Тайная гавань - Картленд Барбара (книги без регистрации бесплатно полностью .TXT) 📗
— Это изображение моей матери, — сказала Грэйния. — Что вы здесь делаете?
Проговорив эти слова, она вдруг сообразила, что, судя по выговору, перед ней вовсе не англичанин. Грэйния даже задохнулась от волнения.
— Вы француз! — воскликнула она.
— Да, мадемуазель, я француз, — признал незнакомец. — Я готов принести извинения в том, что занял комнату вашей матушки, но дом был пуст.
— Я знаю, — возразила Грэйния. — Но вы… не имеете права! Это вторжение с вашей стороны. И я не понимаю…
Но тут она умолкла и набрала побольше воздуха в грудь, прежде чем решилась сказать:
— Мне думается, я уже слышала о вас. Мужчина сделал легкое движение рукой.
— Вынужден признаться, что пользуюсь скорее дурной, нежели доброй славой, — произнес он. — Бофор — к вашим услугам!
— Пират!
— Вот именно, мадемуазель! И глубоко сокрушенный пират, если его присутствие причиняет вам беспокойство.
— Разумеется, причиняет! — отрезала Грэйния. — Как я уже говорила, вы не имели права на вторжение только потому, что нас не было дома.
— Мне было известно, что дом пустует, и позволю себе добавить, что никто не ожидал вашего приезда сюда после возвращения на Гренаду.
Последовало молчание. Потом Грэйния произнесла задумчиво:
— Из ваших слов следует, что вы… знали о моем возвращении на остров.
Пират улыбнулся и показался при этом не только помолодевшим, но чуть ли не по-мальчишески озорным.
— Я склонен думать, что любой человек на острове об этом осведомлен. Слухи разносят и ветер, и песни птичек.
— Так вы знали, что мой отец уехал в Англию? Пират кивнул.
— Я знал об этом, а также и о том, что вы его вызвали, потому что ваша матушка заболела. Надеюсь, ей теперь лучше?
— Она… умерла.
— Примите мои глубочайшие соболезнования, мадемуазель.
Слова прозвучали искренне и отнюдь не навязчиво.
Внезапно Грэйния отдала себе отчет, что разговаривает она с пиратом, а он лежит в постели ее матери и, судя по обнаженным плечам, лежит попросту голый.
Она полуобернулась к двери, но тут пират сказал:
— Если вы позволите мне одеться, мадемуазель, я спущусь вниз и объясню вам свое присутствие, а также принесу свои извинения, прежде, чем покину ваш дом.
— Благодарю вас, — ответила Грэйния, вышла из комнаты и закрыла дверь.
Остановившись на площадке, она подумала, что теперь-то уж определенно спит и видит сон — наяву такое невозможно.
Как могло произойти, что она вернулась домой и обнаружила здесь пирата, да к тому же еще француза?
Она должна была перепугаться не только потому, что незнакомец оказался пиратом, но и потому, что он француз.
Но по каким-то совершенно необъяснимым причинам он ее не напугал.
Получалось так, что, попроси она его уйти, он сделал бы это немедленно, но, только убедившись, что она принимает его извинения за вторжение в дом во время ее отсутствия.
«Это же все совершенно немыслимо!» — твердила она себе, но не сердилась.
Она пошла к себе в комнату и нашла ее именно в таком состоянии, какого и следовало ожидать после рассказа Эйба.
Открыв ставни, она увидела толстый слой пыли на полу, на туалетном столике и на простыне, которой была закрыта постель.
Две маленькие ящерицы шмыгнули за занавеску, когда она вошла, и запах сырой плесени перекрьшал все прочие запахи, пока она не открыла окно.
Отворив гардероб, Грэйния убедилась, что не может переодеться ни в одно из своих прежних платьев, висевших там: за три года она сильно выросла, и, хотя оставалась по-прежнему тоненькой, фигура у нее была уже не детская и обнаруживала первые женственные округлости.
Грэйния решила остаться в чем есть и попыталась разозлиться на пирата за его причиняющее неудобства присутствие, но на деле она испытывала лишь любопытство.
В спальне ей больше нечего было делать, и она спустилась вниз.
Из холла она услышала голоса на кухне и сочла необходимым предупредить Эйба, что в доме находится пират.
Направляясь туда, она разобрала, как незнакомый мужской голос произнес на не вполне правильном английском языке:
— Мы вас не ждать. Пойду будить господина.
— Верная мысль, — отозвался Эйб. — Пока моя леди его не увидала.
Грэйния вошла в кухню.
Рядом с Эйбом стоял человек, который, как она решила, выглядел совершеннейшим французом.
Он был малорослый, черноволосый, и Грэйния подумала, что, где бы в мире она его ни встретила, сразу бы догадалась о его французском происхождении.
Он явно удивился ее появлению и, как ей показалось, даже немного испугался.
— Я уже разговаривала с вашим хозяином, — сказала Грэйния. — Он одевается и скоро спустится вниз, чтобы принести свои извинения перед уходом.
Маленький француз, видимо, успокоившись, направился к кухонному столу, на котором Грэйния заметила объемистую жестянку, а возле нее поднос с кофейником.
Она предположила, что слуга-француз готовит завтрак для хозяина, и с легкой улыбкой проговорила:
— Гостеприимство обязывает предложить вашему хозяину выпить кофе, прежде чем он покинет наш дом. Где он обычно пьет кофе?
— На веранде, мамзель.
— Прекрасно. Отнесите кофе туда. Эйб, я тоже не против выпить чашечку.
Она заметила, что оба, и француз и Эйб, уставились на нее в изумлении, снова улыбнулась и пошла к парадной двери.
Как и можно было ожидать, дверь была не заперта, значит, именно через нее француз проник в дом.
Грэйния направилась на веранду и по пути заметила, что над верхушками пальм издали видны концы двух мачт.
Деревья были высокие, и если бы Грэйния не искала взглядом эти мачты, она бы их, пожалуй, не заметила; в гавани, давшей название дому, было идеальное место для пиратского корабля, странно, что она не подумала об этом раньше.
Бухта получила очень точное имя от прежнего владельца участка. Вход в нее находился в стороне, гавань была окаймлена длинной полосой земли, поросшей соснами. Человек, не знающий о ее существовании, мог десять раз проплыть мимо и не заметить, что в бухте стоит на якоре корабль.
Грэйнии захотелось увидеть корабль Бофора, но она тут же упрекнула себя в излишнем любопытстве.
Ей бы следовало чувствовать себя возмущенной, разгневанной и даже потрясенной тем, что пират воспользовался ее домом как убежищем, однако, как ни странно, она по-прежнему не испытывала ничего похожего на эти чувства.
Когда пират несколькими минутами позже присоединился к ней на веранде, ей подумалось, что он выглядел бы уместнее в лондонской гостиной или бальном зале.
Он был чересчур элегантен и чрезмерно изыскан для веранды, сплошь опутанной разросшимися лианами, да и окна, выходящие на веранду, заросли грязью.
Возле плетеного стола туземной работы стояли два стула; прежде чем француз заговорил, слуги, Эйб и человек Бофора, внесли белую скатерть, накрыли ею стол и водрузили на него серебряный поднос с двумя чашками на блюдцах.
Грэйния узнала самые лучшие чашки из материнского сервиза; от кофейника, поставленного на стол, исходил аромат прекрасного кофе; на особом блюде лежали круассаны — только что из духовки; был тут и кружок масла, а также стеклянная вазочка с медом.
— Утренний завтрак подан, месье, — возвестил слуга-француз на своем родном языке, после чего они с Эйбом испарились.
Грэйния взглянула на пирата. Он вроде бы собирался заговорить, но она вдруг рассмеялась.
— Я не верю происходящему, — сказала она. — Вы не настоящий пират.
— Уверяю вас, что самый настоящий.
— Я всегда представляла себе пиратов мрачными, грязными существами, которые так и сыплют проклятиями. Мужчинами, от которых женщины прячутся в ужасе.
— Вы, вероятно, имеете в виду вашего соотечественника Уилла Уилкена.
— Нам повезло, что он не обнаружил «Тайную гавань», — сказала Грэйния. — Прошлой ночью я узнала, что он отправился разбойничать куда-то дальше по побережью.
— Я слышал о нем немало, — заметил француз. — Но позвольте вам напомнить, что кофе стынет.
