Конфидентка королевы. На службе Ее Величеству - Нордье Софи (книги хорошего качества .TXT) 📗
— Приветствую тебя, луноподобная Гайда, — рассеянно произнес шаблонную фразу катиб, даже не заметив, что девушка пришла не одна. — Через несколько мгновений я буду весь к твоим услугам.
— Не спеши, я подожду. — Гайда порхнула к франкскому писарю и, забыв о слове «невзначай», по-детски выдохнула: — Джибраил, хочу представить тебе самую прекрасную женщину в поднебесном мире — мою тетю Хайфу.
Хайфа обдала племянницу гневным взглядом. Но что толку — та уже обозначила ее возраст.
***
Габриэль-Джибраил обрадовался — его желание было услышано.
Сегодня, устав от многочасовой работы за столом, он перед полуднем вышел во двор размять затекшее тело. Пробуждающийся весенний сад радовал взор, и Габриэль сладко потянулся на свежем воздухе. Одетый в шальвары, нательную рубаху и синий халат, он стал выполнять нехитрую разминку. Чалму голубого цвета — только такой цвет носят христиане — он надевал редко, исключительно в официальной обстановке. Сейчас его непокрытые, коротко остриженные волосы ерошил ветерок.
Неожиданно Габриэль заметил изящную женщину, направлявшуюся к гарему. Полностью скрытая под слоями одежды, она устремила на него удивленный синий взгляд. Очевидно, ее сбили с толку его странные телодвижения. Габриэль хотел ей все объяснить, но как заговорить с восточной женщиной? К тому же у него неожиданно пересохло в горле: он утонул в густой лазури ее глаз, подчеркнутой роскошными темными ресницами и бровями. Ситуация становилась не только неприличной, но и опасной. И шевалье спрятался за стройным кипарисом, продолжая наблюдать за незнакомкой из-за ветвей. Обернувшись, красавица увидела, что сад опустел, и приостановилась. Она, выгибаясь в разные стороны, поискала мужчину глазами; просторные складки абайи [88] из тонкой шерсти, повторяя движения хозяйки, обозначили ее стройное тело. Желание теплой волной прокатилось по чреслам Габриэля…
И вот она рядом! Но сдержанные любезности были прерваны появлением Музаффара. Гайда с Хайфой спешно удалились на женскую половину дома.
— Уважаемый Омар, подскажи, сколько Хайфе лет? Она приходится Гайде тетей, но выглядит ненамного старше. — Привлекательная женщина не выходила у Габриэля из головы, и, выбрав вечером время, когда все разошлись, он решил немного разузнать о ней.
— Точно не знаю, но, судя по тому, что у нее две взрослые и уже замужние дочери, лет тридцать пять, не меньше.
— Ух ты! — присвистнул шевалье. — А по виду и не скажешь! Позволь задать еще один вопрос. Кем именно наш хозяин приходится амиру Дамаска?
— Жена амира — родная сестра Музаффара, следовательно, она золовка Хайфы, — сухо бросил ученый старик, раздосадованный тем, что его отвлекают всякими глупостями от интереснейшего манускрипта.
Восторженный интерес Хайфы был слишком откровенным, и польщенный Габриэль догадался, что она настроена продолжить знакомство с ним. Он не возражал — это приключение сулило приятное разнообразие в его монотонной писарской жизни.
***
А Хайфа поняла, что пропала! Мучительное желание сжигало ее изнутри, но эта боль была такой сладкой! И женщина, распаляясь все больше, то и дело забегала в дом Музаффара.
Отказавшись от повторного замужества после смерти супруга, она взяла в свои руки бразды правления в немалом хозяйстве, доставшемся ей в наследство. Предки мужа и его брата Музаффара жили в Бейруте. Их род веками занимался морской торговлей — до того как сирийское побережье захватили франки. После погромов изрядно поредевшая семья перебралась в Дамаск и продолжила торговлю. Последние годы, собирая караваны в дальние города, Музаффар всегда брал в долю сноху и — главное! — прислушивался к ее деловым советам. Поэтому постоянное присутствие Хайфы в доме деверя никого не удивляло.
— Гайда, дорогая моя девочка, я совсем запуталась!
Хайфа не преувеличивала: вот уже полгода высокий франк не выходил у нее из головы ни днем, ни ночью. Сидя на большой пуховой подушке, женщина ковыряла остроносой туфлей, расшитой мелким жемчугом, густой ворс яркого ковра. Хайфа стыдилась, но ей так хотелось выговориться!
— Что случилось у моей жизнерадостной тети? — Зачерпнув горсть засахаренного миндаля из хрустальной вазочки, девушка тоже удобно устроилась на шелковых подушках и приготовилась слушать.
— Я влюбилась и не могу с собой совладать. — Хайфа подняла на племянницу растерянный взгляд. — Летом проведала дочерей, думала, отвлекусь, забуду. Не помогло. Умный взгляд серебряных глаз покорил меня, а эти желанные губы и сильные руки я каждую ночь вижу в прекрасных снах…
Заметив, как расширились от любопытства и восторга глаза племянницы, а рука со сладостями застыла на полпути ко рту, женщина опомнилась:
— Да простит меня Аллах, что же я говорю невинному ребенку?
— Перестань, тетя, я давно уже не ребенок! — огрызнулась пришедшая в себя Гайда. — Что же делать?.. Выкупи Джибраила у моего отца!
— Выкупить? — Эта простая мысль не приходила Хайфе в голову, но показалась очень заманчивой.
И через некоторое время она решилась. Застав как-то деверя одиноко сидящим в садовой беседке, женщина начала деловитым тоном сложный для себя разговор:
— Достойнейший Музаффар, хочу сделать тебе выгодное предложение!
— Начало многообещающее. — Купец прищурил глаза и ласково улыбнулся любимой снохе. — Я весь внимание.
— Ты несколько раз просил меня продать тебе золотой браслет с рубинами цвета голубиной крови. Я согласна обменять его на твоего писаря-кафира!
— Вот как? Видно, глубоко в душу запал тебе мой слуга. Раньше ты не соглашалась отдать любимый браслет ни за какие сокровища, — усмехнулся деверь, лишний раз доказав свою проницательность. — Я не виню тебя, не бойся. Восемь лет прошло, с тех пор как умер мой брат, а ты — молодец, и дочерей удачно выдала замуж, и богатство мужа приумножила. И при этом — по-прежнему молодая и цветущая! Но этот кафир спас мне жизнь, и я пообещал освободить его через два года. Он оказался достойным человеком. Я решил познакомить его с нашей культурой, с бытом, чтобы умный франк сравнил и понял, насколько мы развитее их. Именно поэтому я не отпустил его сразу же, а придумал это время службы. Но через полгода срок нашей сделки истекает. Я не нарушу слово…
— Не нарушай! Твой пленник получит свободу в оговоренный срок, но пусть оставшиеся месяцы проведет в моем доме! Я верна твоему роду, замуж больше не выйду. Так подари же мне немного женской радости! — еле сдерживая слезы, умоляла Хайфа.
Музаффар задумался. Он хорошо знал сноху и понимал: раз она решилась на этот унизительный разговор, значит, сильное чувство совсем сдавило ей грудь и дышать больше нечем. Да и франк, глядишь, навсегда поменяет свою родину на его страну, а там и ислам примет…
— Иншаллах! [89] Браслет можешь оставить себе.
Тем же вечером Габриэль услышал:
— Джибраил, поработаешь в доме у моей снохи, наведешь порядок в ее документах. Но договор наш остается в силе: летом ты будешь свободен. — И Музаффар, впервые назвавший пленника по имени, с лукавой улыбкой добавил: — Уйдешь, если захочешь.
***
Самолюбие Габриэля было задето, когда его, словно племенного жеребца, передали в дом богатой вдовы. Всегда выбирал он, теперь же ткнули пальцем в него! Это взбесило шевалье. Но, с другой стороны, обнимать тело прекрасной женщины гораздо приятнее, чем сжимать в руках весло на галере. Поэтому он утихомирил разбушевавшуюся мужскую гордость и стал осматривать новое жилище. Выделенная ему комната полностью удовлетворила Габриэля. Кроме традиционного низкого ложа, сундука и многочисленных подушек здесь был круглый стол и стул — дань уважения его западным привычкам. Роптать на судьбу не имело смысла. К тому же трудно было представить себе более романтичный плен.
Дом Хайфы, очень похожий на великолепный дворец Музаффара, но несколько меньше в размерах, находился недалеко от мечети Омейядов. С высоких минаретов одной из старейших святынь мусульманского мира пять раз в день раздавались крики муэдзинов. Под эти призывы и пение забавных птичек в изящной клетке, прикрепленной возле изголовья кровати, Габриэль привыкал к непривычным для себя обязанностям. Окруженный воистину сказочным восточным гостеприимством, он первые несколько дней вовсе не видел новую хозяйку. Хайфа спряталась на женской половине дома. Она, очевидно, понимала, что задела мужское самолюбие, а потому дала гостю время привыкнуть. Что ж, эта женщина лишний раз доказала, что она еще и умна.
