Запретный плод - Холли Эмма (онлайн книги бесплатно полные TXT) 📗
– Что ж, – хмыкнул он, – я должен отблагодарить тебя за твои старания. Ты ведь ждешь этого?
Флоренс кивнула и закрыла глаза, позволяя трогать и целовать свое разгоряченное тело.
Когда ей стало так хорошо, что это было невозможно скрывать, она простонала имя любимого.
Глава 17
Флоренс трудно было поверить, что все это происходит наяву. Эдвард любит ее! Эдвард доверяет ей! И он улыбается всякий раз, как встречается с ней взглядом.
Они пробрались на кухню – на цыпочках, опасаясь разбудить герцогиню или прислугу, и набрали целый поднос провизии. «Подкрепиться», как сказал Эдвард. На Флоренс была надета только широкая рубашка графа – единственный предмет одежды, который он пожелал на ней видеть. Сам граф вел себя крайне непристойно: постоянно зажимал девушку в укромных уголках или дотрагивался до ее зада и груди, якобы проверяя, не замерзла ли она. Казалось, он абсолютно не может держать руки при себе.
Потом они вернулись в спальню и, забравшись с ногами на кровать, принялись за еду. С подноса, поставленного на одеяло, стремительно исчезали фрукты и бутерброды с сыром и ветчиной.
– Я страшно голоден! – в который раз объявил Эдвард, отрезая серебряным ножом кусочек яблока и угощая им Флоренс. – А еще у меня навязчивое желание все о тебе знать.
– Все-все? – лукаво улыбнулась девушка. Граф окинул ее недвусмысленным взглядом.
– Все-все, – повторил он и коснулся пальцем ее нижней губки. – Например, какое слово ты произнесла первым. Любимый цвет. Как звали твоих школьных подруг.
Флоренс прильнула щекой к ласкающей ее ладони и чуть не замурлыкала.
– Моим первым словом было «киса». Не «мама», а «киса», представляешь? Любимый цвет... хм, пожалуй, синий. А моим лучшим другом – в любом возрасте – был мой отец. Он умел снизойти до моего уровня, даже когда мне было пять лет, поэтому с ним было очень легко дружить. А еще он был очень веселым человеком.
– «Киса»! – Эдвард усмехнулся. – Это еще что! Моим первым словом было «бум». Я был совсем маленьким, и когда ползал, постоянно что-то ронял. Отсюда и «бум». Любимый цвет – вишневый. А моим лучшим другом всегда был Фредди. Хотя на какое-то короткое время он был вытеснен из моего сердца маленьким пони. Планкетт, так я назвал свою первую лошадь.
– Какое странное имя!
– Это фамилия нашего учителя грамматики. У него были узкое лицо и длинные зубы. И при этом такое благодушное выражение лица. Точь-в-точь как у пони. – Эдвард окинул взглядом Флоренс и улыбнулся. – Тебе это все интересно?
– Ужасно!
– Тогда можно еще вопрос? Как умерла твоя мать? – спросил Эдвард неуверенно, словно боялся обидеть Флоренс.
– Мне было тогда всего три года, – вздохнула девушка. – Она умерла при родах. Малыш – это был мальчик – тоже погиб. Не волнуйся, меня не расстроил твой вопрос. Я почти не помню матери, только по рассказам отца. Они родились в одном городке и с детства любили друг друга. Папа рассказывал, что никогда больше не встречал такой умной и красивой женщины. После ее смерти он словно погас. Я думаю, только мое существование помогло ему пережить потерю жены. Знаешь, – Флоренс мягко улыбнулась и снова потерлась о ладонь Эдварда, – когда я встретила Фредди, то сразу, подумала: вот таким, наверное, был бы мой брат.
Эдвард осторожно взял ее руку и поцеловал открытую ладонь.
– Я не знал, что, кроме матери, ты потеряла еще и брата.
– Такое бывает. Хорошо, что тогда я была крохой. Отец и его любовь сполна заменили мне умершую мать. Старушки из прихода прозвали его «наседкой», но он не обижался.
– Старушки из прихода? – усмехнулся граф.
– Да. В каждом приходе есть такие. Им всегда до всего есть дело. Впрочем, это вполне невинные создания, просто у каждого свой способ разогнать тоску. К моему отцу они всегда относились тепло. – Образ викария всплыл в памяти: доброе, ласковое лицо, чуть удивленные брови, теплая улыбка. – Он был чудесным человеком и прекрасным отцом. Вот только с деньгами не умел обращаться, но разве это важно для служителя церкви?
– Он полагал, что Бог пошлет ему помощь в трудный момент? – усмехнулся Эдвард.
– Это точно! – засмеялась Флоренс, толкнув его в плечо. – Впрочем, он не знал нужды до самой смерти. Похороны забрали остатки средств.
– А эта твоя способность привлекать к себе животных? – сменил тему Эдвард.
– Скорее, ужасающее проклятие, – снова рассмеялась девушка. – Маленькие дети, кстати, тоже тянулись ко мне. Это у меня с раннего детства. Сколько себя помню, все кошки в округе липли к моим ногам, стоило мне выйти из дому. Те же старушки из прихода назвали меня Мисс Сардина, представляешь?
– Бедняжка! – фыркнул Эдвард насмешливо. – Тебе приходилось несладко!
– Смейся, смейся, негодяй! – Флоренс принос творно нахмурилась. Ей все еще казалось странным, что она может так просто разговаривать с Эдвардом, словно рядом с ней был ее друг Фредди. – А между тем я боялась долго задерживаться на улице, потому что какой-нибудь кот понаглее мог затеять драку за место у моих ног.
– Я и говорю – бедняжка! – снова засмеялся Эдвард. – Но должен признаться, что мой вкус совпадает со вкусом кезикских кошек и маленьких детей.
Последнюю фразу он проговорил задумчиво, гладя рукой обнаженную щиколотку девушки. Поразмыслив немного, он снова погладил ее ногу, уже настойчивее и значительно выше.
– У тебя было интересное детство, милая.
Флоренс сразу поняла, о чем он думает. Его собственные детство и юность прошли в куда менее теплой обстановке – равнодушный отец, хрупкая, запуганная мать, друзья, которые на самом деле были ниже по положению, а значит, всего лишь слуги графа Грейстоу. Девушка догадывалась, что Эдвард не ждет ее сочувствия, но все равно жалела его. Самым близким существом для маленького Эдварда был его брат, вспомнила она. Что ж, ему повезло, что у него есть брат!
– Расскажи о своем детстве, – попросила Флоренс и поправила Эдварду волосы. – Фредди успел кое-что мне поведать, но не так много.
– Да нечего особо рассказывать. Мой брат был для меня единственным, что скрашивало детство. Иногда мы играли в рыцарей, иногда он доводил до белого каления наших учителей, а я его прикрывал от отца...
– И научил его плавать.
– Ты знаешь? – Эдвард задумчиво смотрел в сторону окна. – Это одно из лучших воспоминаний, честное слово. В то время мы оба плохо плавали, но с годами ученик превзошел своего учителя. У меня до сих пор хранится его награда.
Он быстро перекатился на бок и спрыгнул с кровати. На минуту он вышел из спальни, а затем вернулся и протянул ей золотую медаль на потертой голубой ленте. Вид у него был весьма торжественный, и у Флоренс сжалось сердце. Почему-то ей ужасно захотелось вернуться в то время, когда Эдвард был мальчиком, когда суровое воспитание еще не заставило его спрятаться в раковину самоконтроля. Ей захотелось занять на то время место его матери, чтобы защитить его от отца, жестокой рукой правившего семьей и продолжавшего до самой смерти любить постороннюю женщину.
– Значит, ты действительно сохранил эту медаль?
Эдвард снова сел на кровать рядом с ней.
– Даже в том юном возрасте я понимал, что однажды захочу подержать в руках приз, который выиграл Фредди.
– Из тебя получился отличный брат!
На мгновение лицо Эдварда помрачнело, но тотчас осветилось улыбкой.
– Э, нет! Это Фред был отличным братом. Знаешь, у нас было не такое уж и суровое детство. Мы никогда не знали нужды – я имею в виду, что у нас всегда было вдоволь денег, и мы могли получить все, что угодно. Думаю, таким образом отец пытался проявить свою любовь к нам. По-другому он не умел. Он сделал все, даже перешагнул через свою любовь к женщине, чтобы его семья и дети никогда не узнали нищеты. Он слишком хорошо помнил, как наш дед почти довел семью до разорения.
– Он делал это не столько для вас, сколько для себя. И это не значит, что вы всю жизнь должны были жить по армейскому режиму, чтобы оправдать его доверие.
