Продавцы теней (СИ) - Друбецкая Марина (книги полные версии бесплатно без регистрации txt) 📗
— Что стоишь пялишься? Убирай! — крикнула Зарецкая. Горничная бросилась подбирать осколки. — Да не руками! Веник неси! И не смей глазами лупать! Завтра место себе ищи, дура!
Ночью Ожогин пришел к ней, и она приняла его как обычно, не задавая вопросов. Но, когда он уснул — это случалось редко, обычно он уходил спать к себе, — она долго оглаживала взглядом его лицо, словно прощалась с ним, и думала том, о чем задолго до нее — опытной, сильной, прожившей жизнь, — в далекой Москве думала маленькая девочка Ленни. О том, что у него всегда будет своя жизнь, в которой ей не найдется места. И о том, что все ее надежды — иллюзорны. Только в отличие от Ленни она не готова была это принять.
Глава XXI. Жизнь врасплох
В конце апреля автоколонна въезжала в Ростов. Следующим пунктом значился Харьков. Предполагалось, что финальной точкой маршрута станет Симферополь, а ключевым моментом — запечатление на пленку гастрольных спектаклей Художественного театра в Харькове. Команда прибывала в город, устраивалась на ночлег — чаще всего в гостиницу, если таковая имелась, или по рекомендации городского главы в частный дом. Если в городке имелась ресторация, то Неточка успевал прочитать там лекцию о том, что кино — «самый надежный проводник самых эфемерных общественных явлений». Утром, не самым ранним, поскольку все в группе оказались сонями, Ленни, Неточка и Колбридж отправлялись на разведку с кинокамерой, в которую был заряжен моточек пленки. Каждый моточек — десять минут.
Генеральная идея Ленни была на грани возможностей и казалась мало осуществимой. Но «мало» не значит «не». Среди местных жителей — прохожих, служащих почты, торговцев, чиновников, гимназистов — надо было выявить персонажей, с которыми в течение дня могло бы произойти нечто. Скажем, идет по улице гимназист, очевидно, хочет прогулять занятия. То кошку учит прыгать через лужу, то торчит около витрины, разглядывая новейший «Ундервуд», но стрелка уличных часов показывает, как неотвратимо приближается время контрольной по алгебре. Съемочная группа оставляет ушастого трусишку в форменном костюмчике около дверей гимназии. Далее идет калейдоскоп городских событий, но в конце десятиминутной фильмы мы снова видим мальчишку, который мчится по улице вне себя от счастья: голова закинута, руки дирижируют радостный марш, он перегоняет конку, застрявшую на перекрестке, и летит дальше. Титр сообщает: «Победа. Сошлись все ответы!»
— Ну, что-то в этом роде, — заканчивала обычно Ленни объяснения Колбриджу.
Тот почесывал нос, быстрым движением массировал щеки и поворачивал голову к Неточке. Тот доставал из карманов листочки, сортировал их и сообщал результаты утренних изысканий.
Потом снимали до темноты: «мотор» — «стоп», «мотор» — «стоп» — на крыше фабрики, в больнице, куда привезли роженицу, в мастерской портного, шьющего свадебный наряд, всюду-всюду-всюду звучали команды Ленни, следуя которым Колбридж включал и выключал камеру.
А вечером наступало время химика-проявщика Михеева. Он забирал пленки в лабораторию, проявлял, сушил и печатал. На следующее утро Ленни и монтажер, скромная старая дева по имени Лилия, которую с Михеевым связывали неясные, «не-про-явлен-ные» отношения, садились склеивать сюжеты в одну фильму минут на двадцать. На шесть вечера назначали местную премьеру драматического киножурнала «Ваш город — ваша фильма». Первым делом показывали, что снято в этом городке, и добавляли журналы, снятые раньше. После премьеры — повторы еще на двух сеансах.
«Естественная драматургия… Спонтанная драматургия…» — молился Неточка каждое утро. Он один в команде был «жаворонком» и уже ранним утром отправлялся на поиски сюжетов. Из разговоров с Ленни Неточка почерпнул тезис «жизнь врасплох», хотя Ленни пыталась объяснить, что хочет показать всего лишь обыденную жизнь. Один человек просыпается, другой чистит зубы, третий варит яйцо — «в общем, весь город просыпается как единое существо».
Монтажерка Лилия подошла к ней как-то и прошептала:
— Елена Себастьяновна, поведение господина Буслаева предвещает неладное. Его религиозное поклонение кинокамере и механическому глазу, как он величает объектив, приобретает экстатические формы.
— Совсем с головой ку-ку, — буркнул, проходя мимо, Михеев и добавил, когда его никто не слышал: — Морфинист чертов!
— Вчера повздорил с местным доктором, — продолжила Лилия, — который позволил себе замечание, что футуристическому кино не хватит психологизма, чтобы по-настоящему увлечь аудиторию. Доктор — поклонник Станиславского, а наш схватился за штатив — и в драку. Еле удержали!
Евграф Анатольев слал им в каждый город телеграммы — то с восхвалениями, то с обещанием навсегда оставить их в Орле, лишив вспомоществования, если они не снимут скачки, задуманные орловским фабрикантом. «Управитель футуристического синематографа» дал несколько публикаций в общероссийские газеты, и акция приобрела популярность. В статьи был подпущен лирический туман о «кубистических аккордах воображения» и «воронках трепещущего света» — чувствовалась рука Неточки, недаром тот бегал на почту отправлять телеграммы.
Сеансы проходили по-разному. Иногда фильмам группы «Киноруки» — так они стали называть себя и так фигурировали на афишах — рукоплескали. Иногда не понимали, что происходит на экране, и требовали деньги обратно. В один прекрасный день Лилия предложила свои услуги скрипачки и с тех пор выступала во время сеансов струнным тапером. Случались и разного рода инциденты. Как-то устроил скандальчик владелец кондитерской лавки, который демонстрировал перед кинокамерой новейшие устройства для взбивания крема. На экране он не обнаружил свою «дочу», толстую деваху, которая пучила глаза и коса которой во время съемок то и дело лезла в чан с кремом.
На премьере кондитер негодовал, ссылался на закон о праве на собственное изображение, предлагал сделку. Пришлось снять, как девица поглощает горячий шоколад, и подарить ролик отцу.
Однажды в темноте кинозала к Ленни подошла дама, прячущая лицо за вуалью.
Ленни услышала фиалковый запах и испуганный шепот:
— Там у вас в фильме прогулка у реки. Вы сняли случайно меня и… Константина Гавриловича. Прошу, пожалуйста. Муж может увидеть… Моя жизнь рухнет…
Что делать: пришлось отправляться в монтажную и вырезать чужую измену.
В Харьков они прибыли, когда гастрольные спектакли Художественного театра были в разгаре. Билеты в цирк Миссури, где была устроена сцена, раскупили за месяц до приезда отца-основателя психологического театра. Местные дамы проводили чаепития в ресторации гостиницы, где остановился Станиславский, дабы завести знакомство или хоть увидеть краем глаза небожителя.
Идея пустить съемочную группу мадемуазель Оффеншталь за кулисы Станиславскому не понравилась. Он счел, что киносъемщики похожи на авантюристов. Потребовал к просмотру фильму, которую показывали в предыдущем городе. Смотреть пленку на монтажном столе в грузовике отказался — да и затащить туда кресло для священного тела оказалось непростой задачей. Арендовали зал в недавно построенном кинотеатре «Лунный свет». Кресла и диванчики с прелестной плюшевой обивкой и занавес в виде крыльев гигантской бабочки.
Показывали фильму, которой Ленни гордилась больше всего. Происходящее на экране Станиславский назвал «кубистической кутерьмой, недодуманной и недоделанной». И заявил, что «не считает нужным ставить над его труппой эксперименты подобного рода».
Ленни не расстроилась. Без сложной системы многочисленных кинокамер, которые надо устанавливать и на сцене, и в будке суфлера, и за кулисами, и в партере, не передать в синематографе очарования театрального спектакля. И уж точно не снять без подготовки закулисный вертеп. Работа с Колбриджем приучила ее к тому, что идея ценна, если ее действительно можно реализовать на экране. Фантомы и иллюзии — она помнила, что с этими штуками надо все время быть настороже.
Но не такой человек Евграф Анатольев, чтобы уступить Станиславскому. Он обещал представить «живую ленту» о мхатовских гастролях и никакое «нет» его не устраивало.
