Ястреб и голубка - Хенли Вирджиния (книга жизни TXT) 📗

Движение на реке было весьма оживленным, и каждый раз, когда королеве на глаза попадалась чья-либо частная барка, Елизавета сравнивала ее со своей и выходила из себя от злости. Когда Мэри Говард принесла ей подогретого со специями эля, она грубо вырвала кружку из рук фрейлины, готовая во всем находить изъяны и промахи.

— Можно подумать, что сегодня на реке толкутся все лондонские бездельники до последнего! Куда это, по-вашему, их понесло?

Ее фрейлины отмалчивались в страхе, как бы она не проведала чего-нибудь о маскараде в Темз-Вью. И тут в глаза королеве бросилась небольшая, но ослепительно нарядная барка, в убранстве которой сочетались молочно-белый и пурпурный цвета. Барка была пришвартована у пристани Кью.

— Проклятье! Еще одной вертихвостке понадобилось посрамить эту посудину!

Решительным шагом она прошла по палубе к гребцам.

— Джордж, кому принадлежит вон та барка? — прозвучал требовательный вопрос.

Он осклабился:

— Полюбовнице Бога Морей, ваше величество.

Она окаменела. Да верно ли она расслышала этого олуха? На лице у нее застыла мстительная гримаса. Ей надоело… Нет, ей было до тошноты противно выслушивать сплетни и намеки, которые прилипали к ее фаворитам. Она должна все увидеть своими глазами.

— Джордж, поворачивай к берегу. Мы устроим короткую остановку в Темз-Вью.

Когда они подтянулись поближе к Темз-Вью, река так и кишела челноками и барками.

В садах шло шумное веселье, из просторного особняка доносилась жизнерадостная музыка.

Четыре пажа-трубача кинулись к сходням, чтобы, выбравшись на берег, возвестить о прибытии королевы, но повелительный голос Елизаветы остановил их:

— Нечего! Нечего! Никаких трубачей! Мы им устроим внезапную атаку — как в Кадисе!

Она стремительно покинула барку, поднялась по лестнице пристани и чуть ли не бегом направилась к дому. Сопровождающие ее дамы поспешили следом, хотя у каждой тряслись поджилки. Они-то знали: быть беде. Роберт Дадли, несколько отяжелевший к старости, даже и не пытался за ней угнаться, зато сэр Кристофер Хаттон доблестно держался наравне с государыней. Она проносилась мимо своих подданных, которые, узнав ее, падали на колени. Оттолкнув в сторону слуг у входа в Темз-Вью, она решительно вступила в сверкающий огнями бальный зал. Ее зоркие черные глаза обежали помещение и с безошибочной точностью отыскали то, что требовалось.

В первый момент Елизавете показалось, что сейчас у нее остановится сердце. В центре зала стояла точная копия ее самой. Чрезвычайно красивая копия. Это была та самая мерзавка Уайлд!

Их глаза встретились, и острое женское чутье подсказало королеве: эта женщина и есть «полюбовница» Бога Морей.

В зале воцарилась страшная, мертвая тишина. Шейн Хокхерст выступил вперед и встал рядом с Сабби, готовый защитить ее, если понадобится. Черные глаза королевы гневно блеснули, когда она подняла указующий перст в сторону дерзкой особы, посмевшей изобразить венценосную государыню.

— Госпожа Уайлд, вы всего лишь жалкая потаскуха и ничего больше. Отныне вам запрещено появляться у меня при дворе!

Не добавив к сказанному ни слова, боясь, что не совладает с собой, она круто повернулась на каблуках и тем же путем, как пришла, проследовала назад, к реке. Ее глаза не упускали ничего. Она приметила и хорошо запомнила всех, кто находился в бальном зале.

В мгновение ока Хокхерст догнал ее. Отодвинув в сторону Хаттона, он заявил:

— Бесс, девчонка не сделала ничего плохого.

Холодным взглядом королева окинула его сверху донизу и снизу доверху — он еще набрался наглости что-то ей объяснять!

— Будьте любезны называть меня «ваше величество». Эта шлюха высмеивает и передразнивает меня!

— Она не шлюха! — горячо запротестовал он.

— Вы отрицаете, что спите с ней?

— Это вас не касается! — рявкнул он.

— Молчать! — прикрикнула она. — Вы, сударь, явитесь ко мне завтра утром.

Королева отправилась прямиком назад, в Гринвич. О Теоболдсе никто не смел и заикаться. Заперевшись у себя в опочивальне, она всю ночь мерила шагами пол и вынашивала планы отмщения.

Большинство дам, гостивших в Темз-Вью, пребывали в панике. Они не питали иллюзий: королевские глазки-бусинки видели их в том месте, которое отныне, вероятно, будет считаться вражеским станом, и она уж найдет способ выместить на них свой гнев.

Негодование Сабби также не знало границ: ее опозорили, унизили перед сотней гостей!

Впору было рвать и метать от ярости.

К тому моменту, когда она поднялась наверх, гостей уже как ветром сдуло. Эссекс и Франсес исчезли как раз тогда, когда королевская барка остановилась у пристани.

К тому времени, когда Шейн вернулся домой, особняк опустел, если не считать слуг и музыкантов. Он храбро поднялся по лестнице, не зная, чего ожидать. Сабби требовалось дать выход своему возмущению, и, естественно, все это должно было обрушиться на голову Шейну.

Едва он открыл дверь спальни, ему пришлось поймать башмак, который она злобно швырнула в него.

— Как она смеет оскорблять и унижать меня в моем собственном доме? — выкрикнула Сабби.

Он рассудительно возразил:

— Сабби, ты ведь знала, что играешь с огнем, когда заказывала этот костюм.

— Ах вот как! Ты принимаешь ее сторону и становишься против меня! Гнусный пройдоха! — завопила она.

— Я защищал тебя как мог, Сабби. Ты же знаешь, что она в бешенстве из-за меня, и расплачиваться придется именно мне, — напомнил он.

— Мое доброе имя растоптано! Она назвала меня потаскухой перед всем Лондоном и заявила, что прогоняет меня! — Она сорвала ненавистное платье из пурпурного бархата, бросила на пол и начала неистово топтать его. — Это все из-за тебя, чертов бабник! Ты заставил меня стать твоей любовницей!

Она упала ничком на кровать и зарыдала.

Ее отчаяние было столь очевидным, что он и впрямь готов был счесть себя виноватым.

Присев на кровать, он протянул руку, чтобы приласкать и подбодрить ее.

— Любимая моя, не плачь… Я не могу вынести, когда ты плачешь.

От его прикосновения она так и подпрыгнула, и ее гнев разгорелся еще пуще.

— Довольно, сэр, с этим покончено.

Я больше не намерена оставаться метрессой.

Я буду примерной уважаемой женой, и это мое последнее слово!

— Сабби, ты знаешь, что я люблю тебя, — попытался он ее умаслить.

— Любишь меня? Любишь меня? — переспросила она. — Ты любишь меня как свою метрессу, но вот чтобы стать твоей женой, я недостаточно хороша!

— Сабби, ты знаешь, что я женат, — терпеливо увещевал он разбушевавшуюся возлюбленную.

— Тогда ты прекрасно можешь разжениться! — выкрикнула она.

— Ты имеешь в виду развод? — спокойно уточнил он.

— Конечно, я имею в виду развод, а что ж ты думал — я тебе убийство предлагаю, мерзавец ты проклятый? С тех пор как король Генрих завел моду разводиться [12], это стало мелкой формальностью! Сэр Эдвард Коук, министр юстиции, — твой друг… Что, не так?

Он смотрел на нее, остолбенев от изумления. Конечно, она немало размышляла об этом предмете, но как же ему-то самому не пришла в голову такая простая мысль? Он может развестись с Сарой Бишоп и жениться на Сабби. А она тем временем снова разразилась слезами.

— Милая, — сказал он, обняв ее и укачивая в своих объятиях, — если только это возможно, я получу развод… обещаю тебе, любимая.

Его камзол уже промок от ее слез, когда в ней опять взметнулась ярость:

— Нет, подумать только! Она называет меня жалкой потаскушкой! Эта чертова «королева-девственница»! Кому как не мне приходится выводить пятна с ее платьев, и уж мне-то известно, сколько раз ее юбки оказывались измараны мужским семенем! — Она вдруг сердито взглянула на него: ее обуяло подозрение. — Ты тоже потискал ее в постели?

Он явно понимал: этого она не простила бы никогда.

— Сабби, я ни разу не изменил тебе. Я даже свою жену никогда не «тискал в постели».