Сломанная роза - Беверли Джо (электронную книгу бесплатно без регистрации TXT) 📗
— Быть может, завтра тебе придется драться. Тебе необходим будет острый ум и отдохнувшее тело, — строго промолвил Рауль. Ему жаль было Джеанну; теперь он понимал, что со стороны наблюдать, как Галеран смотрит в лицо смерти, намного тяжелей, чем самому подвергнуться любым испытаниям.
Мать-настоятельница воротилась в келью к Джеанне, вооружившись розгой.
— Чего хочет ваша глупая кузина, леди Джеанна?
— Не знаю.
— А я думаю, знаете. Вы злонамеренно своевольны, леди Джеанна, и должны платить за ее выходку тою же мерой, что и за свои грехи.
Джеанна преклонила колени, молчаливо принимая упрек матери-настоятельницы. Да, она не продумала, как именно Алине заручиться поддержкой Рауля, и подвергла ее опасности. Но она снова поступила бы так же, чтобы защитить Галерана.
— Да простит господь жалкую грешницу.
— Аминь.
Джеанна искренне молила господа о прощении. На ее спину обрушился первый удар, за ним еще один. Сегодня мать-настоятельница исполняла приказ архиепископа с особенным рвением. На пятом ударе самообладание изменило Джеанне, и она вскрикнула.
Рауль кружным путем возвращался к дому матушки Хелсвит, поминутно оглядываясь, чтобы убедиться, не следят ли за ним. По пути он размышлял, как ему быть. Обитель Святой Хильды он посетил; вывести оттуда Джеанну легче легкого. А вот оскорбление, которое он нанес бы Церкви таким поступком, недооценивать опасно.
Даже если б удалось безнаказанно увести Джеанну, потом придется сопровождать ее в Вестминстер, в королевские покои, усугубляя тем самым ее преступление, делая его явным для всех. Трудно вообразить, чтобы такими действиями Джеанна снискала благосклонность короля.
А за всеми этими тревогами — или, быть может, над ними, — оставалась мысль о том, что ему предстоит провести ночь с Алиной, и терпение его было уже на пределе.
Алина исполнила свою миссию, встретилась с ним, и теперь можно было бы возвратить ее в монастырь, но против этого у Рауля появилось два возражения. Первое — ее, возможно, ждет наказание за побег. Второе — если надобно освободить Джеанну, то Алине следует вернуться в монастырь не раньше завтрашнего утра.
И еще: он хотел, он ждал этой ночи, сколь бы мучительной она ни обещала быть.
Ночь бесед.
Ночь объятий.
Ночь на то, чтобы дать ей узнать самую малость о ее чудесном теле.
Рауль тихо выругался: он уже был готов к любви.
Теперь он был благодарен Галерану за то, что тот заставил его поклясться на кресте: клятва делала невозможной любую слабость.
В Чипсайде Рауль купил полный мех вина, жареного кролика и каравай хлеба. Он проголодался, да и Алина с ее восхитительными округлостями вряд ли была плохим едоком.
Матушка Хелсвит впустила его в дом, гудящий, как улей в летний полдень. Смех, вздохи, стоны, стуки…
Торопясь к Алине, он ругал себя, что не потрудился найти место получше. Но где бы он нашел его? Люди короля скорее всего уже рыскали по всем постоялым дворам, и пусть, даже он знал бы другие, более приличные дома, никто из хозяев не согласился бы предоставить кров беглянке.
Нет, лучше не найти, и все же Рауля оскорбляла сама мысль о том, что сюда ступила нога его будущей жены.
Он тихонько постучал в дверь, сказав: «Это я, Рауль», прежде чем войти, ибо ему вовсе не улыбалось быть зарезанным собственной невестой.
Алина встретила его, стоя посреди комнаты с ножом в руке, готовая нанести смертельный удар. Рауль отметил, как умело она держит нож.
— Ах, Алина, ты — восхитительная женщина, — улыбнулся он.
— Правда? А я считала себя слабой напуганной женщиной. — Страх все еще стоял в ее глазах.
— Важно, как ведут себя люди, когда они напуганы. — Он выложил покупки на стол. Стол здесь был намного прочнее и основательнее, чем дощатая развалюха в убогой каморке Пола. Можно посадить на него Алину, как там… — Ты хочешь оставить нож себе?
Она с содроганием посмотрела на нож и бросила его на стол.
— Нет, благодарю. Если на нас нападут, ты лучше управишься с ним.
Если только не я сам нападу на тебя…
Рауль нарезал хлеб, разорвал кролика на куски.
— Ешь. Пей.
Она взяла тощую кроличью ножку.
— Что в монастыре?
— Мне удалось дать Джеанне понять, что ты в безопасности, а она сумела прямо сказать мне, что хочет присутствовать на суде. — Он отпил вина из меха. — Ты оказалась права: она действительно хочет этого, и капризы тут ни при чем.
Алиина взяла из его рук мех с вином, но пить не стала.
— Джеанна никогда не была капризной. Ты просто не видел ее во всей красе. Она такая сильная, такая отважная…
— Не думаю, что женщине обязательно быть сильной и отважной, — заметил Рауль, чтобы подразнить Алину; однако в глубине души он знал, что женщина вроде Джеанны ему не пара.
— Предпочитаешь слабых и робких? — оскорбленно выпрямилась Алина.
— Нет, пожалуй. Хорошо бы только, они чуть реже ввязывались в неприятности.
Она подняла мех, сжала его, пустив себе в рот струю вина.
— Понимаю, — едко промолвила она, вытирая рот. — Конечно, нам, женщинам, приходится молчать, когда мужчины, влекомые своей силой и отвагой, не говоря уже о гордости и твердолобости, ввязываются в неприятности куда большие, чем мы, а потом, хромая, плетутся домой, где их вылечат и пожалеют.
— Хотел бы я прихромать домой, где ты, Алина, вылечила и пожалела бы меня.
Алина вскинула на него глаза и засмущалась. В замешательстве она сдавила в руках незавязанный мех, и в стену ударила тугая винная струя.
Рауль рассмеялся, отобрал у нее мех.
— Не надо спорить. Зачем говорить о том, что может подождать. Ешь, а потом попытаемся заснуть, если это возможно среди такого шума.
Покраснев, Алина отщипнула кусочек крольчатины.
— Никогда не слышала, чтобы люди так шумели из-за…
— Вероятно, здесь они чувствуют себя свободней, чем в покоях своих замков.
— Но я слышала стоны и крики…
Как бы в подтверждение ее слов, по дому разнесся приглушенный вопль, сменившийся громкими всхлипами и вздохами. Рауль почувствовал, как краснеет.
— Алина, это от наслаждения, а не от боли.
— От наслаждения?..
— О господи, мы не можем оставаться здесь.
Рауль отнюдь не был завсегдатаем веселых домов вроде этого и потому не вполне понимал, на какое беспокойное соседство обрекает себя и Алину.
— Идем. — И он собрал со стола остатки еды и вино.
— Куда? — Вскочив, Алина преградила ему путь к двери. — Куда? Я знаю так же хорошо, как и ты, что по всем постоялым дворам, по всем наемным домам уже разослана весть о моем бегстве. Ты можешь отвести меня разве что обратно в монастырь.
— Возможно, это придется сделать.
— Я не хочу возвращаться. Там мать-настоятельница… Она наверняка уже ждет меня с розгой наготове.
— Она не посмеет…
— Она может заявить, что я уже почти монашка и потому нахожусь во власти Церкви. Мы остаемся здесь.
— Вряд ли нам удастся отдохнуть.
— Я могу заснуть где угодно.
Спорить было глупо, и Рауль решил уступить.
— Прекрасно. Мы остаемся.
Он опять выложил еду на стол, сел на кровать и принялся ужинать. У Алины, как и предполагалось, оказался отличный аппетит, и она почти не отставала от него. Вскоре они привыкли к звукам дома и перестали обращать внимание на шум, лишь изредка вздрагивали от особенно пронзительных воплей.
— Ты уверен, что… — спросила Алина после одного такого крика.
— Да, — с некоторым сомнением подтвердил Рауль. Ему вовсе не хотелось подробно объяснять Алине, как именно некоторые люди удовлетворяют свою похоть.
Недоверчиво покачав головой, она доела хлеб.
Когда стол опустел, Рауль откинул с постели тонкое покрывало.
— Иди ложись.
Помявшись, Алина скользнула под простыню и заворочалась на шуршащем соломенном тюфяке, подвигаясь как можно ближе к стене.
