Жена самурая (СИ) - Богачева Виктория (книги бесплатно без регистрации TXT, FB2) 📗
Она ведь носит дитя, ты знала? Кенджи-сама не так давно рассказал нам.
Такеши лишился руки, Наоми-сан заболела, и никто не знает, что могло произойти в поместье за то время, пока до нас шли эти вести. Немудрено, что Кенджи-сама ушел в палатку, как только дочитал письма. А сегодня утром я увидел его и не узнал.
Мы медленно продвигаемся вглубь, и нас встречают покинутые минка и выжженные рисовые поля. Я бывал во многих сражениях — им нет числа — но страшнее войны, чем та, которая идет сейчас, не видел.
Страна захлебнулась в крови, Ёрико. Крестьяне бросают дома и жгут урожай, а воины сражаются с такой отчаянной решимостью, словно смерть идет за ними по пятам. А может, так и есть.
Мы не берем пленных и убиваем раненных врагов. Кенджи-сама казнил шестерых из клана Токугава за их неподчинение приказам. После этого выжившие стали гораздо покорнее.
В последние дни наступило затишье. За ним грянет буря — тяжелый воздух пропитан бедой, но пока мы проводим дни в монотонной ходьбе, и я трачу свободное время на воспоминания.
Это ведь первый столь длительный поход, в котором ты меня не сопровождаешь. Сколько нам было, когда ты начала сражаться вместе с Фудзивара? Верно, четырнадцать. Десять лет мы провели бок о бок.
Кенджи-сама как-то сказал, что моей смерти будет достаточно, чтобы искупить наши проступки. Я отдал тебе приказ, а ты лишь подчинялась своему господину. Я предвижу, как заденет твою гордость и честь мои слова. Я никогда не предложил бы тебе подобное раньше, но теперь у нас родилась дочь. Потому я прошу тебя — подумай. Девочке понадобится мать. Хотя бы затем, чтобы рассказать ей про отца.
В пути я сложил для тебя хокку:
«Будто в руки взял
Молнию, когда во мраке
Ты зажгла свечу*».
— Тайра сожгли Кофуку-дзи!
Фухито отбросил в сторону палочку для каллиграфии, когда поздним вечером встревоженный Нарамаро распахнул полог его палатки, и плавно поднялся с колен.
— Весь монастырь! — в руках Татибана сжимал узкую полоску бумаги. — Все монахи, которые остались, мертвы.
— Как они узнали, что мы отправляли туда письма? — Фухито нахмурился.
Нарамаро принес дурные вести — те самые, вслед за которыми грянет буря. Еще в дни зарождения войны они обращались в монастыри, пытаясь склонить на свою сторону монахов. Кто-то поддержал их, кто-то — Тайра. И вот теперь они узнали, что Тайра сожгли монастырь, монахи которого к ним присоединились.
— Мы должны предупредить Энряку-дзи, — Фухито отбросил за спину распущенные волосы — никак не мог привыкнуть к ним; к тому, что не имеет теперь права убирать их в прическу, которую носил каждый самурай. — Они тоже помогли нам. Тайра могут напасть и на них.
— Я разбужу Кенджи-саму, — Нарамаро кивнул и уже повернулся, чтобы выйти, когда Фухито придержал его за локоть.
— Постой. Он устал. Ему нужно немного покоя. И нам не стоит медлить, я поскачу к ним сейчас же.
— Фухито, мы можем отправить кого-то из воинов. Ты должен быть здесь, — Нарамаро покачал головой.
— Это будет неуважительно. Они ответили на наш призыв… — Фухито оборвал себя на половине фразы, не договорив. Он помолчал немного и посмотрел другу в глаза. — Я думаю, что мне будет лучше уехать. Хотя бы на время.
У Нарамаро не нашлось для него слов. Он замечал — не мог не замечать — косые взгляды, которые сопровождали каждый шаг Фухито. Многие в их войске осуждали нахождение Фудзивара вместе с ними. Он был для них самураем, нарушившим свои клятвы; человеком, обреченным на смерть. Его распущенные волосы служили ежесекундным напоминанием о его проступках, и не позволяли никому ничего забыть.
Нарамаро, который никогда не одобрял жестоких методов кланов Минамото и Фудзивара, спустя какое-то время был готов отдавать приказы и наказывать палками тех, кто косо смотрел на Фухито. Не говоря уже о тех, кто осмеливался высказывать свое неодобрение вслух. Остановил его Фухито. Никакие порки не смогли бы повлиять на настроения среди солдат и изменить их мнение.
— Пообещай мне вернуться, — Нарамаро вздохнул, потому что все понимал. Он растрепал волосы и криво — так не похоже на себя! — улыбнулся. — Вот и расходятся наши с тобой пути, — только и сказал он, и в том, что было не произнесено, заключалось много больше смысла.
— Я вернусь, — Фухито усмехнулся в ответ и повернулся к низкому столику, на котором лежало незаконченное письмо жене. Он быстро скатал бумагу в свиток и протянул Нарамаро. — Отправь Ёрико.
Он проводил друга до границ разбитого на ночь лагеря и по старой привычке придержал коня за поводья, пока Фухито его седлал.
— Скачи через горный перевал, — сказал Нарамаро. — Так дольше, но безопаснее, — он взлохматил волосы на макушке. — Что я скажу Кенджи-саме?
Фухито вернул ему быструю улыбку.
— Скажи, что я скоро вернусь, — он поправил на поясе катану, взял в руки поводья и тронул коленями коня.
Нарамаро провожал его с тяжелым сердцем и долго смотрел вслед, пока не перестал что-либо различать в темноте.
***
Такеши застонал, когда в очередной раз рухнул на землю. Его не волновали синяки на груди, не волновали отметины на лице, что оставались после таких падений. Лишь отрубленная рука, неловкая левая культя, которой каждое его движение причиняло боль. Он передохнул с минуту и вновь вернулся в упор лежа — отжиматься на одной руке. Последние две недели, насколько можно было верить его ущербной системе подсчета времени, он только этим и занимался: отжимался, прыгал, нещадно тянулся, возвращая телу утерянную гибкость.
Хоши, которая зачастила к нему, часами могла наблюдать за ним, сидящем на шпагате. И Такеши наконец-то убедился, что девочка ему не привиделась в горячечном бреду.
— Тебя не ищут в поместье? — спросил он ее как-то.
— В поместье нет ни дедушки, ни дяди. Меня некому искать, — бесхитростно отозвалась Хоши, и Такеши вскинул брови в немом изумлении. Он приучил себя ничему не удивляться, но наивность девочки ошеломляла его всякий раз. Попроси он — и она принесет ему ключи от подземелья? Такеши был уверен, что да.
В клане Тайра не просто не уделяли должного внимания ее обучению и воспитанию; похоже, за все неполные девять лет с ней толком и не говорили. Раз девочка начисто лишена понимания того, кто есть враг, и какие вещи можно обсуждать с представителем клана, с которым воюет ее.
Такеши тяжело поднялся с земли и поморщился. Собственное тело ныне казалось ему чужим. Неповоротливо-грузным. Он пробыл в неподвижном оцепенении непозволительно долго. Недели, месяцы…
— Какой сейчас месяц? — он посмотрел на Хоши, которая, в свою очередь, пытливо разглядывала его.
— Цукимидзуки*.
«Уже началась осень».
— Такеши-сама, — голос Хоши был тих и нерешителен.
Она смотрела на него, склонив голову набок, так, чтобы волосы закрывали обезображенную половину ее лица.
— Наоми Минамото приходится вам женой?
— Почему ты спрашиваешь? — насторожившись, он подошел к прутьям решетки и прижался к ним почти вплотную, едва ли не нависая над девочкой.
Она отшатнулась испуганно к стене и отвернула лицо.
— Я слышала разговоры слуг, — невнятно пробормотала Хоши. — Наоми-сан носит дитя.
Уже в который раз Такеши показалось, что его ударили по голове. Он пошатнулся! Он, человек, который бегал по бамбуковым палкам, перекинутым с крыши на крышу, с завязанными глазами! Он пошатнулся и стиснул в кулаке единственной руки железный прут. Второй, отсеченной, он стиснул невидимый воздух в невидимых пальцах.
Только когда он услышал испуганный вопрос Хоши, понял, что застонал вслух.
— Все в порядке, — выдавил он сквозь плотно стиснутые зубы.
Казалось, ему отрубили вторую руку — столь мучительным было появившееся чувство. Столь мучительным и столь знакомым. Последний раз так было, когда он узнал о предательстве старшего брата и убийстве матери и сестер.
Наоми теперь что одинокий воин на равнине. Открытая и очень заманчивая цель.
