Маньчжурская принцесса - Бенцони Жюльетта (читаем книги TXT) 📗
– В таком случае, почему месье Лартиг предупредил меня в письме о том, чтобы я опасалась Этьена?
Журналист, уже задремавший на диване, приподнял веки при звуке своего имени. Затем, снова закрыв глаза, сказал:
– Я готов был написать все, что угодно, лишь бы вы вели себя осторожно, моя милая!
– Лучше бы честно сознались в том, что заблуждались, – с легким смешком заметила Орхидея.
– Не сознаюсь никогда! – воскликнул один приговоренный к смерти в тот момент, когда ему отрубали голову. Этого похвального принципа я придерживаюсь во всех обстоятельствах...
– Тогда молите Бога, чтобы вам никогда не довелось попасться ко мне в лапы! – мрачно усмехнулся Ланжевен. – Ибо, готов биться об заклад, у меня вы сознаетесь в том, что вы – сын Джека Потрошителя и на вашем счету с десяток жизней.
Но ответа не последовало. Робер Лартиг с улыбкой на губах спал мирным сном усталого человека со спокойной совестью.
– Давайте не будем ему мешать! – вступилась мадам Лекур. – Он очень помог всем нам и совершенно сбился с ног.
Орхидея не прислушивалась больше к разговору. Потеряв интерес к тому, что происходит в салоне, она вышла на балкон, с которого открывался чудный вид на восход солнца. Заря занималась в дымчатом сероватом тумане облаков. Наступающий день сулил быть дождливым, непохожим на все предыдущие, безоблачные, солнечные дни. Казалось, природа устала от яркого света и карнавальных безумств, переменив погоду на более подобающую для времени поста и покаяния. Море, обычно пронзительно синее, приобрело ртутный оттенок и застыло в совершенной неподвижности.
Орхидее было грустно; ей даже хотелось плакать... То, что она испытывала, совсем не было похоже на наслаждение удовлетворенной местью, о котором она так мечтала. Слишком много невинных людей оплатили своими жизнями чудовищный аппетит Аделаиды Бланшар! И, быть может, даже лучше, что роскошный пейзаж Лазурного берега вдруг поблек и стал нейтральным. Зрелище сияющего солнца слишком не соответствовало бы только что завершившейся трагедии семьи, которая, при нормальных обстоятельствах, жила бы мирно и радостно, как позволяли ей фамильные богатства.
– Ну а что вы собираетесь теперь делать? – спросил ее Ланжевен. – Должно быть, вернетесь в Париж?
– Да, вернусь... чтобы отдать свои распоряжения нотариусу. Думаю, единственным способом очистить доставшиеся мне деньги от прилипшей к ним грязи, будет передать их тем, кто в них действительно нуждается. А затем я уеду...
– Неужели вы настолько нас ненавидите? А ведь у вас есть преданные друзья. Есть даже люди, которые вас любят...
– Я тоже искренне люблю их и надеюсь, что они меня поймут: у меня есть обязательства, которые я должна исполнить. Теперь, когда дух моего любимого мужа может почивать с миром, я должна постараться загладить свою вину перед той, которая меня воспитала. Я должна сделать это во имя моих предков и самой себя.
– Но не преувеличивайте ваших обязательств. Ведь если бы ваш муж был жив, вам никогда не пришла в голову мысль вернуться в Китай. Неужели вы не задумываетесь над этим?
– Очень трудно забыть счастливую пору детства. И, кроме того, в нашем народе верят, что судьба каждого человека записана в небесных скрижалях. Именно поэтому Эдуард мертв, а его убийцы оказались лишь инструментами в чужих руках. Даже если бы я решила остаться здесь, мне все равно рано или поздно пришлось бы уехать, потому что я не могу испытать радости до тех пор, пока не выполню своего долга. Наш мудрец сказал: «Нельзя идти и любоваться звездами, когда в твоем ботинке камень». Теперь, когда любовь к Эдуарду не стоит больше между истиной и мной, я осознала свое предательство. Мне нужно уехать, пока я еще молода и полна сил. Я должна примириться с моими родными...
Прошло три недели. В Марселе на набережной Мессажери Маритим пакетбот «Янг Це» готовился к отплытию в Индокитай. Дело происходило в порту ла Жольетт, и, как всегда, при отплытии корабля в дальнее плаванье здесь царила невообразимая суета. Вдоль набережной стояли всевозможные экипажи, с которых приземистые носильщики проворно снимали багаж, многие путешественники уже водрузили на головы колониальные шлемы ослепительно белого цвета, тогда как изысканно одетые дамы торопились укрыться от палящего солнца под зонтиками.
Прислонившись к спинке фиакра, Антуан Лоран дожидался появления своих друзей-путешественников, рассеянно листая газету. Он приехал сюда специально, чтобы попрощаться с ними. Ранним утром сошел со Средиземноморского экспресса и вот теперь намеревался удивить их своим присутствием. Чтобы случайно не разминуться, он поехал не на авеню Прадо, а непосредственно в порт.
Орхидея отправлялась в путь не в одиночестве. Ее решила сопровождать мадам Лекур, которая после всего случившегося стала относиться к ней, как к своей дочери, и хотела опекать ее до самого Пекина. К тому же привлекала перспектива вновь посетить Пекин, который некогда произвел на нее сильное впечатление, проделать длительное путешествие и пережить по пути кое-какие приключения. Все это действовало на нее благотворным образом: в ходе подготовки к поездке она помолодела на десять лет. Вместе с ними ехала и Виолетта Прайс. Окончательно успокоившись относительно своего будущего, она неожиданно обнаружила острейшую тягу к путешествиям, которая дремлет в каждом уважающем себя британце. Она забыла даже, что для приличия ей следовало бы демонстрировать страх перед предстоящими невзгодами...
И все же конечный результат поездки окутывала тьма неизвестности. Никто не мог предвидеть, какой прием будет оказан вернувшейся принцессе в стенах Запретного города. Можно было лишь надеяться на то, что Цы Си будет снисходительной, – ведь теперь старая императрица научилась поддерживать отличные отношения с Западом. В общем, казалось, что добрые знаки сулят успех путешествию. Корабли, готовые к отплытию от набережной Мессажери, были на удивление красивы и комфортабельны, а изящная «Янг Це» должна была возглавить этот конвой, доведя его до Сингапура, где принцессу и ее спутниц дожидалась яхта лорда Шервуда с тем, чтобы доставить их затем до самого Таку.
Кстати, о Шервуде. Когда инспектор Пенсон прибыл в порт, чтобы вернуть с яхты багаж Орхидеи, подозрительный англичанин настоял на том, чтобы они вместе отправились в Ривьера-Палас с целью убедиться в правдивости слов инспектора и в благополучии своей несостоявшейся пассажирки. В глубине души лорд, конечно же, был разочарован тем, что ему придется отплыть без «принцессы» на борту. Его это тем более огорчало, что через Орхидею он надеялся получить аудиенцию у легендарной императрицы Цы Си. Вот почему Шервуд на этот раз отступил от своего незыблемого правила: невзирая ни на какие помехи, отплывать в заранее назначенный час. За это свое неслыханное отступление от правил он был вознагражден приглашением к завтраку у генеральши. Там, между форелью по-парижски и печеночным паштетом, все было решено: Орхидея отправится в путь через три недели на борту пакетбота, который покидает Марсель в направлении Индокитая каждый месяц, и ее будет сопровождать мадам Лекур. Естественно, лорд Шервуд, как мог, боролся с этим планом: мысль о том, что столь рафинированные дамы отправятся в путь в качестве обыкновенных пассажирок, леденила ему кровь. Но в конце концов был достигнут компромисс. Сославшись на то, что в Сингапуре у него есть кое-какие дела, лорд обязался подождать там своих дам.
Его предложение было встречено с энтузиазмом, особенно генеральшей. Она была рада тому, что отправится в Китай в обществе столь надежного человека, как Шервуд. Итак, решение было принято, обмыто шампанским, а после телефонного звонка в марсельское Мессажери была установлена окончательная дата встречи в Малайзии. В тот же вечер вся компания покидала Ниццу. Комиссар Ланжевен и инспектор Пенсон отправлялись в Париж, Орхидея, Лартиг и мадам Лекур держали путь в Марсель, где генеральша намеревалась от души отблагодарить журналиста за все те невзгоды, которые он перенес, помогая ее «дочери»... И она осуществила свое намерение. В течение четырех дней принимала Лартига у себя в доме, закармливала его, потчевала отборными винами из погреба генерала и наконец подарила ему двух «собак из Фо» – ценнейшие экспонаты из своей коллекции китайских произведений искусства. Собаки были неподражаемы, но чересчур тяжелы, так что их транспортировка в Париж создала для Лартига немалые трудности.
