Хранитель мечты - Уильямсон Пенелопа (читать полностью бесплатно хорошие книги txt) 📗
Невидимый бард трогал струны неспешно, меланхолически, создавая невыразимо печальные созвучия. Перезвон затих, звуки растаяли предостерегающим шепотом. Ленты сапфирово-синего тумана еще мгновение были видны Арианне, потом рассеялись и они, словно сам призрак умершей музыки.
— Талиазин?.. — робко прошептала Арианна, не ожидая ответа, потому что музыка шла не из-за двери и даже не из какого-то угла комнаты. Она рождалась там, откуда приходили видения: извне, где не было ни пространства, ни времени. Кто-то мог играть эту мелодию сотни лет назад... или ей еще предстояло родиться столетия спустя.
А потом, когда Арианна уже была уверена, что музыка навсегда вернулась туда, где родилась, прекрасный голос запел:
Дева жила среди озера вод, Станом гибка, как лоза, Нежен и трепетен был ее рот. Царственно горд головы поворот, Зелены были глаза...
На этот раз песня струилась через комнату, как река серебра. Арианна могла чувствовать ее расплавленные, раскаленные воды; они обжигали ее. Бард не просто пел — он на глазах создавал и озеро, в котором жила дева, и рыцаря, который явился взять её тело, но не захотел взамен отдать свою любовь.
Сказание было и прекрасным, и невыразимо печальным, заставляя улыбаться сквозь слезы. И вдруг Арианна оказалась прямо внутри него, внутри песни, и было это не менее реально, чем ее последние видения. Она вдохнула густой запах ила и ярко-зеленой ряски, обрамляющей берега озера. Она услышала воронье карканье, ощутила влажный, теплый летний ветер. Она была теперь девой, поднявшейся из глубин безмятежной серебряной чаши озерной воды, и была она нагой, окутанной прядями волос цвета соболиного меха, сквозь которые опалово мерцала ее влажная от воды кожа. Грудь ее дышала спокойно, белая и прекрасная, с твердыми темными вершинками сосков. Она выбралась по мелководью на берег, где стоял рыцарь, чьи широкие плечи постепенно заслонили от нее небо. Латы его отражали лунный свет, тускло-черные и при этом сияющие, словно он стоял в ореоле света. Арианна протянула руки, маня его, чувствуя влагу слез на своих щеках. Она жаждала, жаждала отчаянно, с тоской.
— О нет, не нужно! — прошептала Арианна настоящая, заранее зная, что боль придет, что она неизбежна.
Ее крик спугнул и озеро, и рыцаря, и она осталась среди реки звука, среди слов, которые рассказывали об отказе рыцаря и клятве девы озера.
Буду владеть я, о дева, тобой,
Буду я ласков и строг,
Но в моем сердце, клянусь я душой,
Будут, как прежде, лишь конь вороной, Славный король мой и Бог.
Значит, тебе не владеть никогда, Нет, не владеть тебе мной!
Клятву мою пусть услышут вода, Самая яркая в небе звезда, Месяц и воздух ночной:
Ныне стоит между нами стеной,
Рыцарь, лишь гордость твоя.
Ты приходи ко мне пеший, нагой,
С сердцем в ладонях, с открытой душой -
И завоюешь меня.
Так же внезапно, как и началась, музыка отзвучала. Арианна ждала долго, затаив дыхание, в надежде услышать еще хоть аккорд, хоть несколько слов. Но серебряная река истончилась в ручеек, чтобы скоро исчезнуть вовсе. Наступившая тишина была спокойной тишиной спящего строения.
Свеча снова вспыхнула рядом с кроватью. Пламя казалось болезненно ярким для глаз после недавнего почти полного мрака.
Арианна вздрогнула и вцепилась одной рукой в покрывало, другой зажимая рот, чтобы не вскрикнуть. Сердце билось болезненно часто. Она осела в подушки, ожидая, пока оно хоть немного успокоится. И во время этого напряженного ожидания она поняла, что все увиденное и услышанное было сном, не более того. Догадка принесла с собой облегчение, но все пережитое и прочувствованное во время сна по-прежнему оставалось с ней: гулкая пустота в сердце, постепенно, заполняемая тоской.
Именно это чувствовала дева озера, которая любила, но не была любимой.
Арианна посмотрела на мужчину, раскинувшегося рядом с ней в постели. Совсем недавно он занимался с ней любовью — без любви. Это случилось всего лишь пару часов назад и она еще чувствовала между ног клейкую влагу его семени. Обида до сих пор была жива в душе.
У рыцаря из сна тоже были черные как вороново крыло волосы, неуступчивый, безжалостный рот и глаза, как озеро при лунном свете, — серебряные и невыразительные. А если бы сон продолжался? Если бы она не спугнула его? Неужели когда-нибудь рыцарь встал бы на колени перед девой озера, обнаженный, протягивая ей в ладонях свою любовь, словно вынутое из груди сердце?
Тем рыцарем из сна был Рейн. Она знала это совершенно точно.
Но разве можно было представить себе Рейна на коленях, Рейна, с его болезненной гордостью и его сердцем, навсегда закованным в броню?
— Ты совершенно рехнулась, Арианна! — прикрикнула она на себя. — Это был сон, сон — и ничего больше!
Зачем была ей любовь мужа-нормандца? Даже если бы мир перевернулся и Рейн встал перед ней нагим на колени, предлагая свою любовь, она и тогда не приняла бы ее! Это был всего лишь сон, который надо было поскорее выбросить из головы.
А если каким-то чудом это был все-таки не сон, значит, за все в ответе был странный оруженосец, который имел нахальство называть себя кимреянином и бардом. Плут из плутов, мошенник из мошенников, он зачем-то пробудил ее ото сна своим кошачьим воем!
Арианна повернулась на живот и ткнула подушку кулаком, потом крепко зажмурилась, стараясь снова уснуть. Но сон ускользал и ускользал, а когда наконец пришел — долгое время спустя, она прижимала подушку к груди, как щит. Словно старалась защитить свое сердце.
Наутро Арианна сидела в спальне за столом, покусывая гусиное перо и стараясь вникнуть в приходные записи Руддлана. Это оказалось делом нелегким: сенешаль Сейдро — замковый эконом — после сражения так и не объявился, и теперь Арианна была уверена, что его исчезновение отнюдь не случайно. Судя по тому, как этот плут вел учет, он решил под шумок унести ноги, не дожидаясь, пока его делишки выплывут на свет Божий. Долгие месяцы он снимал сливки с доходов Руддлана!
Арианна отскребла и разгладила пемзой свежий свиток пергамента и как раз собиралась отшлифовать его медвежьим зубом, как вдруг ощутила какую-то перемену в помещении. Она восприняла ее с тем же чувством бессознательной радости, с каким воспринимается луч солнца, пробившийся в ненастный день сквозь густую облачность. Кровь сразу побежала быстрее, покрыв щеки легким румянцем.
