Гобелены грез - Джеллис Роберта (читать книги бесплатно txt) 📗
Хью опустил голову, делая вид, что расстроен дурацким положением, в которое его якобы поставили доводы кастеляна. Затем, продолжая разыгрывать сконфуженность, которая заставляет его стушеваться, сделаться менее заметным, он постепенно отступил к группе, окружавшей кресло кастеляна, пока не оказался в тени. Именно теперь, знал Хью, этот человек погружен в поиски оправдания своих действий и, возможно, почти нашел его. Однако Хью не думал, что кастелян действительно глуп; если он проанализировал происшедшее, то вполне мог заподозрить что-то неладное в быстром согласии Хью и осознать, что тот не сломлен и все еще намеревается предупредить хозяина о потере Уорка.
Пока кастелян говорил об условиях, которые он выставит врагам за сдачу крепости, Хью тихонько продолжал отступать назад, а затем в нижний зал, пока не выскользнул за дверь. К его счастью, подъемный мост между бревенчатой башней на вершине холма и расположенной ниже стеной замка был еще опущен. Он не слыхал, чтобы кастелян отдавал приказание держать его поднятым, но ведь можно сделать это тайно. Раз такого приказа не было, то, возможно, не были отданы и другие специальные приказы.
Хью спустился по ступенькам, пересек мост без признаков спешки, хотя двигался со всей возможной быстротой, и направился к большому помещению во дворе замка, где квартировал бок о бок с латниками.
Здесь он сбросил плащ и устремился к сундуку, в котором хранились его оружие и доспехи, на ходу расстегивая свой пояс. Открыв сундук, он извлек кольчугу тонкой работы. Рука Хью погладила ее с такой же любовью, с какой он думал о том, кто сделал этот подарок. Для человека своего происхождения, думал Хью, он был необычайно облагодетельствован. Взамен отсутствующего кровного отца судьба сделала двух мужчин его отцами по сердечной привязанности. Его кольчуга дорогой выделки, которую Хью вряд ли мог бы когда-нибудь купить сам, была подарком Тарстена, архиепископа Йоркского, на чье попечение он был отдан своей умирающей матерью, когда ему было всего несколько часов от роду. Кому-либо, знавшему Тарстена, этот подарок мог показаться странным — ведь Тарстен был человеком поистине святым и не принадлежал к числу воинствующих епископов, — но для Хью это был знак подлинной добродетели его приемного отца. Тарстен не выкручивал ему руки ради удовлетворения своих пристрастий. Видя, что, несмотря на здравые убеждения, у Хью не было склонности к религиозной жизни, он не принуждал подопечного ребенка идти по стезе служения Богу. Наоборот, он отдал мальчика в семью сэра Вальтера, где Хью добился желанной цели — стал воином.
Имя хозяина напомнило Хью, что теперь не время для воспоминаний, даже приятных. Он развернул кольчугу и расстелил ее на сундуке передней частью вниз, так, чтобы можно было, подняв спинку, просунуть внутрь голову и руки. Натянув кольчугу на предплечья, Хью разогнулся, нащупывая проймы рукавов. Как только его руки попали в рукава, кольчуга под собственной тяжестью сама скользнула вниз. Никто не обращал на него внимания. Не было ничего удивительного в человеке, надевавшем доспехи, когда за стенами крепости собиралась вражеская армия.
Он снова полез в сундук, вынул шпоры и положил их в мешочек, укрепленный на поясе, затем пристегнул к поясу меч. Этот меч также был весьма роскошным по сравнению с теми, которые обычно носили мужчины его сословия. Сэр Вальтер подарил его Хью, когда тот заявил, что пожелал бы остаться у своего хозяина и служить ему. Пальцы Хью охватили отделанную серебром рукоять и нежно ее погладили, но лицо его с широко расставленными глазами приобрело суровое выражение.
Еще одной причиной, по которой он остался оруженосцем, помимо любви к своему хозяину, было желание уменьшить зависть родственников сэра Вальтера — особенно племянников, — которая вызывалась его нескрываемой симпатией к Хью. Преподнесение в подарок меча, который был изготовлен для умершего сына сэра Вальтера, как бы компенсировало отказ Хью от рыцарства и от поместья, выглядевший со стороны непродуманным и лишенным пользы. Однако ситуация только усложнилась. Родились и поползли подлые инсинуации о том, что скромность — только хитрая маскировка стремления Хью пробраться в наследники сэра Вальтера.
Каждый раз, когда вспоминалась вся эта история, Хью становилось больно от опасений, что грязные слухи могут дойти до сэра Вальтера — и, даже если тот не поверит клевете, ударят по его сердцу. Был предельно простой выход: покинуть сэра Вальтера. Но взять и уйти, не высказывая причины, после того, как ранее заявил о своем намерении остаться, — это тоже причинит боль его дорогому хозяину. Оставалось, как и прежде, выбросить из головы и проблему, и ее решение. Вместо ноющего беспокойства его ум сразу же захлестнули другие вопросы, касающиеся практических трудностей осуществления побега из Уорка.
При всем его вооружении двигаться пешком было не очень-то выгодно, однако Хью знал: даже если кастелян дал бы ему уехать (в чем нельзя было не сомневаться), то проезд верхом через подъемный мост из нижнего двора замка прямиком приведет его в руки Саммервилля. Подвижный рот Хью скривился. Нужно было ухитриться спрятаться в крепости до темноты, перебраться ночью через стену и украсть у какого-нибудь шотландского рыцаря или оседланного коня, или коня и седло по отдельности. Успех побега и поисков сэра Вальтера становился все более призрачным по мере обдумывания собственных действий, но упрямый подбородок Хью напрягся. Именно сейчас представился случай, и лучше воспользоваться им, чем месяцами отсиживаться в Уорке… или умереть здесь.
Хью поднял плащ, который бросил рядом, пока надевал доспехи, и тут новая проблема, незначительная, но раздражающая, заставила его набросить капюшон. У Хью, к несчастью, была очень запоминающаяся внешность. Никто не мог его забыть, даже однажды взглянув на него мельком. Огненно-рыжие волосы, настолько огненные, что иногда какой-нибудь простак дотрагивался до них, чтобы узнать, не горячие ли они, выдавали его, привлекая внимание. Но волосы нетрудно было спрятать. А вот глаза, точно, могли действительно его выдать — большие, ярко-голубые и так широко расставлены под широкими бровями, что казалось, будто они смотрят в разные стороны. Мощный римский нос и рот, немного широковатый для длинного упрямого подбородка, довершали внешний вид, делая его абсолютно незабываемым.
Значит, если он не скроет свое лицо под капюшоном, то любой человек, мимо которого случится пройти, обратит внимание на него и на его действия… С другой стороны, если он закроет свое лицо так, чтобы упрятать глаза, — и это кто-нибудь может заметить и запомнить… В конце концов Хью решил все-таки использовать капюшон, поскольку челядинцы в замке Уорк не выглядели чрезмерно любопытными или склонными то и дело поспешать к кастеляну, чтобы доложить о чем-то странном. Некоторое преимущество Хью усмотрел в том, что герольд Саммервилля огласил ультиматум вскоре после восхода солнца, однако кастелян собрал совет только после обеда; теперь, ближе к вечеру, никто нигде в замке не ожидал появления Хью, и можно надеяться, что его отсутствие останется незамеченным до того, как все соберутся за стол к ужину.
Когда Хью вышел из парадной двери зала, он с облегчением отметил активность и оживление в подготовке к обороне замка, которые воцарились во дворе. Челядь и латники вымачивали шкуры в водосточных желобах, затаскивали их на настил, построенный примерно на четыре фута ниже верхнего края частокола, и укладывали в тех местах, которые считались наиболее уязвимыми для зажигательных стрел врага. На крышах складов с жизненно важными запасами уже были расстелены мокрые шкуры. Вдоль всей стены разложили кучки стрел для луков и арбалетов, расставили крепкие шесты с рогатинами или с крюками на конце, служившие для опрокидывания штурмовых лестниц. В небольшой кузнице изнуренный кузнец делал последний ремонт оружия и доспехов. Люди сновали от места к месту, подчиняясь распоряжениям начальника гарнизона крепости, спешили, подтаскивая все, что требовал кузнец… Хью улыбнулся в тени своего капюшона: вряд ли кто обратит особое внимание на еще одну суетящуюся фигуру. Он быстро достиг складских сараев и двинулся от одного к другому, заглядывая в каждый. В третьем сарае нашлось то, что ему было нужно. Он вошел, взял моток веревки, набросил на плечо и скрыл под плащом. Затем устремился к частокольной ограде и забрался на настил.
