Деревенские девчонки - О'Брайен Эдна (читать бесплатно книги без сокращений .txt) 📗

– А он вернулся домой?

– Вернулся, чтобы сменить рубашку, – с сарказмом ответил Хикки.

– Он бил её?

– А когда он не бьёт каждого, Кто ему подвернётся под руку, если он напился? Если не её, то меня, а если не Нас, то собаку.

Как раз в этот момент в калитку вошла Бэйба, доедая банан.

– Могла бы и подождать меня, – сказала она, бросив на меня грозный взгляд.

– Привет, Ширли Темпль, – приветствовал её Хикки, и снова повернулся ко мне: – Твоя мама сказала, чтобы ты пошла домой к Бэйбе.

– Нет, Хикки, я останусь у себя дома. Ты же не будешь против.

Он отрицательно покачал головой. Итак, он не хотел быть здесь со мной. Он не любил меня. Он не мог принести жертву и остаться здесь на ночь. Он не мог жить без своего портера и без сальной физиономии Мэйзи. Мэйзи работала в баре гостиницы «Серая гончая». Молнии её одежды лопались от напора её тела, зубов у неё не было, но Хикки она нравилась. Она, как и он сам, была полной и ещё весёлой.

– Да оставайся ты у нас, – сказала Бэйба, бросая банановую кожицу на свежую коровью лепёшку, отчего мухи поднялись с лепёшки и разлетелись во всех направлениях. Я взглянула на Хикки, чтобы взглядом попросить его что-нибудь посоветовать мне, но не смогла поймать его взгляд. Мы все молчали. Я повесила голову и увидела, что мухи возвратились на коровью лепёшку и уселись на ней, напоминая изюмины, выглядывающие из пирога.

– Я ничего не имею против тебя, – в конце концов сказал он. – Но я должен доить коров, кормить телят и кур. Мне же приходится тянуть эту ферму на своих плечах.

Он наслаждался своей значимостью.

– Мне не нужны одолжения, – сказала я. – Просто я хочу, чтобы ты переночевал здесь сегодня. Тогда и я смогу остаться дома.

Но он отрицательно покачал головой. Я так и знала, что мне придётся искать место для ночлега. Но я решила попробовать ещё немного поупираться.

– А как же быть с моей ночной рубашкой? – спросила я.

– Да просто поднимись и возьми её, – холодно посоветовала Бэйба.

Как могут они быть так хладнокровны, когда у меня зуб на зуб не попадает от страха?

– Я не могу. Я боюсь.

– Чего ты боишься? – спросил Хикки. – Успокойся, он же сейчас в Лимерике.

– Это точно?

– Конечно! Он же спустился и вышел из дома, а потом его подвёз почтальон на своей машине. Теперь мы его не увидим дней десять, пока он не протратит все деньги.

– Давай, Буби, я поднимусь вместе с тобой, – предложила Бэйба.

Я хотела спросить Хикки, всё ли в порядке с мамой. Но задать этот вопрос мне удалось только шёпотом.

– Я ничего не слышу. Я снова зашептала.

– Ничего не слышу.

Я решила не настаивать. Он пошёл через поле, насвистывая, а мы пошли по улице. Она заросла сорняками, по бокам тянулись глубокие колеи от телег, которые двигались по ней каждый день взад и вперед.

– А у тебя есть в волосах гниды? – спросила Бэйба, состроив гримасу отвращения.

– Не знаю. А почему ты спрашиваешь?

– Если у тебя есть гниды, ты не можешь оставаться у нас. Не хочу, чтобы у меня ползала по подушке всякая нечисть, которую ты можешь притащить.

– Притащить откуда?

– С Шеннона.

– Ты сошла с ума.

– Сама ты сошла с ума, – сказала она, поднимая мои волосы на затылке и всматриваясь в кожу. Потом вдруг бросила их, будто увидев там что-то донельзя заразное. – Да тебя надо лечить. Там у тебя полно клопов, вшей, гнид и прочих насекомых.

Я почувствовала, что у меня побежали мурашки по коже.

Бычий Глаз жевал кусок хлеба, который какая-то добрая душа положила в эмалированную миску перед его мордой. Бедняга Бычий Глаз, хоть кто-то вспомнил о нём.

Мы вошли в кухню нашего дома, в которой стоял полный беспорядок. Посередине её на полу валялись мамины высокие сапоги, а на кухонном столе стояли две банки с молоком. Здесь же красовался и ящичек со всякими хозяйственными мелочами. В нем мама держала свою пудру, губную помаду и заколки для волос. Всего этого не было на месте. Итак, она в самом деле ушла. Ушла по-настоящему.

– Идём вместе наверх, – сказала я Бэйбе. Мои ноги непроизвольно дрожали.

– Найдётся здесь что-нибудь поесть? – спросила она, открывая дверь в буфетную. Она знала, что мама держала здесь за шторами жестянки с бисквитами.

В комнате, унылой и пыльной, было темно. Этажерка для безделушек, уставленная статуэтками, крышками от коробок с шоколадом и искусственными цветами, в отсутствие мамы выглядела довольно глупо. По всей комнате были расставлены панцири крабов, которые мама использовала как пепельницы. Бэйба взяла в руки пару таких пепельниц и снова поставила их на место.

– Боже мой, да здесь сплошной разгром, – сказала Бэйба, подходя к этажерке и приветствуя статуэтки.

– Привет, святой Антоний! Привет, святой Иуда, покровитель всех неудачников!

В этот момент я протянула ей жестянку с бисквитами ассорти, и она выбрала из неё все бисквиты в шоколаде и положила их в карман.

Потом она увидела на каминной полке сливочное масло. Мама держала летом его здесь, потому что тут было похолоднее. Она взяла кусок фунта в два весом.

– Отлично, это пойдёт за твоё содержание. А теперь давай поднимемся и взглянем на украшения.

У мамы есть кольца, на которые Бэйба уже давно облизывается. Кольца довольно симпатичные. Маме они были подарены, когда она ещё была молодой девушкой. Она побывала в Америке. Тогда у неё было миловидное личико. Округлое лицо с самыми красивыми в мире, ясными, доверчивыми глазами. Сиренево-голубыми. А волосы у неё были двух цветов. Одни пряди отливали рыжей желтизной, а другие были скорее каштанового цвета, хотя она их не красила. Такие же волосы унаследовала от неё и я. Но Бэйба раззвонила в школе, что я свои крашу.

– Да у тебя волосы, как набивка старого матраса, – сказала она, когда я выложила всё, что я об этом думаю.

Как только мы вошли в гостиную, где и хранились мамины кольца, цветы в кувшине шевельнулись, будто от дуновения лёгкого ветерка. Конечно, это были не настоящие цветы, но сделанные из листьев кукурузных початков, которые мама украсила серебряной и золотой бумагой. Они стояли вместе с ковылем, который я покрасила в розовый цвет. Цветы были яркие, какие-то карнавальные. Но мама любила их. Она вообще гордилась нашим домом и всегда что-то в нём обустраивала.

– Достань кольца и перестань пялиться в это чёртово зеркало.

Зеркало от старости покрылось зелёными пятнами, и я посмотрелась в него только по привычке. Потом я вытащила жёлто-коричневую шкатулку, где хранились мамины украшения, и Бэйба тут же их надела. Кольца и две жемчужные брошки, а ещё и янтарное ожерелье, которое свесилось с её шеи до живота.

– Могла бы и дать мне одно кольцо поносить, – сказала она, – если бы не была такой чёртовой жадиной.

– Но они не мои, а мамины, – в панике залепетала я.

– «Не мои, а мамины», – передразнила она меня, сделав мой голос высоким, тонким и дрожащим от слёз.

Она открыла платяной шкаф и достала оттуда бальную горжетку, накинула её себе на плечи и прошлась на цыпочках перед зеркалом. В таком виде, похожая на балерину, она была очень хорошенькой. По сравнению с ней, я казалась совершенно неуклюжей.

– Шшш, мне кажется, я слышу что-то внизу, – сказала я. Мне показалось, что па первом этаже нашего дома кто-то ходит.

– А, это собака, – отмахнулась она.

– Лучше я спущусь, она может опрокинуть одну из банок молока. Не помнишь, мы закрыли за собой чёрный ход?

Я спустилась вниз и замерла в проёме кухонной двери, потому что на кухне был он. Мой отец, пьяный, в сбитой на затылок шляпе и расстёгнутом белом плаще. Его лицо было красным, свирепым и злым. Я знала, что в таком состоянии ему лучше под руку не попадаться.

– Хорошие дела, приходишь, а дома никого нет. Где твоя мать?

– Я не знаю.

– Отвечай на мой вопрос.

Я не могла заставить себя взглянуть в его голубые, навыкате, сейчас налитые кровью глаза. Совершенно стеклянные глаза.