Дочь Льва - Чейз Лоретта (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений .txt) 📗
Глава 28
Эсме лежала в объятиях мужа и прислушивалась к тому, как замедляется его дыхание. По мере того как успокаивались тела, между ними нарастало напряжение.
Слова, которые он выдавил из себя, сделали ее счастливой. Теперь она понимала, что в нем говорило лишь безумие страсти. Она пыталась уговорить себя, что страсти достаточно; просто чудо, что этот мужчина все еще хочет ее, обычно для него желание — не более чем сиюминутный каприз.
Она для него если не каприз, то увлечение. В ней нет ни красоты, ни грации, ни опыта любовницы. Ее стремительность он воспринимает как дикость, она внесла в его жизнь все то, чего он не любит, чего избегает: жесткость, противоборство, насилие.
Он второпях женился на ней, потому что вожделение затмило все остальное. За два месяца без нее он, конечно, одумался. Хотя она его жена, нравится ему это или нет, она не нужна ему как мать его детей. Он не станет осквернять благородную кровь Сент-Джорджей смешением с кровью варваров.
Вариан потерся о ее плечо, и она стала как натянутая струна.
Он поднял голову. Она безразлично смотрела в потолок.
— Эсме…
— Спи, — сказала она. — Ты ослаб.
— Ты расстроилась. — Он вздохнул. — Я надеялся, что ты е заметишь. Это было глупо, да?
— Я понятия не имею, о чем ты говоришь. Спи, Вариан.
— Нет. Мы это обсудим, как давно следовало бы сделать, если бы у меня была хоть капля разума. Но у меня не было. — Обхватив Эсме руками за плечи, он повернул ее к себе лицом. — Для продолжения рода у меня есть два брата. По очевидным причинам я всегда считал, что это будут они. Ты не обязана давать мне наследника.
— Я понимаю. Ты не хочешь детей.
— Это не так. У нас сейчас трудное положение — фактически почти невозможное. В сказках принц и принцесса женятся и потом живут долго и счастливо. Только я не тот чистосердечный принц. Я лишил тебя невинности, зная, что это преступление, потом женился на тебе, а это было еще большим преступлением. Теперь мы оба за это расплачиваемся. Я не хочу, чтобы расплачивался еще и ребенок.
Он держал ее очень крепко, в голосе звучала нестерпимая боль. Он хотел ее разуверить, но только усилил ее страхи. Он обвинил себя, обвинил вожделение. Но ведь это она, объект его желания, все испортила, сделала его жизнь безобразной и убогой. С каждым днем его несчастье будет подтачивать страсть, и не будет у нее ни одного ребенка, зачатого в любви, раз муж отворачивается от нее.
— Извини, — сказала она. — У нас только одна ночь, а я тебя расстроила.
— Нет, я сам. — Он поднес ее руку к губам. Губы были теплые, они нежно коснулись пальцев. — Я не хотел, чтобы ты видела, в каких развалинах я живу. Разве можно заниматься любовью в такой безвкусной комнате?
— Вариан, мне все равно, где заниматься любовью. Мне не важно, где я, если я с тобой. Даже на короткое время, — торопливо добавила она.
— Но ты беспокоишься о детях, очень хочешь детей. «Да! — хотелось ей кричать. — От тебя».
— Мне нет даже девятнадцати лет, — ответила она. — Время есть. Много времени. — Сердце больно сжалось.
Он улыбнулся:
— Конечно. Я не желаю повторять этот изматывающий эксперимент до конца жизни. У тебя талант сводить на нет мои благие намерения, дорогая. Ответственное поведение чуть не убило меня.
— Ты… ты закончил… не совсем приятно. Он прикоснулся к ее пылающему лицу.
— Есть другие способы, но, боюсь, столь же неприятные. Мой нежный цветочек смутится, если я расскажу страшные детали?
Она уже была смущена, потому что предохранение казалось ей неестественным актом. Все же она понимала, что он пытается проявить доброту, рассеять ее страхи.
— Насколько страшные? — спросила она.
Он хмыкнул, и, когда стал описывать оболочки, которые делаются из овечьего пузыря или рыбьей кожи, она тоже невольно усмехнулась.
— Ты привязываешь это тесемкой? Где? Как?
— Не дури. Как ты думаешь где?
— Но ведь это неудобно. Вариан, ты не должен этого Делать. Если ты перевяжешь слишком туго…
Он так расхохотался, что у нее полегчало на сердце. Он был создан для смеха, для того, чтобы веселиться и радовать других. Раз уж его это забавляет, Эсме решилась попросить его рассказать все, что он знает, — что сейчас призывают делать радикальные реформаторы, к каким настоям трав прибегают супруги. Мужчины тоже принимают лекарства, одни смешивают их с медом или рутой, другие — с касторовым маслом. Зелья бывают самые разные, их можно пить или применять наружно.
— Некоторые личности, оказавшись захвачены ночью врасплох, верят, что неистовость в занятии любовью служит контрацепцией, — сказал он, ухмыляясь.
— Это нелогично, — сказала она. — Сколько детей родилось в результате насилия? Как цивилизованные англичане могут верить в такую чушь?
— Наверное, за них думает сладострастие. Если говорить о желании… — Рука скользнула по спине и накрыла ягодицы.
— О, Вариан, ты не должен желать.
— Разве это не то, что ты хочешь, любимая? — Руки двигались очень нежно, но даже самое легкое касание было волшебным, вызывало жажду умолять о большем, просить всего.
— Я хочу тебя, — сказала она.
Он был ей необходим. Она знала, что это больше, чем голод тела. Ей нужно все, что в нем было: ленивый шарм, беспечная грация, легкий смех… и греховность тоже, и тени, омрачавшие его душу. Для женщины он был даром дьявола — и западней, но она с радостью попадалась в нее. Он научил ее наслаждению, его изящество трогало душу маленькой воительницы, освещало ее мечтами и восторгом.
Она хотела его всего и готова была сама всецело принадлежать ему. Когда он был внутри ее, в этот долгий миг соединения ей казалось, что он продлится вечно. Она знала, что не имеет права на вечность, но этот миг у нее был.
— Ты просто люби меня, Вариан, — прошептала она. — Люби так прекрасно, как ты умеешь.
Никто им не помешал. Кажется, остальные устали ждать и ушли в гостиницу «Веселый медведь». Было тихо, на дом упала ночь. В темноте Вариан снова занимался любовью с женой. Потом они, не желая тратить драгоценных часов впустую, разговаривали.
Эсме сообщила об учителе танцев, о парикмахере, о портнихе и о Персивале, который всегда был готов оказать моральную поддержку. Ее рассказы вызывали у Вариана смех, но в глубине души он страдал. Муж, а не кузен должен был разучивать с ней танцы. Вариану она должна была жаловаться на корсеты и шпильки, и Вариан должен был распутывать для нее хитросплетения английского этикета.
Лежа рядом с ней, он утешал себя тем, что она здесь и все это ему рассказывает, он может слушать в темноте ее голос. Он соскучился по ее речи с легким акцентом, по ее возбужденному облику. Он был бы счастлив провести так всю ночь, но вспомнил, что Эсме осталась без обеда.
Он дал ей свою рубашку и брюки и нашел масляную лампу — свечи сейчас были для него роскошью. В желтом свете колеблющегося пламени он проводил ее на кухню. Они порылись в припасах вдовы, нашли кое-что из еды и сели перед холодным камином. За едой Вариан рассказал ей о своей деятельности. Он решил, что следует поставить ее в известность, хотя подробности собирания осколков разоренного имения были в лучшем случае ужасными, в худшем — мертвящими. Пытаясь защитить Эсме от правды в эти два месяца, он только заставил ее чувствовать себя отверженной.
Глядя в ее лицо, он видел, как в нем убывает несчастье, и ему самому стало легче. Когда они снова поднялись наверх, она по-своему поблагодарила его:
— Я рада, что ты мне все рассказал. Мне нравятся твои письма с веселыми байками и всякой умной чепухой, но я хочу знать и о твоих трудностях. — Она подняла на него глаза. — У тебя раньше не было жены. И ты в замешательстве, но я объясню. Жена — это не наложница, с которой только развлекаешься. Жена для того, чтобы с ней ссориться и ей жаловаться — чтобы облегчать душу, а не только тело.
Он запер дверь.
— Очень хорошо. Отныне каждое мое письмо будет наполнено горестями. Но ты должна делать то же самое. Ты мне вообще почти не писала, — упрекнул он.
