На осколках разбитых надежд (СИ) - Струк Марина (читаем книги онлайн без регистрации txt, fb2) 📗
— Он летчик-истребитель, Воробушек. Он вылетает на разведку позиций или сопровождает бомбардировщики во время заданий. Или ловит гостей от томми, когда те перелетают наши границы, — Иоганн помолчал немного, а потом продолжил после паузы. — Рихард рассказал мне о том случае, когда ты потеряла племянницу. Сочувствую твоей потере, Воробушек.
— Я не хочу об этом говорить! — отрезала Лена, не желая снова вспоминать об этом.
— Я просто хотел сказать, что мы, немцы, предлагали когда-то безвоздушную войну. Ты можешь не верить, но фюрер был когда-то против действий в воздухе и последствий этого. И у люфтваффе были строгие указания о ведении войны именно против военных объектов. Только после начала войны с Англией и бомбардировок наших городов нам пришлось ввести расширить директивы и ввести в них направление и экономической войны. Но стрельба по беженцам или бомбометание в поле… Это же не только противоречит всем указаниям, но и бессмысленно.
Лена почти ничего не поняла из его слов. Но просить пояснения не стала, разгадала по обрывкам, что он хочет донести до нее. Только покачала головой. Если немцы предпочитают делать вид, что они правы, пусть думают так и дальше. Время рассудит, кто прав, а кто виноват. По крайней мере, ей очень хотелось на это надеяться.
— Подожди, — придержал ее за руку Иоганн, видя, что она хочет уйти, не желая больше смотреть альбом и продолжать этот разговор. — Я же не показал тебе Адель.
Почему Лена думала прежде, что Иоганн говорит о предмете своей сердечной привязанности? Почему она не думала, что Рихард, взрослый мужчина, старше ее годами, не чувствовал что-то серьезное к какой-либо женщине? Наверное, это был своего рода самообман, в котором в прошлом Рихарда не могло быть ничего подобного. Или ее тайное желание, о котором она даже не подозревала до этих пор, как не увидела ту, что когда-то украла сердце Рихарда, по словам Иоганна.
Ослепительно красивая молодая женщина с темными волосами до плеч и темными глазами. Стройная и высокая, под стать Рихарду. С женственными изгибами и длинными ногами, как успела рассмотреть Лена, на одной из карточек, где Рихард и Адель стояли у теннисной сетки с ракетками в руках. Но больше ее поразила цветная карточка с какого-то вечера. Алое шелковое платье, белый мех широкого палантина, блеск бриллиантов на шее и в ушах, алые губы под цвет платья. Адель была просто ослепительна. От нее было невозможно оторвать взгляд. Неудивительно, что Рихард, стоявший рядом и на этом фото, так смотрел на нее, что у Лены все внутренности скрутило в тугой узел.
— Эта карточка была сделана на приеме в «Кайзерхоффе» в 1939 году по случаю дня рождения Адели, который устроили Брухвейеры. Ей исполнялось двадцать лет тогда. Герману Брухвейеру, моему полковому товарищу, повезло — он сумел подняться после Первой мировой войны и разбогатеть на ценных бумагах. С его помощью и мы поправили немного дела. Дочь моего давнего друга, молодая, красивая и наследница неплохого состояния — чем не идеальная пара для моего Фалько? Признаюсь, это я протежировал знакомство и последующий роман Адели и Ритци. Часто приглашал семью Брухвейеров погостить то здесь, в Розенбурге, то в нашем шале в Альпах. У молодых было столько общих интересов, неудивительно, что они полюбили друг друга. Мы все ждали их обручения. И оно состоялось именно в этот день. А потом… — Иоганн помрачнел. Голос его стал звучать глуше прежнего, словно ему было тяжело говорить дальше. — Потом Рихард подал рапорт о разрешении брака. И во время проверки на его возможность открылось, что Адель «нечистая» немка. Ее мать признавалась еврейкой по новым законам, так как была рождена от смешанного брака еврейки и немца. Оказалось, что бабушка Адели оставила когда-то семью ради любви. Бедная Этта, мать Адели, даже не подозревала, что ее мать нечистой крови! Им пришлось бежать из Германии в ту же ночь, чтобы избежать… последствий…
Лена не могла не вспомнить при этом о Лее и других несчастных, которых согнали в гетто из-за их происхождения. Неужели и здесь, в Германии, с евреями обходились также жестоко? Неужели под трудовыми лагерями, о которых она слышала по радио, подразумевается именно такое место, которое видела Лена в Минске? Место медленного целенаправленного уничтожения.
— Разумеется, ни о каком браке офицера люфтваффе и «запятнанной еврейской кровью» не могло быть и речи. Даже Герману предложили отказаться от жены и дочери, иначе и его ждали бы огромные неприятности. Герман притворился, что готовит документы о разводе, а сам тайно переводил свое состояние заграницу. Сейчас они в Швейцарии, насколько мне известно.
Лена на мгновение пожалела девушку с фотографии, жизнь которой разрушилась в один миг. Потерять все — родину, свое положение, любовь и будущее — было действительно ужасно.
— А Рихард?.. — смотреть на любовь, которой светился его взгляд на снимке, почему-то было больно. Поэтому Лена поспешила отвести взгляд от фотокарточки.
— Мы все были тогда шокированы открывшимися обстоятельствами. И Фалько не исключение. Еврейская кровь! Кто бы мог подумать! Я ведь крестный отец этой девочки! Она христианка, рожденная в Германии! Безумие! Рихард оказался перед тяжелым выбором. Он только получил свой первый крест за бои над Польшей. И он давал присягу… Согласись, сделать выбор между любовью и честью, между девушкой и своей страной очень сложно. Особенно понимая, что, выбирая одно, ты определенно предаешь другое.
— Он отказался от нее?
— Не надо, не думай так о Фалько! — недовольно произнес Иоганн, распознав чутким ухом нотки в голосе Лены. — Бедный мой мальчик! Я никому не пожелаю такого выбора. Он цеплялся за невозможное до последнего. Он надеялся, что произошла ошибка, все ходил по службам и требовал тщательной повторной проверки. Потом я устроил встречу с Герингом. Герман (да, он тоже Герман) обладает определенным весом в нашей стране. И он мог бы все решить. Но было поздно. А тут еще вмешалась Аннегрит! Фон Ренбеки — знатный род. В нашем роду с Анне — фон Кестлин — тоже никогда не было еврейской крови. Аннегрит и так с трудом принимала возможность этого брака. Брухвейеры были не нашего круга, только деньги открывали им двери гостиных приличных домов Германии. А тут нечистая кровь… Я знаю, что Рихард ездил в Швейцарию к Брухвейерам, пока это было возможно, несмотря на все предупреждения от начальства. И что писал Адели почти год. А потом случилось вторжение в Британию. И Адель вернула кольцо, считая, что Рихард сделал свой выбор. Это было самое правильное решение, как нам всем тогда казалось.
— А сейчас? Что вы думаете сейчас? — спросила Лена. Иоганн грустно улыбнулся и захлопнул альбом, потом передал его Лене.
— Я хочу, чтобы мой мальчик снова захотел жить. Для этого я даже готов закрыть глаза на еврейскую кровь. И потом, Адель — еврейка только на четверть. А у Германа связи в Британии и Америке…
Иоганн вдруг замолчал, словно поймал себя на том, что говорит лишнее. И Лена не стала переспрашивать, понимая, что он не желает говорить об этом. Больше об Адели они не говорили. Лена почитала на ночь немцу очередную пьесу Шиллера, слог которого тот очень любил, а потом, когда Иоганн заснул, направилась к себе. Правда, ушла к себе не сразу. Прежде заглянула в комнаты Рихарда, скользнув в темноту покоев украдкой.
Часть мебели была накрыта чехлами, которые тут же напомнили своим видом, что комната сейчас нежилая. Но в воздухе Лене показался знакомый запах сигарет и одеколона Рихарда, отчего вдруг навернулись слезы на глаза. Ей не хватало его. Его присутствия рядом. Его голоса. Шопена или Бетховена по вечерам. Ей так его не хватало, что она боялась этих чувств.
Нельзя. Ей нельзя все это чувствовать. И ждать его возвращения. Он немец. Она русская. И он любит другую.
Лена прикусила губу и быстро прошлась по комнате, вспомнив, зачем она зашла сюда. Осмотрела внимательно все редкие фотокарточки в рамках, которые нашла на комоде и полках на стенах. Только семейные портреты и снимки самого Рихарда, как одного, так и с товарищами по полку. В том числе и групповой снимок на вечере с фюрером. Лена отставила его быстро, словно обожглась о серебряную рамку. Фотографий красивой брюнетки не было нигде, и это обрадовало ее. Конечно, миновало почти два года, если вести отсчет от начала войны с Англией.
