Зима была холодной (СИ) - Милоградская Галина (лучшие книги без регистрации .txt) 📗
— Я тут подумал, — заговорил он, лениво растягивая слова, — что попробовать тебя на вкус можно и сейчас, что ждать? А потом скажем, что так и было. — Он наклонился, вцепился Алексис в плечо и потянул на себя.
— Нет! — взвизгнула она, сбрасывая руку, отталкиваясь ногами, чтобы отползти.
— Эй, Рэдж, Барни же сказал — все развлечения потом, — попытался образумить друга второй бандит. Но Рэдж только отмахнулся:
— Барни отошёл, а как вернётся, я уже закончу. Я быстро, детка.
— Так быстро, что она даже не успеет ничего почувствовать? — ехидно уточнил Колум и тут же охнул от боли, согнувшись пополам — носок сапога влетел ему в живот.
Алексис испугано застыла, упершись спиной в створку загона — дальше отступать было некуда. Она словно в тумане наблюдала за тем, как приближается Рэдж, как он зависает над ней, и его узкое обветренное лицо искажает гримаса вожделения. Он бросился к ней резко, как змея, когда нападает. Схватил за плечи, впиваясь масляным поцелуем в шею, повалил на пол, пригвоздив своим весом, лишая возможности двигаться. Алексис завозилась под ним, сдавленно вскрикивая всякий раз, когда чужая рука касалась тела, обжигая сквозь ткань.
— Какого хера, Рэдж! — раздался громкий окрик, и насильник моментально подскочил, приводя в порядок одежду.
— Да ладно тебе, Барни, — заискивающе начал он, — я же просто потискать, что с ней станется?
— Я сказал — не трогать, пока всё не узнаем! — прорычал Барни, подлетая к Рэджу, схватил его за грудки и выволок наружу. — Я же сказал, твою мать: Пока. Ничего. Не узнаем.
Алексис, тяжело дыша, встала на четвереньки и поползла к Колуму, как к единственному якорю в этом безумном, сошедшем с ума мире. Впилась в него, сжалась в комок, пряча лицо, но вдруг ощутимо вздрогнула всем телом, неверяще поднимая глаза. Ей показалось, определённо показалось, или же она действительно начинает сходить с ума. Потому что этот голос не мог принадлежать…
— Джон?!
— Алексис?!
========= Глава 30 ==========
Алексис казалось, что она сходит с ума, наблюдая, как размытый силуэт обретает очертания до боли знакомой фигуры. Джон шёл медленно, пристально всматриваясь в полумрак, словно сам не верил в то, что видит. Вот он протянул руку, помогая подняться, по-прежнему не произнеся ни слова. Алексис смотрела на него несколько долгих, застывших во времени секунд, и вдруг её рука взметнулась и воздух зазвенел от звука оглушительной пощёчины.
— Ты живой! — прошипела она, сузив глаза. — И всё это время был жив, пока я оплакивала тебя! Пока успокаивала твою мать, пока жила одна в пустом доме, каждую минуту ожидая нашествия янки! А ты всё это время был жив! Как ты мог?!..
Она совершенно забыла, где находится. Забыла о том, что к их разговору с интересом прислушиваются бандиты и Колум. Что она у них в плену и только что чудом избежала изнасилования. И это чудо стояло сейчас перед ней, не делая попыток оправдаться, не двигаясь, просто глядя на неё жадными глазами.
— Как ты мог?.. — прошептала Алексис, выдыхаясь. Слёзы хлынули из глаз и, прерывисто вздохнув, она обняла его, прижалась со всей силы, на какую была способна, и его руки несмело легли на плечи, словно вспоминая, каково это — касаться её. Пережитый страх, потрясение, злость сменялись всепоглощающим счастьем. Алексис зажмурилась, крепко втянула воздух, и вдруг замерла, смущённо отстранившись. Подняла глаза, разглядывая стоявшего перед ней мужчину, ища и не находя сходства с Джоном.
Он словно стал ниже, — где гордый разворот плеч, где военная выправка, посадка головы и смех, лучившийся в уголках глаз? Она схватила его за руку и потащила наружу, не обращая внимания на шуточки, которыми обменивались его подельники. Сейчас её меньше всего волновали Барни и его банда, а про Колума она и думать забыла — главное, удостовериться. Увидеть, что это Джон, её Джон. Но на свету правда начала обретать уродливый оттенок гротеска. Густая светло-русая борода скрывала уродливый шрам, протянувшийся от уголка правого глаза вниз, через щёку, отчего глаз опустился, наполовину скрывшись за веком. А карие глаза словно выцвели и смотрели без тепла, оценивающе.
— Что, нравлюсь? — хмыкнул Джон, окидывая Алексис внимательным взглядом, задержавшимся на груди. — А ты, я смотрю, неплохо устроилась.
— Неплохо устроилась?! — с негодованием воскликнула Алексис, отступив на шаг. — Я лишилась всего: дома, привычной жизни, денег… Мне приходилось выживать одной, без помощи, без возможности опереться на кого-то. А всё это время ты колесил по стране в своё удовольствие — вот уж кто неплохо устроился!
— Такой хорошенькой женщине, как ты, Алексис, это явно было несложно. Достаточно было несколько раз улыбнуться, как ты умеешь, и позволить мужчине чуть больше, чем просто невинный флирт, — ехидно парировал Джон, хватая её за руку и поднося к лицу. — Твои руки по-прежнему белые и гладкие, я вижу, физический труд тебе незнаком? Кем ты здесь работаешь? Я успел побывать в местном салуне, с виду вполне приличное заведение.
Рука Алексис снова взметнулась вверх, но Джон успел перехватить её, крепко сжав запястье.
— Не смей, — угрожающе прошипел он, и от ярости, мелькнувшей в глазах, стало страшно. — Не смей вести себя, как оскорблённая невинность! Я всё знаю про тебя, Алексис Коули, и про то, как хорошо ты устроилась после того, как оказалась на улице. Долго ты не бедствовала, а? Я лежал в госпитале полгода, и всё это время пытался принять себя таким, каким стал. Пытался уверить себя, что ты ждёшь меня любого. Что тебе будет всё равно, сколько шрамов оставила на моём теле война!
— Мне и было всё равно! — Алексис поморщилась от боли в запястье, которое он по-прежнему продолжал сжимать. — Я каждую минуту молилась, чтобы ты вернулся ко мне! Но мне пришло лишь извещение о твоей смерти!
— Поначалу я не знал, что они ошиблись, — довольно улыбнулся Джон, отпуская её. Запустил руки в карманы и в волнении сделал несколько шагов, останавливаясь за спиной Алексис. — А когда узнал — обрадовался. Потому что это — счастье, — прошептал он, склонившись к её уху. — Знать, что тебе не нужно больше идти и умирать за идиотов, цепляющихся за прошлое. Что можно начать жизнь с чистого листа и стать тем, кем ты хочешь.
— И ты стал, — горько бросила Алексис, повернувшись к нему. — Ты стал бандитом, которые насилует женщин и грабит дилижансы!
— Не тебе меня судить. — Джон тепло улыбнулся, на миг став тем, прежним, из прошлого. — До конца войны мне пришлось скрываться, чтобы не сочли дезиртиром и не расстреляли свои же. Или чтобы янки не бросили в тюрьму, надеясь обменять на кого-то из своих… Но когда я вернулся домой, — его глаза снова сузились, а в голосе зазвенело презрение, — я узнал, что моя нежная, горячо любимая женушка пошла содержанкой в дом янки!
— Это неправда! — в отчаянии воскликнула Алексис. — Я ушла из его дома, едва он попытался что-то сделать!
— Чушь! — фыркнул Джон, приподняв верхнюю губу и обнажив зубы. — Все женщины — шлюхи, зависит только от того, сколько им предложишь! Уж теперь-то я точно это знаю.
— Кем ты стал? — Алексис потрясённо смотрела на него, не узнавая. — Что с тобой стало?
— Жизнь. — Джон поднял глаза к небу, словно залюбовался орлом, одиноко парящим над ними. Сверху слетел пронзительный крик, и снова стало тихо. — И смерть. — Он снова впился в неё взглядом. — Ты хоть представляешь, каково это — смотреть, как каждый день, каждый час рядом с тобой умирают друзья? Гнить в окопах, полных воды, в поганом обмундировании, в дырявых сапогах? Проигрывать, понимая, что теряешь не свой мир, гори он в аду, — теряешь себя прежнего с каждым выстрелом, который совершил?
— Я знаю тех, кто остался человеком после войны, — вскинула подбородок Алексис. — И один из них сейчас сидит здесь.
— Ты теперь на стороне янки, дорогая? — Джон насмешливо цокнул языком. — Кстати, что ты вообще здесь делаешь, дорогая? Решила скрасить досуг священника? Ты ведь знаешь, правда, кем он является на самом деле?
