно, что все ее букольки да кудельки пришли в буйное шевеление.
– Hикогда?
– Ни-ни! – Локоны снова пустились в пляс.
Алена подождала, пока они уймутся, а потом смиренно опустила ресницы:
– Изволь. Все сделаю по-твоему. Только… только прежде скажи: кто он?
Катюшка хлопнула было ресницами, но тотчас мгновенная растерянность схлынула с ее лица, и оно приняло заносчивое выражение:
– Кто – он? Он – кто?
– Ну-ну, Катюшка, – тихонько усмехнулась Алена. – Кто он? Кто тебя от Фрица сманил?
Голубые Катюшкины глаза от изумления сделались в два раза больше:
– Да ты что? Да ты о чем? Да разве я сама не властна над своей судьбою? Да я!..
Возмущение ее было столь пылким и искренним, что любой другой человек уже устыдился бы своих подозрений. Любой другой – только не Алена. Поэтому она лишь прижмурилась, выжидая, пока Катюшка прекратит свое пыхтение.
И дождалась-таки: поправив вздыбившуюся прическу и покосившееся декольте, Катюшка заносчиво вздернула носик:
– Да ну его к бесам, скажу я тебе, этого немчина! Чуть отъехали от Москвы – и словно подменили мужика. Русскую речь у него из башки будто бы вышибло в одночасье. Начал трещать только по-немецки: Катюшхен, мол, изволь отвыкать от барбарских слов и начинай учиться языку великих германцев! И зарядил: рука – это так-то, голова – так-то, ньога – еще как-то там. Что за, думаю, к чертям собачьим, ньога?! Вавилонскую башню с ним строить: язык сломаешь! Нихт, говорю, натюрлих: не желаю глупостями заниматься! Надулся. Всю дорогу молчал, как рыба, только я не поняла, по-русски молчал или по-немецки. А как добрались до постоялого двора… тут он велел мне в отдельной постели спать! Наденьте, говорит, Катерин Ифанофич, ночной платье и чепец, как принято в добропорядочный немецкий семья, а я буду спать в свой рубаха и свой ночной колпак!
Катюшка возмущенно перевела дух.
– Ты что, говорю, Фрицци, белены объелся? Мне платья за день во как надоедают, чтоб я еще и ночью в них путалась. Может, еще шнурованье затянуть? Скидавай, говорю, и ты свою рубаху, а колпак чучелу огородному подари – и марш-марш ко мне, берем-сдаем еще какую-нито крепость али целый город!.. И ты представляешь, что он мне сказал?!
Я, говорит, Катерин Ифанофич, желайт уважайт в ваше лицо свою будущую супругу, а потому не прикоснусь к вам более до самой свадьба! И тут я поняла, что надо спасаться…
– Катюшка! – шепотом вскрикнула Алена. – Да чем же это плохо: стать женой Фрица?
– А чем хорошо? – хладнокровно повела плечом ее подруга. – Ты же меня знаешь: по мне, или полон двор, или корень вон! А Фрицци положит мне на тарелочку половинку куриного крылышка да четвертушку огурчика – вот и весь обед. Опять пилить начал, что по утрам кашу не ем. А каша та не на молоке – на воде сварена! И как представила я себе, что этак всю жизнь: водяная кашка по утрам, огрызок курочки в обед, да еще и спать одемшись… – Она сделала страшные глаза: – У него даже этот самый уменьшился, как бы усох от скупости! Нет, это не по мне! Решила – и сделала: в ту же ночь я сбежала от Фрица. Слава богу, сыскался добрый человек…
– Ага! – значительно сказала Алена, поднимая палец.
– И ничего не «ага», – приняла безразличный вид Катюшка. – Мы с господином Самойловым давние знакомые, он только все дивился, как это нас прежде судьба не свела!
– Cудьба?.. – хихикнула Алена. – Ну что, Катюшка? Вчера полюбила другого, да?
Катюшка, поджав губы, очень холодно на нее поглядела, потом не выдержала и засмеялась:
– Ну, не вчера, положим, а позавчера…
Алена смотрела на подругу с восхищением. Право, только в общении с этой очаровательной ветреницей она могла так быстро вернуться к жизни! Катюшка обладала непостижимым умением вовлекать людей в орбиту своих переживаний и до того заморочить им головы, что собственные страдания казались чем-то нестоящим.
Так случилось и с Аленою. Страхи минувших дней поблекли, и хоть вертится на языке заветное имя, спросить о нем все недосуг за Катюшкиными перепутанными делами.
– Господи, Катюшка! – ахнула она. – Да ты что же, от Фрица сбежала в чем была?!
Катюшка медленно покачала головой.
– Ты, Алена, верно, вовсе спятила от Ленькина варева, – проговорила она с осуждением. – Ну на что мои наряды Фрицу?! Да ведь он их продаст, а талеры прикарманит или в какую-нибудь эту их банку положит! Нет, не для того я столько мук приняла, чтоб ему так, за здорово живешь, все подарить! Был бы с нами Митрий, все бы сразу сладилось, но Фриц от него на выезде из Москвы избавился. Ну и что? Эко диво, думаю, разве не смогу я сама с конями да возком управиться? Пошла в конюшню – тут и встретила Hикитушку. Oн из Петербурга возвращался, да, на беду, конь его обезножел, а ни одного свободного на постоялом дворе не оказалось. Ну, он и согласился мне подсобить, а заодно самому в Москву добраться.
