Мужчина и женщина - Шоун Робин (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений TXT) 📗
Наклонившись, Мохаммед выхватил ночной горшок из-под деревянных перекладин кровати и уголком глаза заметил сморщенный резиновый комочек: французский конверт, которым пользовался для защиты от болезней. Тонкий слой жидкости застыл на дне мешочка — доказательство того, что и он способен излиться.
Мохаммед смял уже ненужный конверт, подошел к камину, где остался лишь пепел прогоревших угольев, поставил тяжелую фарфоровую вазу на стул и поднял крышку.
В глаза бросилась полустертая черная надпись на дне:
В чистоте держи меня,
И не выдам я тебя.
И если меня не обидел,
Никому не скажу, что увидел.
Легкая улыбка коснулась его губ. Ничего не скажешь, в этих англичанах имеется некое непристойное очарование.
Бросив кондом в горшок, он подхватил левой рукой свое мужское достоинство. На ум впервые пришло слово «мужественность». Она превозносила его за размер отростка, его, кому и в голову не пришло бы выслушивать похвалы женщины. Горячая моча ударила в выщербленный фарфор. Парок растворился в холодном утреннем воздухе. Облегчившись, он закрыл крышку. Меган тоже понадобится горшок.
Он отошел от стула, предоставив его в распоряжение женщины.
Сонные глаза смотрели на него из-под полуопущенных век. Не стоило и рассматривать их, чтобы понять, какого они цвета. Зеленого лесного мха. Первым его порывом было прикрыться. И впервые за сорок лет он не сделал этого.
Голова без тюрбана казалась странно легкой, но не это привлекло ее внимание. Она нерешительно озирала его чресла.
Его спину обдало жаром. Он стоял неподвижно, ожидая, что она расхохочется. Точно так же, как хохотали гаремные невольницы. И боялся пошевелиться, чтобы взрыв смеха, которого он так боялся, не обрушился на него.
— Не знала, что мужчины в Аравии бреют волосы на теле, — объявила Меган, скользнув взглядом куда-то в сторону. — Разве вам не холодно зимой?
Но ее шутка, похоже, не удалась, прозвучала фальшиво. Она не осуждала его во мраке ночи. Очевидно, судит сейчас, иначе не издевалась бы над ним.
Ярость, охватившая его, удивила самого Мохаммеда.
— Вглядитесь пристальнее, мадам, — отрезал он. — Я лишен не только волос.
Ее глаза расширились. Он предложил ей золотой соверен. Сколько еще денег потребуется, чтобы она приняла его при свете дня? С такой же готовностью, как и во мраке ночи.
Она опустила глаза и несколько секунд пристально рассматривала его. Ее язык быстро облизнул сухие губы.
— Вы не столь… огромны, как прошлой ночью, но это вполне объяснимо.
Если только она не притворяется, значит, чересчур наивна. Мохаммед нахмурился. Она шлюха, как же не замечает очевидного?!
Как могла она не почувствовать прошлой ночью отсутствия той плоти, которая делает мужчину мужчиной! Ведь она сжимала его в руках! Как могла принять его за нечто другое? Не за того, кем он был на самом деле? И это после того, как он лежал между ее ляжек, вонзившись в лоно так глубоко, что даже ночной воздух не мог пройти между их телами?
Если только…
— Кто вы?! — рявкнул он.
Она испуганно вскинула голову, бледность лица стремительно перетекала в меловую белизну.
— Я уже говорила…
— Вы не шлюха, — дерзко бросил он.
Ни одна шлюха не упустила бы из виду того, что было так ясно. Его непоправимое уродство.
Желудок его сжался. Но если она не шлюха, зачем заявилась в его комнату? И что делала в его постели?
Он плакал, исторгаясь в нее, он, тот, кто сорок лет не знал слез! Она обнимала его, утешала, любила так, словно привыкла к мужчинам, которые кричали и сыпали проклятиями, стремясь найти облегчение в женском теле.
Так кто же она?
Шли бесконечные напряженные секунды. Откуда-то донесся крик мужчины, звавшего конюха, — лишнее напоминание о том, что ночь прошла и новый день вступил в свои права.
— Я вдова, — призналась она наконец. Спокойно, без всякого страха. — Такая же постоялица, как и вы.
Глаза его сузились, превратившись в едва заметные щелки. Только сейчас он вспомнил, что выговором она отличалась от уроженки здешних мест, да и честно сказала, что не живет здесь. Почему он не расспросил ее как следует?
— Каким же образом вы попали ко мне вчера ночью? — рявкнул он.
— Подслушала, как вы велели хозяину найти… проститутку. — Из ее рта шел пар, затуманивая черты лица. — Я перехватила ее в коридоре, дала денег и постучалась к вам, в надежде, что вы примете меня за нее. Так и вышло.
Пронзительный вой разнесся по округе, за ним последовал короткий яростный лай.
Мохаммед вдруг подумал, что, стоя голым на холоде, в нетопленой гостинице, давно должен был бы замерзнуть, но почему-то изнывал от жары. Кровь бурлила в жилах, яркие воспоминания сливались в пестрый калейдоскоп, меняясь, преобразуясь в многоцветные узоры. Вопросы, которые он задавал, считая ее потаскухой, ободряющие уверения, которые бормотала она в ответ, поощряя его исступление.
Неужели она разочарована его невежеством… или гордится своим сексуальным превосходством?
Десять полумесяцев подрагивали на его плечах, следы от ее ногтей. Сжималась ли ее плоть вокруг его жезла в восторге… или раздражении? Она солгала ему, и не важно, что он тоже не был полностью откровенен. Что подобные ему знают о женщинах? Откуда ему знать, ублажил ли он ее?
— Интересно, что когда-либо слышанное об арабах так возбудило ваше любопытство, мадам? — набросился он на нее, скрывая собственную уязвимость. — Надеялись, что мое копье будет больше, чем у любого англичанина? Арабские мужчины славятся умением доставить женщине несказанное наслаждение. Признайтесь, чего вы надеялись достичь своим обманом?
Она не испугалась его резкости прошлой ночью, так же как не отпрянула в страхе сейчас.
— Всего одна ночь, сэр. Я надеялась получить единственную ночь страсти. — Ее голова вновь легла на подушку; коса свернулась змеей. — Мне показалось, что это нужно и вам тоже, иначе не стала бы отнимать у вас время.
Женщина, лежавшая голой в смятых покрывалах, с растрепанными волосами и лицом, блестящим от высохшего пота, просто не могла олицетворять достоинство. Любая, кроме Меган. Эта женщина не унижала его. Не издевалась. Не жалела. И сказала, что не станет осуждать.
Почему?
Она англичанка, если не благородного происхождения, то явно из приличной семьи.
Как может она принять то, что отвергли обитательницы гарема?
— Я hadim, — безжалостно бросил он.
— А я англичанка, — отпарировала она.
В буквальном переводе это означало «безволосый», хотя подспудный смысл был ясен человеку любой-национальности. Мохаммед сквозь зубы выдавил ненавистное слово, которое надеялся не упоминать при этой женщине, слово, преследовавшее его сорок лет:
— Я евнух, мадам.
Пустыня — место предательских песков и воющего ветра, но не только. Здесь можно обрести покой и тишину. Ранее ему не приходилось наблюдать такую же неподвижность в женщине, но Меган застыла, как статуя. И взгляд ее не дрогнул.
— Должна заметить, сэр, что вчера ночью вы доказали обратное.
Он молча проклял румянец, окрасивший его щеки. Сорок лет он не знал, что это такое. А Меган дважды заставила его покраснеть.
— Мне отрезали камешки, — грубо пояснил он, надеясь шокировать ее.
Доказать, что он не тот мужчина, за которого она приняла его, тот, которым он себя чувствовал всего одну ночь. Но она спокойно взирала на него.
— Под камешками, насколько я поняла, вы подразумеваете свою мошонку?
Кончики его ушей загорелись.
— У меня нет семени.
«У меня нет семени», — громом отдалось в его голове — крик тринадцатилетнего мальчика, навеки непоправимо искалеченного.
Извинение мусульманина, которым он стал, полное бессильного гнева.
— Мой муж был викарием, — начала Меган ясным, но бесстрастным голосом. — Когда врач сказал ему, что вследствие не правильного строения моих внутренних органов я не смогу выносить его детей, он отказался делить со мной постель. Объяснил, что не желает подвергать опасности мою жизнь из-за очередного выкидыша. Местная повитуха посоветовала мне несколько средств, предотвращающих зачатие, но мой муж отказался пользоваться ими, хотя они позволили бы нам быть вместе. Он считал подобные средства аморальными и заявил, что супружеские отношения дозволены только ради продолжения рода.
