Серебряное пламя - Джонсон Сьюзен (онлайн книги бесплатно полные txt) 📗
В комнате внезапно стало очень тихо, слышно было только почмокивание Макса, и Импрес быстро опустила взгляд на сына, чтобы не видеть смущающих глаз Трея. Как мог он вновь ворваться в ее жизнь с такой внезапностью? Глядя на то, как удобно он устроился на стуле, можно было подумать, что он сидит здесь каждый день. Что было хуже всего, его присутствие магически влияло на нее, действовало подобно настойчивому стуку в дверь среди ночи, от которого невозможно отделаться. Трей был единственным мужчиной, который волновал ее и возбуждал желание одним своим присутствием. Импрес боролась со своими эмоциями, с ярким пламенем возбуждения, напоминая себе, что она только одна из многих женщин, на которых он так действовал. Живая чувственность была торговой маркой Трея, его второй натурой, не требующей усилий, естественной, как дыхание. Но при его непостоянстве лучше не иметь с ним дело. Она должна избавиться от этой своей слабости.
— Я не хочу, чтобы ты была с другими мужчинами внезапно проговорил Трей. В напряженной тишине комнаты его слова вибрировали в воздухе, словно живой поток звуков.
Импрес на секунду закрыла глаза, сопротивляясь затопившим ее чувствам после этих негромких слов, полных внутреннего значения. В них звенело желание, они были произнесены с многозначительной лаской, которая заставляла вспомнить разгоряченные тела и мягкую постель.
— А я бы не хотела, чтобы ты был с другими женщинами, — ответила она, поднимая ресницы, ее голос дрожал от внутренней борьбы, которую она вела, чтобы сопротивляться ему. Ее голос внезапно зазвучал тверже, когда она подумала о своем последнем разговоре с Валерией. — Но это бесполезно, — добавила она, — не так ли?
— А я и не был, — ответил Трей мягко. Он не сказал, что проводил мучительные дни в опиумном угаре, убил человека, избегал женского общества, оставил графиню этим утром — и все из-за Импрес.
— Я не верю тебе, — она попыталась говорить таким же спокойным тоном, но все было напрасно. Бессонные ночи в слезах, образы Трея, держащего в объятиях других женщин, не позволяли верить ему.
— Когда родился ребенок? — спросила Импрес, умышленно напоминая Трею о его вероломстве.
— Четырнадцатого сентября. Девочка, — добавил он, прежде чем она спросила об этом. — Валерия отказалась от нее. Ее кожа была слишком темная.
Он говорил просто, без лишней чувствительности, но впечатление от его слов было шокирующим.
— Где она?
Ребенок, должно быть, его, подумала Импрес с упавшим сердцем, если он беспокоится о нем.
— Мои родители взяли ее в Вашингтон, и Бэлли станет первой женщиной-президентом, если будет во всем следовать по пути, который указывает ей моя мама. — Он улыбнулся совсем по-другому, не так, как в последние дни. Исчез цинизм, появилась теплая искренность, и, когда он сказал: — Бэлли и Макс могут стать большими друзьями, — мягким, удовлетворенным тоном, Импрес пришлось собрать в кулак всю силу воли, чтобы сопротивляться этой обезоруживающей улыбке.
— Ничего не выйдет! — возразила она так яростно, что ручки и ножки Макса невольно дернулись при громких звуках голоса матери, и он несколько раз всхлипнул, прежде чем продолжил сосать грудь.
Хотя резкий отпор Импрес прозвучал диссонансом в их беседе, Трей быстро ответил:
— Выйдет.
Ничто не радовало его так, как вид Импрес, кормящей сына.
— Нет!
Она не желала спорить или обсуждать, как много значит для ее чувств его репутация развратника. Импрес не хотела взвешивать на весах страсть и безопасность или определять разницу между страстью и любовью. Даже самая сильная любовь умирает без честности и верности, а Трей не был способен на верность. Никогда не был… никогда не хотел быть, с горечью подумала она.
— Уходи! — приказала Импрес. — Я хочу, чтобы ты ушел и никогда больше не возвращался.
Этот выпад напомнил Трею, что Импрес Джордан соответствовала своей новой жизни, и хотя у них был общий ребенок, очевидно, они по-разному воспринимали то время, которое прожили вместе.
— Я хочу моего сына, — резко нанес ответный удар Трей. Она могла отвергнуть его из-за других мужчин, но не заставит отказаться от сына.
— Я буду бороться до последнего. Он мой.
— Он наш, — сказал Трей мрачно, черты лица его были суровы и напряженны.
Когда ему было пятнадцать лет, у него украли лошадь во время одной из междоусобиц племен Блэкфит и Абсароки. Вместе с Треем в погоню отправился и большой отряд его клана. Стоял холодный январь, и после того как сопровождавшие сдались и отказались продолжать преследование, он один проехал четыреста миль, забравшись далеко за канадскую границу, и вернул лошадь. Если бы Импрес знала об этом, она бы десять раз подумала, прежде чем отказывать ему.
— Никогда, — ответила она.
— Никогда? — неприятно рассмеялся Трей. — Не думаешь ли ты, дорогая, что уже поздно?
Если Импрес добивалась преимуществ, он готов пойти ей навстречу, но он никогда не сомневался в своей власти взять все, что хочет. Раз мадемуазель Жордан имеет склонность к бизнесу, он уверен, что они могут прийти к некоторому вполне дружескому соглашению.
— Дорогая, — начал он мягко, — ты всегда была удачлива в сделках и, если мы рассмотрим вереницу… как бы повежливей назвать алчущих тебя мужчин из твоего окружения…
— Тебе следовало бы знать, — ответила злорадно Импрес. — Когда испытываешь страстное желание, то найдешь тысячу способов определить его, я уверена.
— Давай не будем входить в тонкости терминологии, радость моя. — Его гнев хорошо контролировался, — искусство, которое он приобрел в законодательных баталиях. — Почему бы нам просто не сказать «твоих друзей», которые фиглярствуют с той самодовольной откровенностью, которой я всегда восхищался в тебе? Все, о чем я прошу, это включить меня в их число и назначить время, которое я мог бы проводить с сыном. Я с радостью заплачу за свои привилегии. Уверен, что ты со своей корыстной душой рассмотришь практические аспекты такого предложения. Должно быть, содержать твой дом стоит немалых денег?
— А если я скажу «да»? — заметила она кисло.
— Все знают, что ты вдова с большим количеством друзей, почему бы тебе не распространить свое дружелюбие и на меня, твоего самого старого друга? Положи Макса в постель, кстати, он уже уснул, запри дверь, и мы сможем испытать на прочность нянину кровать. Остается только выяснить, — сказал он с очаровательной насмешкой, — что ты предпочитаешь: франки или доллары?
Его грубость переходила все пределы.
— Я бы предпочла, чтобы ты придержал свою похоть, — сказала Импрес, дрожа от ярости и с трудом контролируя свой голос, — для развлечения какой-нибудь другой женщины.
Он наградил ее сверкающей улыбкой:
— Но я хочу развлечь тебя.
— Встань в очередь, Трей, дорогой. — Ее злоба была такой же ослепительной, как и его улыбка. — Я очень требовательна.
— И имеешь на то основания, — ответил он, его взгляд медленно скользнул по ней, остановившись на ее груди.
— Ты совсем не изменился, — рявкнула она.
— Так же, как и ты, — пробормотал он очень нежно, — исключая крайне роскошные груди. Ты стала как Мать-Земля, любовь моя.
— Ты можешь думать все, что хочешь, — сказала она, охваченная гневом, умышленно опуская спящего ребенка на колени так, чтобы Трей мог беспрепятственно рассмотреть ее, — только все это не просто получить.
Если он думает, что она продается, то пусть знает, что ему она не продастся.
— Не бросай мне вызов, Импрес. — Он глазами измерил расстояние между ними. — Я никогда не проигрываю. Будет мудро, если ты вспомнишь об этом.
— Для всего бывает первый раз, — самодовольно ответила она, уверенная, что сын на ее коленях будет надежным бастионом.
— Я помню твой первый раз, — выдохнул негромко Трей и был награжден внезапно порозовевшими полными грудями Импрес.
Она прикрыла корсаж, словно тонкий шелк мог служить барьером, который защищал ее от распространившегося по телу тепла, вызванного его словами. В ее памяти навсегда остался решительный взгляд его серебристых мерцающих глаз, в которых загорелось желание в тот момент, когда она вышла из ванной в заведении Лили.
