Стражники Иерусалима - Вульф Франциска (книга жизни TXT) 📗
Анна взяла в руки пергамент, поблагодарила Козимо, на ее глаза навернулись слезы. С каким бы удовольствием она сейчас обняла бы его, но не посмела. Вне всякого сомнения, они были друзьями. Быть может, в Козимо ди Медичи она даже обрела своего лучшего друга. И все же их разделяла некая дистанция, не позволявшая ей подобные изъявления чувств. Козимо был аристократом до мозга костей, холодным и неприступным, меньше всего похожим на человека, которого вот так запросто можно было бы обнять.
Стефано стоял рядом с хижиной и наслаждался видом города, раскинувшегося на горе, словно драгоценная, переливающаяся на солнце жемчужина на шелковой подушке. Иерусалим, «Дщерь Сиона», Священный Город. Как же он был великолепен! Настолько красив, что при его созерцании Стефано всякий раз от умиления хотелось плакать. Чуть прищурившись, он еще немного посмотрел на слепящий солнечный свет, отвернулся и пошел в хижину, чтобы выполнить возложенное на него задание. Ему надо было упаковать ризу, которую этим вечером наденет отец Джакомо во время проповеди. Свою работу он выполнял тщательно и аккуратно, выравнивая каждую складку, чтобы ни единый кусочек ткани не помялся и не нарушил благолепия. Он любил эту работу. Когда его пальцы скользили по пурпурной ткани с вышитым золотыми нитями крестом, ему казалось, что он молится. Он хорошо помнил слова, которые любил повторять аббат из монастыря в горах Умбрии: «Благословляй Господа в неприметных делах, Стефано. Благословляй Его, когда с усердием нарезаешь хлеб, поливаешь цветы в саду или моешь посуду. Взыскуй Господа в малых вещах и обрящешь Его: в пении птиц, в журчании ручья, в свисте ветра». И в складках ризы, добавил он про себя, аккуратно упаковывая одеяние удобным свертком, который легко поместится в его кожаной суме. Потом он в целости и сохранности доставит его по извилистым, а местами почти непроходимым штольням.
На закате они отправятся в путь, чтобы вовремя прибыть к потаенному месту собраний, скрытому под городскими стенами. Секретный вход в подземные штольни находился неподалеку от их хижины. Если выйти из двери, то чуть пониже, на склоне, можно было увидеть куст, маскировавший вход от посторонних взглядов путников и пастухов. Впрочем, сюда редко забредал кто-либо. Пастухи, похоже, избегали этого места. Быть может, причина крылась в тех слухах, которыми была овеяна эта хижина.
Стефано аккуратно сложил в суму одеяние учителя и уселся на пороге, чтобы еще немного полюбоваться Иерусалимом. Свою работу он выполнил. Теперь ему оставалось лишь дожидаться отца Джакомо, молившегося в уединении и отрешенности на горе. В последнее время он все чаще в одиночестве уходил туда. Обычно он покидал хижину еще до восхода солнца и возвращался лишь тогда, когда приближалось время отправляться в штольни.
Поэтому Стефано был поражен, вдруг в неурочный час заслышав торопливые шаги. Это был отец Джакомо. Не желая быть уличенным в лености, Стефано стремительно вскочил, однако его тревога была напрасной. Не удостоив ученика ни единым взглядом, отец Джакомо миновал хижину и стал спускаться вниз по склону. Стефано собрался было помахать ему и спросить, не накрывать ли ужин, но рука его так и повисла в воздухе, а слова застряли в горле. Он увидел, как отец Джакомо зашел за куст и скрылся из виду. Как странно. Почему он так поступил, ведь идти на собрание было еще рано. И почему он не взял его с собой?
Стефано остановился в нерешительности, раздумывая, не пойти ли ему следом, как вдруг вновь услышал, как кто-то спускается с горы. Он обернулся и не поверил своим глазам. Это снова был отец Джакомо!
– Стефано! – окликнул его тот еще издалека. Он шел быстрее обычного и был в радостном, если не сказать веселом настроении. – Мальчик мой, я голоден. Ты уже приготовил еду?
– Нет, святой отец, я... – пролепетал Стефано и взглянул на склон. Ведь он только что собственными глазами видел, как отец Джакомо исчез за кустами в тайном проходе в штольню. Как же он мог опять подняться на гору, оставшись не замеченным им, Стефано? Разве это было возможно?
– Стефано? – Отец Джакомо положил руку на плечо молодому монаху и пытливо посмотрел ему в глаза. – Что-то не так?
– Нет, все в порядке, святой отец, – неуверенно произнес Стефано и заморгал. Может, он просто задремал, и ему привиделся такой же странный мираж, какие бывают в пустыне? – Просто...
– Просто что?
Стефано отвел глаза и покачал головой. Это было бы безумием, такого просто не могло быть. Может, существовал какой-то тайный проход из подземной штольни к излюбленному месту молитв учителя?
– Нет, в самом деле ничего. Наверное, я просто перегрелся на солнце.
– Если это так, сын мой, тебе не стоит больше тут стоять. Пойдем со мной в прохладную тень хижины. – Отец Джакомо улыбался. Однако глаза его, всезнающие и порой наводившие на него страх, проникали в самую глубь его души. Он похлопал Стефано по плечу. – Не переживай, мой мальчик. У меня есть хорошие новости. Я получил благую весть. Час настал. Мы можем вооружаться. Господь ниспошлет нам необходимое оружие, дабы мы могли начать битву и одержать победу. – Он широко раскинул руки и глубоко вдохнул. – Разве это не прекрасно?
– Да, святой отец, – быстро ответил Стефано и снова посмотрел на тот куст, за которым недавно скрылся человек, как две капли воды похожий на отца Джакомо. Что все это значило? Быть может, он видел Божьего посланника, ангела, принявшего облик отца Джакомо?
– Ну хватит там торчать! Иди сюда, – позвал его наставник. – Давай наконец поедим. Скоро зайдет солнце, и нам нужно будет отправляться в путь. Сегодня поистине добрый день. Наши братья и сестры возликуют, когда услышат то, что я скажу им вечером. Свершилось! Долгое ожидание подошло к концу.
Стефано оторвал глаза от входа в штольню. Если это действительно был ангел, то он давно уже вернулся обратно на небо.
«А если нет? – прошептал ему внутренний голос. – Если это был не ангел, а совсем наоборот? Что, если слухи, которые ходят об этом месте, не выдумка? Что, если сам дьявол принял облик отца Джакомо и... Чушь! – выбранил он сам себя. – Отец Джакомо – посланец Бога. Ведь он даже пил кровь Христову, которую после распятия собрали в чашу Грааля. Он скорее бы умер, чем допустил, чтобы дьявол вселился в него. Если я давеча не спал и мне не пригрезился мираж, то мимо меня прошел посланник Господа. И тут поистине нет причин для страха. Наоборот, это повод пасть ниц, превозносить Господа и устыдиться собственного маловерия».
Стефано покачал головой и отвернулся. Справившись с нахлынувшими сомнениями, он отправился в хижину, чтобы собрать нехитрый ужин; состоявший из хлеба и небольшого кусочка сыра. Подумав о предстоящей трапезе, он представил себе коричневую хрустящую корочку и восхитительный запах свежего хлеба и почувствовал, что тоже проголодался.
Ансельмо стоял у окна своей комнаты и неотрывно смотрел в сад. Он наблюдал, как заходило солнце и удлинялись тени во внутреннем дворе, пока наконец тьма не окутала город и уже нельзя было различить очертания отдельных кустов. Все так же молча он проводил взглядом Махмуда, вышедшего во двор, чтобы зажечь лампы. Свет отражался в брызгах фонтана, и весь дворик напоминал разукрашенную к празднику бальную залу, в которой начали свой изящный и удивительно красивый танец светлячки и ночные мотыльки.
Из открытого окна столовой, располагавшейся прямо под его комнатой, доносился сварливый голос Элизабет. Повариха опять осыпала бранью несчастную Эстер. «Лентяйка», «глупая девчонка» и «неряха» были самыми безобидными ругательствами из тех, которыми она награждала девушку. Голоса Эстер не было слышно вовсе. Вероятно, она, как всегда, стояла перед Элизабет с опущенной головой и безропотно сносила все оскорбления. Ансельмо захотелось зажать уши. В памяти всплыл облик Эстер, когда та заговорила с ним об Элизабет; он вспомнил, как был поражен ее возросшей на глазах верой в себя, откуда-то вдруг появившейся гордостью, неожиданным огнем во взоре. И тут же этот образ сменила другая картина – спустя некоторое время, когда он тоже начал поливать ее грязью. Слова Элизабет приносили ей боль, словно удары плети, но то, что сделал он, разбило ей сердце.
